Русалочья кровь

Глава 10

Маруся присела на краешек дивана.

— Деточка, Настя, проснулась?

— Где я?

— Дома, в обители.

— Почему мне так плохо?

— Ты не помнишь?

Настя повернулась на бок, попыталась встать. Застонала, схватилась за Марусю. Та поддержала.

— Что у меня с руками? Почему они такие? Дай мне зеркало.

Маруся помолчала, погладила Настю по спутанным волосам.

— Дай мне зеркало, — закричала Настя. — Моё бирюзовое зеркальце.

— Оно разбилось. Тебе лучше не смотреть, деточка.

— Почему ты меня сегодня так называешь?

— Я детей всегда хотела. Я тебе рассказывала, что Родион мой обещал, жених несбывшийся. А как забрала меня вода, то сотню лет одна я куковала в Жиринке нашей, пока ты не появилась. Ты как дочка мне стала, сердечко моё радовала. Давно хотела тебе сказать, да всё не решалась.

— И сейчас? После всего как дочка?

— Да, девонька. И сейчас. Но я больше тебя не чувствую, как часть рода. Чёрная Жемчужина до тебя не дотягивается.

Настя вздрогнула, прижала руки к груди и сдавила с силой ладони. Тусклое сияние окутало пальцы, пролилось жидкой зеленью. Маруся испуганно охнула.

— Настенька. Что же ты натворила?

— Кажется, я создала новую Жемчужину. И человека опустошила до дна.

— Проклята ты, проклята! — Маруся испуганно отшатнулась. — Надо деда Потапа звать, пусть посмотрит. Может, подскажет чего.

Дед Потап явился на третий день. К тому времени Настя уже рассмотрела себя со всех сторон — уродина уродиной, на пугало похожа. Вместе с красотой ушла и способность наводить морок, превращаться в человека. Катя и другие девушки от неё шарахались, близко боялись подходить, будто заразная она. Маруся только рядом сидела, по волосам гладила, шептала успокаивающее.

Маруся же и поведала о последних событиях и ядовитом дожде, к счастью, кратковременном — серьёзно никто не пострадал. Несколько лёгких ожогов у людей и животных. Самым обсуждаемым происшествием стали выпавшие волосы у местной блогерши, хотя, ходят слухи, что она сама их сбрила для эпатажа.

Настя бездумно щёлкала каналы — стандартный, скучный набор передач. По местному телевидению постоянно крутили новости про ход расследования. Самыми популярными версиями были радиоактивные осадки, экологическая катастрофа и происки инопланетян. За день в Сервуге появились три уфологических общества, новая секта Свидетелей Осадков и пять магазинов с дождевиками и зонтами.

Маруся неохотно призналась, что Настю нашли оборотни на своей территории и передали русалкам с последним предупреждением. Следующее нарушение грозило обернуться официальной войной. Девушки пытались узнать насчёт тела Славки, звонили в Сервужский крест, но оборотни как в рот воды набрали. Не видели, мол, никого и ничего.

Дни ожидания протекли быстро и явился Дед Потап. Он был старым, гораздо старше Маруси. Было подозрение, что живёт он с самого сотворения мира, но никто напрямую спросить не решался.

Заговорил дед не сразу. Постоял, помялся, огладил бороду, тину с усов стряхнул. Заворчал угрюмо.

— Учишь, учишь их уму разуму, а толку не было и нет. Как были девками глупые, такими и остались.

— Ну уж прости нас, батюшка водяной, — Маруся уважительно поклонилась. — Не оставь нас помощью своей.

Потап обошёл вокруг Насти, волосы потрогал, подёргал, всю рассмотрел.

— А и думать тут нечего. Закон она преступила, а за это кикиморой болотною сделалась. Как есть кикимора. Давненько я таких не видывал.

— А вспять повернуть можно?

— О таком не слыхал, — отрезал водяной. — Ежели и есть средство, мне неведомо.

Маруся побледнела, затеребила нервно шнуровку платья. Она вспомнила, как много звёздных ночей назад она встретила Настю. С тех пор огромная вина давила ей на плечи, а сейчас стала практически нестерпимой.

Часто снилось Марусе, как девочка с русой косой приходит на берег под кривую ракиту. Зелёные глаза лучатся озорством и весельем, на щеках — ямочки, на устах — улыбка.

Маруся любовалась, спрятавшись за корягой. Такая же ясноглазая дочка могла у неё родиться, если б батюшка согласился за Родиона отдать. А вон как случилось. Нелюбимому просватали.

Вспоминала Маруся, как одна она жила в Жиринке, как тоскливо ей было. Только слежка за Настенькой и скрашивала мутные дни и длинные ночи.

Годы бежали как реченька, девочка её росла и расцветала. Стали парни заглядываться, подарки делать. Один очень уж хорош был — Василий, кузнеца сын. Добрый, ласковый, да и силой не обижен. Но Настенька нос от Василия воротила, мимо проходила.

А однажды увидела Маруся, что встречается дочка её названная под кривой ракитой с чернявым пареньком, Иваном. Затейник он первый был в соседней деревне — и на дудочке сыграть, и в любви признаться, и над девками пошутить.

Смотрела на него Настя блестящими глазами, голову на плечо доверчиво клала, позволяла себя обнимать, да целовать. А он, бесстыдник, не первую девицу открутил и бросил. И слава дурная шла, а они за ним всё равно хвостом бегали.

А как увидела русалка, что плачет Настенька украдкой, так сразу всё и поняла. Обманул, разбил сердце девичье. Жалко дочку названную стало и своего Родиона вспомнила, что клятвами страшными божился её не забыть, ни на кого не променять, а сам женился скорёхонько.

Отозвалось предательство болью в сердце, да толкнуло на грех смертный — утопила она того Ивана. Как купаться полез, так за ногу схватила и утянула. Сопротивлялся, отбивался, глаза пучил, губами шлёпал. Да где уж человеку с русалкой совладать.

Схоронили Ивана, как тело выплыло. Думала, полегче Насте станет. А она ещё больше убиваться начала. Под ракиту кидай вечер бегала, на воду глядела, по пояс заходила, руками по дну шарила, что-то искала. А потом оборотни случились.

Объявился чужой человек, черный, со взглядом звериным. Поселился за речкой, в старой избе, подлатал ее, подмазал. А через год собрал перевёртышей окрестных в стаю, вожаком сделался, главою. С тех пор в лесу люди пропадать начали — что ни седмица, то девицы или парня не досчитаются.

Марусе-то все равно было, пока люди не начали с полынью и крестами по лесу ходить, а детей и вовсе дома запирать. Тогда задуматься пришлось, как Жемчужину создавать новую, если перед парнем волосы чешешь, соблазн творишь, а он тебя святой водой брызжет. Но и тогда можно было простофилю какого-нибудь найти, голову окрутить, разум заморочить.

А потом оборотни загнали Настю. Зачем она в лес ночью пошла, одной ей и ведомо. Босая, с распущенной косой, в простой рубашке. Такой ее волки и встретили. То ли не голодны были, то ли поиграть удумали, но сразу не набросились, из кустов выскакивали и прятались, за спиной выли, глазами в потёмках зыркали, гнали по узкой лесной тропинке.

Маруся делами своими занималась русалочьим — на волнах качалась, ладонями по воде хлопала, когда вскрик услыхала. Показалось, что голос знакомый, она и вышла из речки, посмотреть, что делается. А там увидела, что несется ее девочка, Настенька, из леса да к обрыву, а за нею волк черный мохнатый с прихвостнями. Не успела Маруся ничего, как добежала до места, так и остановилась. Стая в лес унеслась, а Настя в крови лежала и дышала еле-еле. Догнали все-таки, нечестивцы окаянные.

Сделалось на душе Марусиной тяжело и тошно, единственная радость пропала, последняя отдушина. Если б могла, то утопилась бы с горя, да уж второй раз не получится. Наклонилась над Настенькой, пряди с лица отвела, по голове погладила, дышит еще родная, не забрала смертушка, не срезала тонкую березоньку, не увела за собой в царство вечное.

И решилась Маруся грех совершить. Встала, выпрямилась, руки к небу воздела, позвала воду за собой. Жиринка заволновалась, забурлила, пеной плеснула на берег. Туман сгустился, упал плотным маревом, белым колпаком накрыл девушек. Никто не видел, что там делалось, что творилось, но с тех пор стало в Жиринке на одну русалку больше.

Так что всё происходящее с Настей принимала Маруся на свой счёт. Винила себя, что русалкой ту сделала, не дала душе уйти спокойно; что учила плохо, законы навьи не донесла; даже порой жалела, что Ивана загубила. Вернуть бы прошлое, поговорить с этим Иваном, попугать, чтоб девочку не обижал. Глядишь, бы и сладилось у них.

— Кикимора, значит? — поджала Настя губы, зло прищурилась. — А есть другие, такие же?

— Раньше были, да все вышли — ответствовал дед Потап. — Еще до Маруси. Место-то болотистое здесь. Но иссохло помаленьку и пропали кикиморы. Куда делися — не знает никто. Знать померли без трясины сырой, а мож ушли.

— А что же мне делать?

— Что хошь, то и делай. Но из обители русалочьей уйти тебе надобно, а лучше из города. Нет мира промеж вашими родами. У кикимор чары, что желчь едкая, а у русалок — медовые, сладкие. Друг друга порушат они, изопьют, растопят. Там, где вода проточная бежит — не место застойной.

В углу комнаты плакала Маруся, комкала в руках голубой платочек в горошек. Настя ходила вокруг стола, бурча под нос — ни одной слезинки не выкатилось из ее глаз. Она не могла из Сервуги уехать, у нее столько планов и Николай. Пожалуй, можно переместиться на съемную квартиру, где она с любимым встречалась. А там она отоспится, в себя придет и найдет способ накинуть морок, чтобы красавицей казаться. А Зеленая Жемчужина поможет. Теперь не надо у Маруси силу клянчить.

Вещей у русалки было минимум, в рюкзак за десять минут покидала и готова. Маруся адрес выпросила, врать ей не стала, накорябала на листочке, где искать и полной грудью вдохнула, выскочила на улицу. В темноте под капюшоном лица не видно, рукавами толстовки пальцы сухие прикрыла и сошла за подростка, который не хочет быть узнанным.

Ночной воздух гудел цикадами, оглушал цветочными ароматами, слепил неоновыми рекламными огнями. Настя думала, что пропала способность то ли летать, то ли плавать по воздуху. Вот бы сейчас зависнуть над кронами этих стройных ясеней и медленно заскользить под луной в прохладных струях ветра. Нырнуть бы в воду, распугать мелких рыбёшек, пройтись по лунной дорожке, бледным лучом подпоясаться, звездами косы украсить.

Ан нет, тело теперь тяжёлое, спина к земле гнётся, с трудом ноги переставляются, на руках словно по гире привешено. Внутри ломит каждую косточку. Зато у груди сокровище припрятано — согревает, убаюкивает, зеленым светом мерцает. Если б не Жемчужина, не дошла бы до квартиры. Ввалилась в прихожую из последних сил и глазам своим не поверила.

Показалось, что напротив зеркало, а в нем она отражается, как была. Волосы русые, глаза зеленые с поволокой, яблочки на щеках и родинка под правым глазом. Настя помахала рукой, а отражение расхохоталось и уселось на пуфик.

— Хотела с тобой наедине поговорить, — заговорило отражение.

— Лиза? Это ты? Зачем мой облик накинула?

— Ты лучше скажи, что наше соглашение в силе, — ответила Лиза.

— Нет, не в силе. Теперь мне Жемчужина не нужна.

— Так я и знала. У меня подчиненные такие же. Никто обещаний не держит, чуть что — бегут с корабля. Но так просто ты от меня не отвертишься. Я тебя заставлю договоренность выполнить до конца.

— И как же? — Настя улыбнулась нахалке.