Знак черепа

Глава двадцать вторая. НА АБОРДАЖ!

… Разбит был бушприт и расколот руль

в один из горячих дней,

и было в бортах картечи и пуль

больше, чем ржавых гвоздей!

Майкл явился на ют с донесением. Он повязал лицо красным платком, чтобы скрыть бороду; второй платок на голове прикрывал его черную шевелюру. Золотые серьги болтались в его ушах, горбатый нос хищно раздувался — все показывало, что он предвкушает скорую битву. Могучие руки его, обвитые толстыми канатами вен, были обнажены; тяжелый палаш свисал у его бедра. На поясе, между широким кожаным ремнем и шелковой перевязью красовался целый небольшой арсенал из ножей и пистолетов.

Не довольствуясь этим, он заткнул еще пару пистолетов в хитроумно завязанные узлы своего шейного платка. Глаза его горели, устремленные куда-то в глубь себя; этот человек был явно одержим дракой. Он был идеальным бойцом, настоящим викингом, и не удивительно, подумал я, что Девис семь дней и ночей сражался с тяжело вооруженными испанскими кораблями и победил, имея за собой таких парней, как Черный Майкл.

Это был тип, который выкристаллизовался в британском горниле из римлян, норманнов и саксов, сплавленных в единое целое; тип, который способен был пронести Львиный Штандарт[69] по всем морям и пустыням и, однажды водрузив его, стал бы сражаться за него до последнего вздоха. Истинный воин, бесстрашный бульдог, он не знал поражений, потому что, пока в нем теплилась хоть искра сознания, его не покидала уверенность в победе. Глядя на стоявшего передо мной вчерашнего буканьера, энергичного, умелого и решительного, я верил, что и моему духу присущи подобные свойства.

— Мы должны держать их в заблуждении до последнего момента, — сказал я Майклу. — У них по девять пушек с каждого борта против наших пяти, да и калибр покрупнее. То же касается и бакового орудия. Пусть все, кто не может сойти за их сообщников, уберутся с палубы и не высовываются наружу. Стоит пиратам только увидеть голого туземца с копьем, и они тут же откроют огонь. Высота их бортов дает им все преимущества.

И в самом деле, баркентина имела множество преимуществ перед «Соколом». Прежде всего, она была двухпалубным судном, и пушки ее, расположенные на нижней палубе, были защищены не только с бортов, но и сверху толстым палубным настилом. На борту ее находилось не менее полусотни пиратов, а если прежняя команда «Сокола» была подобрана согласно требованиям Симпкинса, то она состояла из «надежных людей, знающих морское дело и умеющих постоять за себя». Благодаря высоте надводных бортов баркентины, пираты могли вымести палубу «Сокола» картечью и шрапнелью, точно метлой, к тому же плотная толпа наших меднокожих союзников представляла собой отличную цель для их мушкетных залпов.

— У них подняты абордажные сетки, — проворчал Майкл.

— Наши тоже нам не понадобятся, — ответил я. — Нельзя пускать их к себе на палубу.

— Верно, надо покончить с ними как можно скорее. Мешкать нам некогда. Взгляните на солнце — и на вашего темнокожего братца!

Он понизил голос, указывая на Мушманго. Тот стоял, с тревогой глядя на закатное солнце, слишком низко опустившееся над отдаленными вершинами горной цепи.

— Если битва затянется, — продолжал Майкл, — то с наступлением темноты черномазые побегут. Днем они дерутся как сущие дьяволы, но верят, что ночью без защиты жреца с его заклинаниями душу человека похищают демоны мрака.

— День кончится лишь через час, — возразил я. — И сумерки продлятся долго, поскольку солнце садится не в море, а за вершины гор.

— Это нам на руку, — согласился Майкл. — Хотелось бы знать, умеют ли островитяне метко бросать камни? У нас не так много пороха и ядер, зато большой запас ручных гранат.

— Раздай их всем, — приказал я. — Объясни, как поджигать фитиль и что произойдет, если вовремя не швырнуть гранату в цель. Постой-ка, мне кажется, на баркентине подняли какие-то сигналы. Можешь их разобрать?

«Золотая Надежда» находилась от нас на расстоянии полумили. Ветер, поутихший к вечеру, благоприятствовал нам, потому что «Сокол» чутко повиновался малейшему его дуновению, чего, судя по моему прежнему опыту, никак нельзя было ожидать от грузной и неповоротливой баркентины. На носу ее грохнул орудийный выстрел, и ядро шлепнулось у нас по курсу, взметнув фонтанчик брызг; на клотике фок-мачты появилось несколько сигнальных флагов.

— Черт их разберет, — в сердцах выругался Майкл. — Какая-то тарабарщина! Наверное, условный код.

— Отвечайте выстрелом из пушки, — распорядился я. — Надо отвлечь их внимание и заморочить им голову, раз мы не можем ответить на их сигнал.

Вдоль фальшборта, скорчившись, словно сельди в бочонке, лежали туземцы. Лучи заходящего солнца, почти полого падавшие на гладкие доски палубы, высвечивали круглые белки их выпученных глаз и пророчески окрашивали в красный цвет наконечники их копий.

При звуках пушечных выстрелов Саймон и сэр Ричард появились на корме. Мушманго притаился за штурвалом, нервно проводя пальцами по острию своей кривой турецкой сабли. Второй вождь находился на носу вместе с туземцами. Канониры заняли свои места. Краем глаза я уловил сверкание искры осторожно раздуваемого запального фитиля для гранат. Расстояние между судами постепенно сокращалось.

С полдюжины человек столпилось на палубе баркентины. Один из них держал в руке коническую трубу рупора.

— Эй, на «Соколе»! — закричал он. — Почему не отвечаете на сигналы?

Крышки орудийных люков в борту баркентины приподнялись, и зловещие дула выглянули на нас оттуда. Дольше медлить было нельзя.

— Ответь им, Майкл, — приказал я. — И сразу открывай огонь!

Бывший буканьер, пренебрежительно отказавшись от моего рупора, приложил ладони ко рту и громогласно проревел боевой клич флибустьеров:

— За борт!

Одним прыжком он очутился на палубе, отдавая команды канонирам:

— Выше прицел, Эмбер! Продрай им палубу так, чтобы у них полопались глаза! Круши их!

Мы шли правым галсом, и шхуну буквально встряхнуло от залпа наших кормовых орудий. Сквозь густой и едкий пороховой дым, разделяющий нас, я разглядел вспышки ответных выстрелов. Вражеское ядро пропахало борозду вдоль нашей палубы, собрав кровавую жатву среди туземных воинов, которые вскочили на ноги, размахивая копьями и издавая яростные вопли.

— Всем лечь и укрыться! — закричал я. — А теперь, Майкл, лево на борт! Круто под ветер!

Я прикинул расстояние, и шхуна резко увалилась под ветер, срезав нос «Золотой Надежде»[70]; впервые за все время плавания на ней я испытал удовлетворение от того, что он у нее такой неуклюжий. Круто повернув через фордевинд, я проскользнул мимо баркентины, снова накрыв ее бортовым залпом. Наш маневр оказался настолько быстр, да к тому же густое облако дыма при почти полном безветрии так надежно скрывало нас от противника, что их запоздалый ответный залп причинил нам мало вреда.

Очутившись за кормой баркентины, я вновь круто поменял галс как раз в тот момент, когда солнце впервые коснулось самой высокой вершины далекого горного хребта. Ядро из бакового орудия Майкла, пущенное снизу вверх, разнесло в щепки кормовой подзор «Золотой Надежды», едва не задев ее руль. Встав под ветер, мы бросились вдогонку, чтобы подойти к ней вплотную и взять на абордаж. И тут раздался выстрел длинноствольного кормового орудия баркентины, установленного на поворотном лафете.

Пушка была заряжена картечью и обрывками коротких стальных цепей, которые с диким визгом разлетелись по палубе «Сокола», расщепив фок-мачту, изодрав паруса и заставив с дюжину туземцев скорчиться в предсмертных муках на окровавленном настиле палубы. Пираты лихорадочно торопились перезарядить пушку, прежде чем мы очутимся в мертвом пространстве, но мы успели благополучно проскочить мимо и забросить на корму баркентины абордажные крючья. Острые зазубренные когти тройных стальных «кошек» впивались в дерево бортов, цеплялись за открытые пушечные люки, за натянутые абордажные сети, за ванты и вообще за все, за что можно было зацепиться. Оба судна с треском столкнулись бортами, вздрогнув от килей до клотиков, и мы бросились карабкаться на ванты и реи, засыпая «Золотую Надежду» градом ручных гранат. В это время рявкнули каронады правого борта баркентины, расположенные как раз на уровне фордека «Сокола». Огненный шквал буквально смел все, что находилось на палубе; тяжелое ядро врезалось в уже поврежденную мачту, и та рухнула, увлекая за собой обрывки парусины и перепутанный такелаж. «Сокол» еще пытался удержаться на плаву, цепляясь за баркентину всеми своими баграми и крючьями, но это была его последняя битва. Вода хлынула в разошедшиеся пазы продавленных бортов, и туземцы, подававшие из трюмных погребов картузы с порохом, в панике выскочили наверх.

— На абордаж!

Я слышал еще не раз призывный клич Майкла, когда мы, кто как мог, сломя голову карабкались на палубу баркентины, хватаясь за обрывки абордажных сетей, цепляясь за ванты, прыгая с ноков рей и точно обезьяны перелетая с судна на судно на концах свисающих с мачт оборванных канатов. В дикой сумятице и толчее нас встречали удары заостренных вымбовок[71], и гандшпугов[72] холодный блеск обнаженных клинков, вспышки мушкетных и пистолетных выстрелов, направленных нам прямо в лицо, но пути для отступления у нас уже не было.

Тот, кто побывал в самой гуще сражения, подобного нашему, едва ли сможет подробно его описать. Я помню, как сэр Ричард хрипло и бессвязно выкрикивал ругательства рядом со мной, когда мы беспорядочной толпой штурмовали абордажные сети; помню сильный запах винного перегара в его дыхании и то, как он пошатнулся, спрыгнув на палубу баркентины и смешавшись с толпой сражающихся. Я видел также, как Майкл, выстрелив из пистолета, швырнул его в лицо противнику, не переставая наносить и парировать удары своим тесаком. Густой пороховой дым окутывал нас в надвигающихся сумерках, и в этом дыму случайно мелькнуло лицо Саймона, суровое, напряженное, с плотно сжатыми губами и блестящими глазами. Подле него, ни на шаг не отступая, находился его юный секретарь.

Я разрядил пару своих пистолетов в толпу наседавших на нас пиратов и бросился в схватку со шпагой в руке. Эмбер был рядом со мной. Он предпочел тесаку длинный кривой нож, резонно считая его более подходящим оружием в страшной тесноте и сутолоке палубной драки. Мой собственный клинок застрял между ребрами какого-то зловещего вида бандита и, когда тот упал, едва не вырвался у меня из рук.

Краем глаза я заметил широкое лезвие топора, взметнувшееся над моей головой, пока я пытался освободить свою шпагу. Левая рука Эмбера, точно волосатая змея, молниеносным движением перехватила запястье пирата, а правая в мгновение ока вспорола ему живот, как брюхо у селедки. Бандит с воплем свалился к моим ногам, в предсмертных конвульсиях хватая меня за лодыжки, так что я с трудом освободился от его сведенных судорогой пальцев. Впереди меня Саймон бесстрастно, словно на уроке фехтования, уложил наповал своего противника.

Вскоре в пистолетах не осталось ни одного заряда, а перезаряжать их было уже некогда. Настал черед холодной стали, которая вскоре разогрелась и начала дымиться от пролитой крови. Андриананцы и люди короля Демпаино с дикими воплями орудовали копьями и дротиками, и постепенно мы оттеснили пиратов к срезу полуюта и даже загнали некоторых на трап, ведущий на ахтердек.