Знак черепа

ЭПИЛОГ

… Все кончаются дороги у родимых берегов,

там девчонки-недотроги ожидают моряков,

ждет с улыбкою привета берег Англии родной, —

обойдя почти полсвета, возвратимся мы домой!

Не задерживаясь надолго в Маритане для ремонта и оснастки «Золотой Надежды», мы легли на обратный курс, зайдя перед этим на наш Остров Сокровищ, как мы привыкли его называть, чтобы навестить могилы погибших друзей и забрать Дона, который после бурной сцены радости залез в шлюпку и ни за что не соглашался выходить из нее, боясь, как бы его снова не оставили одного на острове.

Экватор мы пересекли богатыми людьми, хоть из всех тех, кто пустился в это отчаянное путешествие, в живых осталось лишь восемь человек, не считая мятежников, которых тоже осталось немного. Все они были взяты на поруки и продолжали служить в ожидании помилования после прибытия в Англию. Симпкинс был одним из них и последним из тех, кто участвовал в заговоре, родившемся в искривленному мозгу Фрэнка.

Главной задачей преступной троицы было захватить судно, а то и два, и без помех заняться морским разбоем. Фрэнку они обещали роль не то капитана, не то верховного адмирала, которая обернулась впоследствии ролью хромого шута для бессердечных негодяев.

Сэр Ричард охотно клюнул на приманку, подсунутую ему его собственным племянником. Он всячески пытался добыть у Саймона нужную ему для экспедиции сумму, но тот, помня о его жульничестве, постоянно ему отказывал. Затем, узнав о кладе, Саймон предложил свое участие в экспедиции, но теперь этому воспротивился сэр Ричард. Свидетелем их спора я и был в ту ночь в Мадден-Холле. В конце концов компромисс был найден: Саймон предоставил сэру Ричарду деньги и судно в обмен на копию карты и под обеспечение части наследства миссис Мадден в поместье Мадден-Холл. Координаты острова он купил у Фентона, и гонки двух соперников начались. Чем они закончились, теперь стало известно всем.

Но все это осталось в прошлом. Как сказал Майкл, ни одно сокровище не могло сравниться с тем, что мы имели. Мы не собирались предавать суду ни одного из мятежников, кроме Симпкинса; впрочем, ни я, ни Саймон нисколько не огорчились, когда он улизнул от нас во время стоянки в Кейптауне, где мы пополняли нашу сильно поредевшую команду, чтобы благополучно довести «Золотую Надежду» до дома.

— Майкл, — спросил я, когда тот стоял у штурвала, — ты не жалеешь, что не принял предложения короля Демпаино остаться на Мадагаскаре и жить, как принц, выводя новую расу бестимараканских королей?

— Это не для меня, — ответил он и печально вздохнул. — Такая жизнь долго не могла бы продолжаться. Дочка старого Демпаино хороша по всем статьям, да только беда в том, что я не могу любить одну больше, чем других. Я бродяга и драчун, мистер Пенрит. Говорят, скоро начнется война с Испанией…

Так оно и оказалось, когда мы прибыли в Плимут. И в этой войне мы оба, я и Майкл, нашли себе лучшее занятие, чем праздно проводить время, тратя свою долю добычи, отнятой у пиратов. Но это уже другая история; возможно, я когда-нибудь расскажу о ней на досуге.

Хромой мальчик — теперь уже взрослый мужчина — жив и здоров, и, кажется, мозги у него понемногу выпрямляются; во всяком случае, так утверждает его мать, миссис Мадден, когда я навещаю их в Мадден-Холле.

А Саймон? Что Саймон? Он остается моим верным другом. Мне просто повезло иметь такого делового партнера, как он.

ПРИЛОЖЕНИЕ

БАЛЛАДА О ТОМАСЕ ТАУНЕ

Сочинение Джаспера Пенрита, исправленное и дополненное автором (окончание)

… С утра штормило. Свежий ветер с оста
согнал на небо караваны туч;
лишь иногда случайный солнца луч
играл на шлемах стражи у помоста.
Сегодня, в день Христова Воскресенья,
здесь будет на глазах у горожан
повешен флибустьерский капитан
за все его грехи и преступленья.
Доносит ветер с ближнего причала
клочки тумана с каплями дождя;
придя на казнь пиратского вождя,
толпа вокруг испуганно молчала.
А он стоял и вглядывался в лица
толпившихся на площади людей;
казалось, здесь, на Пристани Скорбей,
собралась вся британская столица.
Здесь было много всякого народа:
ремесленников, стражников, купцов,
воров, монахов, уличных певцов,
бродяг и просто городского сброда.
Он словно среди них искал кого-то:
настойчиво, внимательно, в упор,
так, словно он не слушал приговор
и не стоял под сенью эшафота
и словно не ему предназначалась
зловещая пеньковая петля,
которая по воле короля
над головой преступника качалась…
… Гудел набат, и голос сенешаля*
в толпе народа слышался едва,
но эти монотонные слова
у смертника надежду воскрешали:
— … Покуда правосудье не свершилось,
он может сам решить свою судьбу:
остаться жить, или лежать в гробу, —
король ему дарует эту милость.
Пусть он укажет местонахожденье
сокрытого богатства своего;
король тогда помилует его
и обещает полное прощенье!.. —
Своя судьба для каждого бесценна,
и в жизни всяк свою играет роль:
храбрец и трус, преступник и король, —
вся наша жизнь — одна сплошная сцена!
Как будто ничего не изменилось
в окаменевших узника чертах,
но на сухих обветренных устах
холодная улыбка зазмеилась.
Перекрывавший рокот океана
и яростно грохочущий прибой,
разнесся над притихшею толпой
невозмутимый голос капитана:
— Неужто я, увенчанный грехами,
клятвопреступник, негодяй и вор,
способен отменить ваш приговор,
купив его со всеми потрохами?
Неужто, уважаемые судьи,
нет разницы меж девкой портовой,
не стоящей плевка на мостовой,
и вашим королевским правосудьем?
Ищите жертву вы себе другую,
поскольку я, в отличие от вас,
и перед гробом в свой последний час
ни жизнью и ни честью не торгую!
Я чту закон берегового братства
и с радостью погибну за него;
с собой же не возьму я ничего!
Держи, народ! Здесь — все мое богатство!
И, рассмеявшись громко, с наслажденьем
в судейского чиновника лицо,
он, сняв с руки массивное кольцо,
швырнул его в толпу за огражденьем.
Народ рванул, как брызги из фонтана,
туда, где средь толпившихся зевак,
мальчишек, женщин, нищих и собак
упал тяжелый перстень капитана.
Конечно же, здесь каждому хотелось
заполучить заветный талисман,
и под дождем, что сеял сквозь туман,
жестокое сраженье завертелось.
В толпе мелькали кулаки и палки,
покуда караульный лейтенант,
незаурядный проявив талант,
не разогнал героев этой свалки.
А истинный виновник беспорядка,
казалось, позабыл уж о кольце,
но с пристальным вниманьем на лице
следил за тем, как протекала схватка.
Похоже, он досадовал немного…
Решительным движением плеча
он оттолкнул с дороги палача
и твердо на скамью поставил ногу.
И вновь, с каким-то странным выраженьем
окинув взглядом смолкнувший причал,
он с эшафота громко прокричал,
как некогда командовал сраженьем:
— Теперь, когда я с вами расплатился —
надеюсь, не обидев никого, —
я пожелал бы только одного:
уйти таким, каким на свет родился! —
Пират, удобным пользуясь моментом,
второй ногою на скамейку встал,
как будто вдруг на шаткий пьедестал
он собственным поднялся монументом.
Но тут палач недрогнувшей рукою
петлю ему на шею натянул, —
и в вечность, словно в воду, он нырнул,
в страну теней, забвенья и покоя…
Вот правда о том, как Тауни Том
будь проклято имя его! —
бандит и пират, отправился в ад,
не взявши с собой ничего!

ПЕСНИ СЭМА ЗАПЕВАЛЫ

Немало их было, веселых парней,
На шхуне «Морская Стрела»,
и был капитаном сам Дьявол на ней,
а штурманом — Смерть была!
Их путь был — в ад!
Ни шагу назад!
Полрумба правей!
Кружки налей!
Смелее, ребята, смелей!
В жарких боях испробовал враг
крепость матросских ножей,
и реял на фоке пиратский флаг,
ночей штормовых черней!
Их путь был — в ад!
И черт им не брат!
Бей, барабан!
Есть, капитан!
Нам по плечу океан!
Знали бойцов — солдат и купцов —
мачты «Морской Стрелы»,
и палуба кровью лихих храбрецов
пропитана вместо смолы!
Их путь был — в ад!
Смелее, пират!
Морская волна,
как кровь, солона, —
удачу несет она!
Разбит был бушприт и расколот руль
в один из горячих дней,
и было в бортах картечи и пуль
больше, чем ржавых гвоздей!
Их путь был — в ад!
Крепче заряд!
Тверже рука!
Наверняка
слава ждет моряка!
Сквозь десять морей и сорок смертей
матросам пройти суждено:
одни из них вздернуты будут на рее,
другие пойдут на дно!
Их путь был — в ад!
Мушкеты гремят!
Смерть — не беда:
морская вода
примет матроса всегда!
Но сердце стучит, и чайка кричит,
и ветер гудит в парусах,
и Южный Крест сияет в ночи,
как огненный меч в небесах!
Их путь был — в ад!
Орудия — в ряд!
Слушай приказ!
Пробил наш час!
Дьявол и Небо — за нас!
Где кровь течет рекою,
там деньги и вино,
и счастье под рукою
с удачей заодно!
Так не спешите, братья,
бросаться сгоряча
в смертельные объятья
веревки палача!
Ведет нас за собою
багровая заря,
и женщины гурьбою
встречают нас не зря!
Так не спешите, братья,
бросаться сгоряча
в смертельные объятья
веревки палача!
Но поздно или рано
отправятся на рей
бродяги океана,
грабители морей.
Так не спешите, братья,
бросаться сгоряча
в смертельные объятья
веревки палача!
Мы вспомним на дорогу
про славные деньки
и зашагаем к Богу
с петлею из пеньки!
Так не спешите, братья,
бросаться сгоряча
в смертельные объятья
веревки палача!
Словно черный ворон, машет
нам крылом пиратский флаг,
и с костями череп пляшет
над толпой морских бродяг!
Эй, друг, не зевай!
Дно из бочки выбивай!
И стоящему на вахте
поднести не забывай!
Острый нож, лихая шпага,
пистолеты на боку,
ловкость, дерзость и отвага —
все, что нужно моряку!
Эй, друг, не зевай!
Дно из бочки выбивай!
Если кружка опустела,
ты другую наливай!
В небе чайка громко плачет,
слышны птичьи голоса;
ветер счастья и удачи
раздувает паруса!
Эй, друг, не зевай!
Дно из бочки выбивай!
За здоровье капитана
выше кружки поднимай!
Слитки золота, алмазы
ждут нас всех в конце пути,
и девчонки — по три сразу,
все — не старше двадцати!
Эй, друг, не зевай!
Дно из бочки выбивай!
Попадешься черту в зубы
все равно не унывай!
Кровь, и слезы, и проклятья
оставляя за собой,
мы идем — морские братья —
за неведомой судьбой!
Эй, друг, не зевай!
Дно из бочки выбивай!
Если ты закончил песню,
так другую запевай!

ПРЕДСМЕРТНАЯ ПЕСНЯ КАНОНИРА ДАУЛИНГА

Пусть жизнь у кого-то сложилась иначе,
а мы выбираем судьбу моряков, —
мы волки морские, джентльмены удачи,
и нет нам прощенья во веки веков!
Пред нами бледнеют любые преграды,
запретных для нас не бывает путей, —
мы тени ночные, мы признаки ада,
и матери нами пугают детей…
Без благословенья и без покаянья
из грешного мира уходим мы прочь, —
мы дети печали, слепые созданья,
и флаг наш на мачте темнее, чем ночь!

ПЕСНЯ О ТОМЕ ТАУНИ

Сквозь ночь и туман их вел капитан
по имени Тауни Том;
матросы за ним шли в пламя и дым,
не зная, что ждет их потом.
Нам судьба не видна, —
если пить, так пить до дна!
Ведь у нас на этом свете
жизнь одна и смерть одна!
От грешной земли матросы ушли
в пучину бушующих вод,
и там, в глубине, на сумрачном дне
безмолвный ведут хоровод.
Нам судьба не видна, —
если пить, так пить до дна!
Ведь у нас на этом свете
жизнь одна и смерть одна!
И помнят они, как в прежние дни
судьба им сулила успех:
любовь — для одних, вино — для других
и вечную радость для всех…
Нам судьба не видна, —
если пить, так пить до дна!
Ведь у нас на этом свете
жизнь одна и смерть одна!
А Тауни Том припомнил свой дом,
где мама его родила;
припомнил с трудом, жалея о том,
что злые творил он дела…
Нам судьба не видна, —
если пить, так пить до дна!
Ведь у нас на этом свете
жизнь одна и смерть одна!
Но Дьявол пришел и Тома нашел,
когда тот болтался в петле.
И вот приговор: бродяга и вор
кипит в раскаленной смоле!..

МАТРОССКАЯ ПЕСНЯ