Завтра. Дети завтра. Яркий флаг завтра

* * *

Вода обрушилась на Дикара. Она заполнила его рот, глаза, нос, так что он ничего не видел и не слышал, кроме рева водопада. Вода била его дубинами. Но неожиданно она стала только обжигающими холодными брызгами на обнаженной коже, и Дикар свободно висел между черной и влажной стеной обрыва и ревущим ручьем. Он начал спускаться по веревке.

В прошлый раз он спускался ночью, и, когда выбрался из воды и повис в воздухе, было совершенно темно. И спускаться в полной темноте было очень трудно, а сейчас светло, и Дикар видел, как стена Обрыва спускается сверху из ничего и исчезает внизу в пустоте.

Он мог посмотреть вниз и увидеть хрупкую нить веревки и острые камни, ждущие его внизу, если он упадет; ручей разбивался об эти камни, как может разбиться и сам Дикар.

Снизу, от камней, к нему тянулись невидимые руки, тянули его вниз, темп его спуска казался им слишком медленным. Дикар хотел выпустить веревку, его охватило дикое желание разжать руки и упасть, падать быстрей и быстрей на эти серые скалы.

Дикар был в ужасе от того, что может поддаться этому желанию, разжать руки, упасть и разбиться. Неожиданно его руки и ноги потеряли силу, они были не в состоянии двигаться. Не двигаясь, он цеплялся за веревку, зная, что в следующее мгновение у него может не остаться сил даже для того, чтобы просто цепляться.

– Дикар! – Он услышал свое имя сквозь охвативший его туман. – Спускайся, Дикар! Спускайся!

Дикар посмотрел вверх, в сторону этого голоса, и увидел, что голос доносится совсем не издалека, а с самой веревки; это голос Дэнхилла, который висит на веревке сразу над ним.

Вниз, сквозь воду на самом верху веревки, спускался Бенгрин, и с него лилась вода. Они пошли за Дикаром вниз. Дэнхилл и Бенгрин шли за ним, несмотря на страх перед Старшими и перед тем, что может их ждать под Горой. Он их предводитель, и они пошли за ним…

Сила вернулась в руки и ноги Дикара, и он снова начал спускаться, но теперь смотрел только на стену Обрыва и не смотрел вниз. И наконец ноги его коснулись камня, а вслед за ним спустился Дэнхилл, а дальше с веревки спрыгнули Бенгрин и Хэнфилд.

– Мы не разрешили идти Джонстоуну, – сказал Дэнхилл, выжимая воду из своей каштановой бороды, – потому что ты сказал, что он остается Боссом. Что дальше, Дикар?

Дикар посмотрел за нагромождение камней, за которым в лесу исчезли Томболл и Мэрили.

– Мы пойдем за ними и приведем их назад, – сказал он сквозь сжатые губы. – Или не вернемся сами. Идемте.

Скользя и падая, они перебрались через камни. Лес показался им не отличающимся от их леса, вначале идти по следу было легко – по легким отпечаткам на траве, по веткам, согнувшимся от прохода. Мэрили и Томболл шли, не скрываясь, не думая, что за ними последуют.

Солнце быстро садилось, тень Горы удлинилась, и четверым, идущим за Мальчиком и Девочкой, стало темно. Зелень вокруг поблекла, слилась с коричневыми стволами. Все цвета сменились серым, и больше не было видно следов, оставленных Томболлом.

Четверо Мальчиков с Горы собрались вместе и прижались друг к другу; они вдруг почувствовали, что серый воздух стал холодным, а лес вокруг них казался необычно тихим.

– Мне здесь не нравится, – сказал Хэнфилд, и казалось правильным, что говорил он тихо, как будто кто-то мог его подслушать, кто-то такой, которого нельзя увидеть. – Что-то в этом лесу неправильное. Он слишком… слишком тихий. – У него светлые волосы, и подбородок зарос пушком, который скоро станет такой же бородой, как у Дикара. – Птицы молчат и насекомые, и я не видел и не слышал ни кролика, ни белки, вообще ничего живого.

– Не понимаю. – Бенгрин ниже остальных, лицо у него острое, глаза черные и глубокие, как лесные озера ночью. – Совсем не понимаю. Как будто Томболл и Мэрили дошли до этого места, а потом… их не стало.

– Это Старшие! – Голос Хэнфилда звучал тонко и пронзительно; казалось, это громче крика. – Старшие забрали их и заберут нас. Мы погибли! Дикар, мы хуже, чем мертвые!