"Фафхрд и Серый Мышелов". Компиляция. Книги 1-7

***

В «Серебряном Угре» народу было немного, а зал тускло освещен горящими свечами, в свете которых вяло двигались официанты, когда Фафхрд и Мышелов одновременно вошли через разные двери и направились к одной из многочисленных пустых кабинок.

Единственным, кто весьма пристально наблюдал за ними, был серый глаз над узкой полоской бледной щеки, обрамленной темными волосами, выглядывавший из-за занавески самой дальней кабинки.

После того как были зажжены толстые настольные свечи, поставлены кружки и кувшин с крепленым вином, подброшен уголь в тлеющую красными зернышками жаровню на краю стола. Мышелов поставил перед собой свой плоский ящичек и, ухмыляясь, сказал:

– Все в порядке. Драгоценности прошли испытание Очами – лакомый кусочек эта девочка; потом о ней расскажу. Я получу деньги завтра вечером – все, что я запросил! Но тебя, мой дорогой друг, я и не чаял увидеть живым. Давай же выпьем! Я так понимаю, тебе удалось уйти с дивана Немии целым и невредимым по части органов и конечностей – впрочем, тебе лучше знать. Но твои драгоценности?

– Им тоже удалось уйти, – ответил Фафхрд, позволяя кошелю слегка высунуться из рукава и тут же пряча его обратно. – И я получу свои деньги завтра вечером…. полностью все, что я запросил, как и ты.

По мере того как он перечислил эти совпадения, его глаза становились все более задумчивыми.

Они оставались такими, пока он делал два больших глотка вина. Мышелов наблюдал за ним с любопытством.

– Был момент, – наконец медленно сказал Фафхрд, – когда мне показалось, что она пытается проделать старый трюк с заменой моего кошеля на абсолютно такой же, но заполненный всякой ерундой. Поскольку она видела кошель при нашей первой встрече, она спокойно могла заказать другой, похожий, вместе с цепью и браслетом.

– Ну, и как?… – спросил Мышелов.

– О нет, оказалось, что это было нечто совершенно иное, – беспечно сказал Фафхрд, хотя какая-то мысль не давала разгладиться двум легким вертикальным морщинкам у него на лбу.

– Странно, – заметил Мышелов. – Был момент, всего один, имей в виду, когда Очи Ого, если бы она действовала невероятно быстро, ловко и бесшумно, могла бы подменить мой ящичек.

Фафхрд приподнял брови.

Мышелов быстро продолжал:

– Я хочу сказать, если бы мой ящичек был закрыт. Но он был открыт, и воспроизвести в темноте разноцветное сверкание драгоценностей нельзя было никаким способом. Фосфор или светящееся дерево? Слишком тусклые. Горячие угольки? Нет, я бы почувствовал тепло. Кроме того, как получить таким образом чистое белое сияние бриллианта? Совершенно невозможно.

Фафхрд согласно кивнул, однако продолжал глазеть в точку над плечом Мышелова.

Мышелов протянул было руку к своему ящичку, но вместо этого с тихим смешком, выражающим презрение к самому себе, поднял кувшин и осторожно, тонкой струйкой, стал наливать себе новую порцию вина.

Фафхрд наконец пожал плечами, тыльной стороной руки пододвинул к Мышелову свою собственную пустую оловянную кружку и мощно зевнул, чуть отклоняясь назад и в то же время вытягивая руки с растопыренными пальцами через весь стол, словно отталкивая от себя все мелкие сомнения и вопросы.

Пальцы его левой руки коснулись ящичка Мышелова.

На его лице появилось озадаченное выражение. Он посмотрел на свою руку и на ящичек.

Затем, к великому изумлению Мышелова, который как раз начал наполнять кружку Фафхрда, Северянин нагнулся вперед и прижался к ящичку ухом.

– Мышелов, – сказал он тихо, – твой ящичек жужжит.

Кружка Фафхрда уже была полной, но Мышелов продолжал лить вино, издающее тяжелый аромат, собралось в лужицу, а потом потекло в сторону пылающей жаровни.

– Когда я коснулся ящичка, то почувствовал дрожь, – недоуменно продолжал Фафхрд. – Он жужжит. Он все еще жужжит.

Мышелов с приглушенным рычанием грохнул кувшином по столу и выхватил ящичек из-под уха Фафхрда. Вино достигло горячего дна жаровни и зашипело.

Мышелов рванул крышку ящичка, выхватил покрывающую его содержимое сетку, и они с Фафхрдом уставились внутрь.

Свет свечей ослаблял, но не мог совсем погасить блеск желтых, фиолетовых, красноватых и белых огоньков, мерцающих в различных точках на черном бархатном дне.

Но свет свечей был также достаточно ярким, чтобы увидеть, что в каждой такой точке сияет соответствующим цветом жук-огонек, светящаяся оса, ночная пчела или алмазная мушка: все насекомые были живыми, и каждое было осторожно прикреплено к днищу ящичка тонкой серебряной нитью. Время от времени крылья или надкрылья некоторых из них начинали издавать жужжание.

Фафхрд без колебаний расстегнул у себя на запястье браслет из вороненой стали, распустил завязки и брякнул содержимое на стол.

Драгоценные камни разного размера, все превосходно ограненные, образовали приличную кучку.

Но все они были абсолютно черными.

Фафхрд поднял большой камень, поцарапал его ногтем, потом выхватил свой охотничий нож и острием без труда оставил на камне царапину.

Северянин осторожно уронил камень в пылающий центр жаровни. Через мгновение он вспыхнул желто-синим пламенем.

– Уголь, – сказал Фафхрд.

Мышелов вцепился, словно когтями, в свой слабо мерцающий ящичек, как будто хотел поднять его и метнуть сквозь стену и через Внутреннее Море.

Вместо этого он разжал пальцы и картинно уронил руки по бокам.

– Я ухожу, – тихо, но очень четко объявил он и так и сделал.

Фафхрд не поднял глаз. Он опускал в жаровню второй черный камешек.

Северянин снял браслет, подаренный ему Немией, и поднес его поближе к глазам; потом он сказал: «Медь…. стекло», разжал пальцы и уронил браслет в разлитое на столе вино. После того как Мышелов ушел, Фафхрд осушил свою переполненную кружку; затем осушил кружку Мышелова, вновь наполнил ее и продолжал отхлебывать вино, опуская один черный камень за другим в пылающую жаровню.