Смена курса

Пробуждение от клатратного анабиоза — не самый приятный опыт. В теории, когда давление и температура достигают критических значений, происходит фазовый переход, запуская метаболические процессы в организме, и ты просто продолжаешь жить с того самого момента, когда сознание покинуло тебя. В действительности ты выбираешься из вязкой жидкости, выдергиваешь из горла дыхательную трубку, подавляя приступ тошноты, и добрые пять минут валяешься голый и беспомощный, отхаркивая клатратоген, пока твои легкие жалко трепыхаются, избавляясь от остатков криптона и гексафторида серы. Но хуже всего — память. Память в эти минуты отказывает напрочь.

Мое тело изогнулось в очередной конвульсии, и я обессиленно растянулся на мягкой подложке, равнодушно взирая на мигающий красный сигнал над головой. Противный воющий звук вызывал больше дискомфорта, но память по-прежнему молчала, и я безропотно позволил металлическим захватам сомкнуться на моих плечах. Покрытые давно засохшими пятнами раствора, механизмы подняли меня, и сверху обрушился поток теплой воды, смывая вязкую жижу с моей кожи. Только тогда я почувствовал смутную тревогу, зародившуюся в недрах памяти. Красный сигнал и воющий звук означали беду. Хаос, безраздельный владыка нашего мира, нанес удар, и что-то вновь пошло вразрез с планом.

— Офицер Матео Мора, — услышал я голос Афины, которому система аффективного речевого синтеза придала обеспокоенные интонации, — ваше присутствие требуется в рубке управления. Повторяю…

Нейроинтерфейс — это полезно, спору нет. Однако привыкнуть к постоянному незримому присутствию Афины в своей голове способен не каждый и уж точно не сразу. Даже квалифицированный программист и электронщик вроде меня, который всю сознательную жизнь имел дело с этой технологией. Выбирать, однако, не из чего: эффективность взаимодействия с интеллектуальным центром корабля много важнее удобства.

В рубке я оказался последним: все остальные уже собрались и выжидательно смотрели на меня.

— Что случилось? — обратился я к ним дрогнувшим голосом: тупая игла растущей тревоги засела где-то во внутренностях, отчего даже дышать становилось нелегко.

— Ты нам объясни, — пожал плечами капитан Айхенвальд, которого все мы, наплевав на субординацию, звали просто по имени — Рейн. — Афина разбудила экипаж, встретив ситуацию, для разрешения которой у нее не было полномочий. С обычным повреждением она бы справилась сама, но здесь… Словом, послушай. Афина, расскажи, что случилось. Голосом.

Я бы не назвал Рейна ретроградом. Уроженец насквозь киборгизированного Европейского меритократического союза, он не меньше любого из нас пользуется имплантированной электроникой. И все же всякий раз, когда речь заходит о коллективном общении, капитан неизменно предпочитает традиционные средства, возможно, ради толики эфемерной уверенности, что все вокруг слышали то же, что и он.

— Запланированная смена курса вызвала экспозицию четвертой крепящей штанги ледяного щита потоку встречного вещества межзвездной среды с последующим интенсивным износом. — Афина обрушила на нас сухой поток терминологии с таким холодным бесстрастием, что в первый момент никто не осознал истинного смысла сказанного. — В настоящий момент штанга близка к разрушению. Для начала ремонтных работ требуется снизить нагрузку на штангу, для чего рекомендуется временное возвращение на прежний курс. Капитан Рейн Айхенвальд, даете ли вы согласие на вынужденную смену курса в присутствии…

— Что?! — взревел Владимир Шилов, отреагировав раньше всех прочих, заставив сомневаться в своей репутации добродушного флегматика. — Афина, о какой «запланированной смене курса» идет речь?

— Я следую плану экспедиции, — отозвалась Афина, — согласно которому после первого года полета вместо исходной цели, звездной системы Тау Кита, устанавливается новый пункт назначения — звезда Каптейна.

Все замерли, ошарашенно глядя друг на друга. Нет, сама по себе авария никого особенно не впечатлила: экипаж был готов к таким происшествиям. За сто двадцать лет полета случиться может всякое, не так ли? Межзвездная среда бедна веществом, но на таких скоростях непрерывная бомбардировка рассеянными атомами не замедлит сказаться. Решение проблемы оказалось простым и надежным — глыба льда прямо по курсу. Ее поверхность способна защитить даже от небольших метеоритов, легко поддается восстановлению и, главное, дешева: льда в космосе — более чем достаточно, в том числе и на орбите Юпитера, где был построен «Лукиан».

Однако никакая смена курса в планы экспедиции, конечно, не входила. Цель — Диана, землеподобная планета в системе Тау Кита. В районе полюсов — тропический рай, и уже сейчас в атмосфере непрестанно трудятся нанороботы и синтетические бактерии, поглощая парниковые газы, чтобы сделать планету более подходящей для жизни колонистов. Не только и не столько для шестисот восьмидесяти колонистов, которые сейчас покоятся в холодном столетнем сне, но в первую очередь — для тысяч и миллионов всех тех, кто войдет во вторую волну колонизации или родится на Диане.

А вот в системе звезды Каптейна никто из них предпочел бы не оказываться, и дело даже не в кошмарном климате единственной более или менее пригодной для обитания планеты, обращающейся вокруг холодного красного субкарлика.

— Око Синая, значит, — с мрачной удовлетворенностью кивнул Яв Джабар, наш офицер по безопасности, и единственный изо всех, кто не имел второй профессии. — И сюда добрались.

— Афина, — после недолгой заминки вновь подал голос капитан, — входило ли изменение курса в исходный план экспедиции?

— Нет. План был изменен год назад.

— Ничего себе… — пробормотала Кири Такао, которую, похоже, ситуация не столько напугала, сколько заинтересовала.

Владимир коротко выругался по-русски. Рейн издал неопределенный звук. Яв только сверкнул глазами, что выглядело особенно устрашающе на фоне иссиня-черной кожи его лица.

— Великий Кецалькоатль! — воскликнул я, сразу же поймав на себе удивленный взгляд Кири. — Это значит, что…

— Это значит, злоумышленник — один из нас, — кивнула Кири.

Кири Такао, глава исследовательской программы, направленная к нам от Полинезийского Техната, на первый взгляд могла показаться лишней в экипаже. Но только на первый взгляд. Настоящая красавица — без преувеличения — со своей смуглой бархатистой кожей и черными волосами, смешливая до легкомыслия, обладательница приятного певучего выговора… И при этом — интеллект, с которым не мог тягаться на равных ни один из нас. Если слухи не врут, ее первую научную статью опубликовали, когда ей было тринадцать лет, а в шестнадцать она уже изучала химию и экзогеологию в Международном университете Сол. Конечно, ее приняли в экспедицию без колебаний.

— Афина! — насмешливо скривив губы, произнес капитан. — Кто именно внес изменения в план?

Ответом ему было молчание, и усмешка над умственными способностями диверсанта уступила место тревоге.

— Афина?

— Похоже, что интерфейс заблокирован, капитан, — со вздохом сказал я.

Взоры команды обратились ко мне. Их можно понять: в конце концов, я здесь несу ответственность за состояние бортового компьютера. Вот только это не означает, что я способен решить любую задачу.

— Да, я сделаю все, что в моих силах, — ответил я на их невысказанный вопрос. — Но система блокировки проектировалась не идиотами, и взломать ее рядовой программист… ладно, даже очень хороший программист, вероятно, не сможет. Скорей всего это означает, что снять блокировку должен тот, кто ее установил.

— Остается выяснить, кто все это сделал, — впервые за все время собрания заговорила Хань Янмей из Паназиатской конфедерации, со странной обидой во взгляде оглядев всех присутствующих. — И зачем.

— Зачем — как раз понятно, — с презрением в голосе отозвался Яв. — Око Синая. Хотят затащить побольше народу в свой ледяной ад на Каптейне, потому что добровольно туда никто в своем уме не сунется.

* * *

Моему профессиональному мнению вняли только после того, как я провел пару часов за аварийным терминалом Афины, хотя для того, чтобы убедиться в непрошибаемости защиты, достаточно было и нейроинтерфейса. За это время стало ясно, что бортовой компьютер исправно обеспечивает лишь базовые функции жизнеобеспечения и пилотирования. Разгонные двигатели работали бесперебойно, давление кислорода оставалось неизменным, термометр стабильно показывал двадцать четыре градуса по Цельсию. Но и только: обо всем остальном Афина словно забыла. Экипажу пришлось расстаться даже с привычной нейросвязью, что особенно сильно ударило по предельно аугментированному Яву.

— Как успехи? — послышался у меня за спиной участливый голос Кири.

Неторопливо развернувшись, я встретился с ней глазами. Она совершенно не казалась испуганной или растерянной и вела себя так, словно происходящее для нее — просто очередная научная задача, из тех, которые она десятками решала в университете. В этом не было ничего от чванливого самодовольства нахватавшегося по верхам всезнайки: Кири действительно воспринимала мир через призму научного метода. Поэтому я не стал читать ей лекцию о непреодолимых обстоятельствах, а просто развел руками:

— Как я и предполагал. Афина разблокирует интерфейс только при получении некоего сигнала. Сигнал может быть чем угодно: кодовой фразой, действием, биометрической информацией, нейропаттерном, но вероятней — сочетанием всего этого. Пока этого не произошло, даже сам диверсант не может отдавать приказы Афине.

— Любопытно, — кивнула она, внимательно выслушав мои объяснения. — Но зачем такие сложности? «Лукиан» — не военный корабль.

— После случая с «Улиссом» этой защитой снабжаются бортовые компьютеры всех пилотируемых кораблей. Сама понимаешь, даже пассажирский корабль — смертоносное оружие с его термоядерным двигателем. В случае захвата террористами или мятежа капитан может отдать команду на блокировку интерфейса и быть уверенным в том, что из него не выбьют кодовую фразу пытками. Ему достаточно поставить условием, чтобы код произнес он сам, причем в нормальном эмоциональном состоянии. Если пароль произнесен в агонии, то бортовой компьютер его просто не распознает. Ну, а попытка вмешаться в его работу в обход интерфейса в лучшем случае приведет к необратимой блокировке, и мы останемся с мертвым кодом, да еще и зашифрованным. Восстановить его — разве что квантовым поиском Гровера.

— И что предполагается делать в ситуации, когда компьютер оказался под контролем не капитана, а преступника?

Я пожал плечами.

— Не бывает абсолютной защиты. Кроме того, и сам капитан может оказаться преступником… Я имею в виду не Рейна, конечно. Но, как бы то ни было, для взлома такого уровня обычных хакерских навыков и удаленного терминала недостаточно: тут требуется влезть в саму электронику Афины.

Она в задумчивости оперлась рукой о край камеры анабиоза. Ладонь соскользнула, и Кири брезгливо стряхнула с пальцев вязкие капли клатратогена.