Тысячная ночь

Когда мы приблизились к краю камеры, сфинктер в ее конце раскрылся с отвратительным чавкающим звуком, впустив теплый, влажный воздух с едким запахом.

Пригнувшись, мы шагнули через низкий проем в куда более просторное помещение. Как и камера шлюза, оно освещалось случайным образом расположенными световыми узлами, торчавшими из мясистых стен, будто вклинившиеся в древесную кору орехи. В разные стороны уходило полдюжины коридоров, обозначенных символами на каком-то устаревшем языке. Я помедлил, дожидаясь, когда мой мозг извлечет из глубин памяти и прочтет необходимые сведения.

— Этот, похоже, ведет на мостик, — сказал я, когда символы внезапно обрели смысл. — Согласна?

— Да, — кивнула Портулак, едва заметно поколебавшись.

— Что-то не так?

— Может, ты и прав. Может, это все-таки была не самая лучшая идея.

— Почему ты испугалась?

— Слишком все просто, — ответила Портулак.

— Я думал, так и должно быть. Иначе зачем бы нам понадобились все эти сложности с протоколом доступа?

— Знаю, — кивнула она. — Но мне кажется... Я ожидала какого-то препятствия. А теперь меня тревожит, что мы, возможно, идем прямо в ловушку.

— Лопуху нет никакого смысла ставить ловушку, сказал я, хотя и не мог отрицать, что мне точно так же не по себе. — Он не ожидает нашего визита. Вообще не догадывается, что мы за ним следим.

— Давай проверим мостик, — предложила она. — Только побыстрее, ладно? Чем скорее вернемся на остров, тем сильнее я обрадуюсь.

Мы двинулись по коридору, который уходил вверх и несколько раз сворачивал. Все это время мы сверялись с обозначавшими мостик знаками. Вокруг нас дышал и булькал корабль, будто спящее чудовище перепаривало сытный ужин. Биомеханические конструкции были типичными продуктами Третьего Интерцессионного кораблестроения, но я никогда не питал к ним особой любви, предпочитая, чтобы мои машины имели твердую поверхность и определенную форму, как и заведено природой.

Нашего продвижения в сторону мостика ничто, однако, не задержало. Мы оказались в просторном помещении с окном в форме полумесяца в одной из изогнутых стен; окно смотрело через море на остров. Россыпь золотистых огоньков очерчивала темнеющую полоску главной башни. Я подумал о тех, кто спал и видел сны в этой башне, и о лжи, которую мы им скармливали.

Из пола торчали грибовидные консоли высотой по пояс. Портулак переходила от одной к другой, вызывая данные мановением руки.

— Пока все хорошо, — сказала она. — Управляющая архитектура примерно как та, что была на моем корабле. Навигационные журналы должны быть где-то... тут. — Остановившись возле очередного гриба, она повела руками, будто в танце, и в воздухе образовался водопад из разноцветных изображений. — Сейчас нет времени все это изучать. Просто отправлю в эйдетическую память, а просмотрю позже.

Она увеличивала поток символов, пока тот не слился в белую пелену. Я нервно расхаживал вдоль окна-полумесяца.

— Меня это вполне устроит. Просто из чистого интереса: каковы шансы, что мы вообще обнаружим улики?

Портулак на секунду переключила внимание на меня:

— Почему нет? Мы точно знаем, что он солгал.

— Но разве он не мог подделать и эти журналы? Если ему есть что скрывать... зачем оставлять доказательства на собственном корабле?

Портулак не ответила. Она смотрела за мою спину, на дверь, через которую мы вошли. Губы шевельнулись, издав полный ужаса и удивления возглас.

— Прошу прекратить.

Я обернулся, и все мои опасения тут же подтвердились. Но ни голос, ни говоривший были мне незнакомы.

Внешне он выглядел как самый обычный человек. Ничто в его лице не свидетельствовало о принадлежности к Линии Горечавки. Округлый череп лишен выступающих скул Абигейл, глаза одинаково темно-синие; их взгляд кажется пронизывающим даже в приглушенном свете мостика.

— Кто ты? — спросил я. — Ты не один из нас, и ты не похож ни на кого из наших гостей.

— Он не гость, — сказала Портулак.

— Прошу отойти от консоли.

Говорил незнакомец тихо и неспешно, но более серьезного стимула, чем устройство, которое он сжимал в кулаке, нам не требовалось. Это было оружие невероятно древнее и жуткое, с поблескивающим драгоценными камнями стволом. Палец в перчатке поглаживал изящный спусковой крючок. Над рукояткой, расчерченной рубиновыми завитками, виднелась аммонитовая улитка миниатюрного циклотрона. Я узнал лучемет, стреляющий потоком заряженных частиц. Выпущенный из него луч мог рассечь с одинаковой легкостью и нас, и корпус корабля Лопуха.

— В случае чего я им воспользуюсь, — сказал незнакомец, — так что прошу делать, что я говорю. Перейдите на середину помещения, подальше от приборов.

Мы с Портулак подчинились, встав друг подле друга. Я взглянул на незнакомца, пытаясь как-то вписать его в загадку Лопуха. По обычным меркам его возраст соответствовал поздней зрелости. Лицо покрыто морщинами, особенно вокруг глаз, в шевелюре и бороде — проседь. Что-то в его поведении подсказывало, что он и на самом деле стар. Он был одет в коричневатый костюм из жесткой обтягивающей ткани, которую испещряли металлические разъемы и гнезда. Шею окружало непонятного предназначения металлическое кольцо.

— Мы не знаем, кто ты, — сказал я. — Но мы не замышляли ничего дурного.

— Вторжение на этот корабль — по-вашему, ничего дурного? — Он говорил на языке Горечавок внятно и грамотно, будто выучил его специально для этого случая.

— Мы просто искали информацию, — объяснила Портулак.

— Информацию? Какого рода?

Портулак покосилась на меня и тихо проговорила:

— Лихнис, мы вполне можем сказать правду. Нам нечего терять.

— Мы хотели узнать, где побывал этот корабль. — Я понимал, что она права, но ее решение мне все равно не нравилось.

Незнакомец ткнул лучеметом в мою сторону.

— Зачем? Какое вам дело?

— Очень даже есть дело. Лопух, законный владелец этого корабля, похоже, не рассказал всю правду о том, где он побывал после прошлого сбора.

— Это дело Лопуха, а не ваше.

— Ты знаешь Лопуха? — рискнул спросить я.

— Прекрасно знаю, — ответил незнакомец. — Полагаю, лучше, чем ты.

— Сомневаюсь. Он один из нас. От плоти Горечавки.

— Гордиться тут вовсе нечем, — сказал незнакомец. — По крайней мере там, откуда я родом, это не принято. Окажись сейчас здесь Абигейл Джентиан, я бы проделал в ней дыру, через которую ты запросто смог бы помочиться.

Ледяное спокойствие незнакомца не оставило ни малейших сомнений, что он говорит серьезно. Меня пробрал страх. Этот человек с радостью уничтожил бы не только Абигейл, но и всю ее Линию.

Странное чувство, когда тебя презирают.

— Кто ты? — спросила Портулак. — И откуда ты знаешь Лопуха?

— Я Гриша, — ответил незнакомец. — Единственный, кто выжил.

— Выжил после чего? — спросил я. — И как ты оказался на корабле Лопуха?

Гриша взглянул на меня, и на округлом лице отразилось некое подобие мыслительного процесса, который, похоже, завершился принятием решения.

— Ждите здесь, — сказал он. — Сейчас вернусь.

Он выпустил из руки лучемет. Вместо того чтобы упасть на пол, оружие просто повисло в воздухе, продолжая целиться в нашу сторону. Гриша скрылся за дверью.

— Я знала, что это ошибка, — прошептала Портулак. — Думаешь, эта штука в самом деле...

Я слегка отодвинулся от Портулак, и лучемет переключил свое внимание на меня. Вздохнув, я вернулся на прежнее место. Оружие следило за моими движениями.

— Да, — кивнул я.

Вскоре вернулся Гриша и, сомкнув ладонь на рукоятке лучемета, опустил его чуть ниже. Оружие больше не целилось в нас, но мы все еще оставались во власти Гриши.

— Пойдемте, — сказал он. — Вы должны кое с кем увидеться.

Ближе к центру корабля находилось помещение без окон. Как я понял, это была спальная камера, где обитатели корабля погружались в метаболический стазис перед долгими межзвездными прыжками. На некоторых кораблях имелись достаточно мощные двигатели, способные разгоняться до скорости настолько близкой к световой, что субъективное время полета сжималось в произвольно короткие промежутки. Но этот корабль к быстроходным не относился. Экипаж был вынужден проводить среди звезд по меньшей мере годы. Именно по этой причине помещение было оборудовано медицинскими системами для многократных модификаций и омоложений тела.

Было там и тело. Бледное, наполовину сожранное хрупкой серебристой коростой, которая покрыла его сплошь от пояса до пяток и уже заползла на половину груди, правое плечо и одну сторону лица. Тело покоилось в подрагивавшем герметичном пузыре, искажавшем его облик. Вокруг него суетились машины цвета слоновой кости.

— Можете взглянуть, — разрешил Гриша.

Мы с Портулак взглянули, и у обоих вырвался судорожный вздох. Тело на койке принадлежало Лопуху.

— Ничего не понимаю, — проговорил я, всматриваясь — Тело, которое у него на острове, в отличном состоянии. Зачем поддерживать жизнь в этом, если оно отказало?

— Это не дубликат, — сказал Гриша, кивая на пузырь. — Это его единственное тело. Это и есть Лопух.

— Нет, — возразил я. — Когда мы улетали, Лопух все еще был на острове.

— Там не Лопух, — устало вздохнул Гриша, показывая лучеметом на пару стульев возле койки. — Садитесь, и я попытаюсь объяснить.

— Что с ним? — спросила Портулак, когда мы выполнили распоряжение Гриши.

— Его отравили. Наемные убийцы. Чем-то утонченным, медленным и смертоносным. — Гриша погладил поверхность пузыря. Оставляя на ней мерцающие розовые вмятины от пальцев. — Защита предназначена скорее для вас, чем для меня. Если бы я подцепил эту заразу, все обошлось бы неприятной сыпью на коже. Вас же она убила бы точно так же, как убивает сейчас его.

— Нет, — сказал я. — Он из Линии Горечавки. Нас не может убить никакая инфекция.

— Это оружие против конкретной Линии. Оно создано для того, чтобы убивать подобных вам.

— Кто с ним это сделал? — спросила Портулак. — Ты, Гриша?

Вопрос, похоже, нисколько его не задел.

— Нет, не я. Это был один из вас. Лопух подозревал, что кто-то из Сторонников.

Я нахмурился, глядя на изъеденное серебром тело.

— Лопух сказал тебе, кто именно?

— У Лопуха имелись подозрения. Но точно знать, кто его отравил, он не мог.

— Не понимаю. Что, собственно, произошло? Как вообще Лопух может лежать здесь при смерти, если мы всего лишь пару часов назад видели, как он носился по острову?

На губах Гриши возникла едва заметная улыбка — первое проявление чувств с момента нашей встречи.

— Тот, кого вы видели, не Лопух. Это конструкт, подделка, созданная его врагами, которая заменила настоящего Лопуха почти три недели назад. А настоящего Лопуха отравили, прежде чем он вернулся на свой корабль.

Я взглянул на Портулак и кивнул:

— Если Гриша говорит правду, это, по крайней мере, объясняет перемены в поведении Лопуха. Мы считали, что он боится задавать новые вопросы о Великом Деянии. А на самом деле его просто подменили.