Остров. Проект «Робинзон»

Коньяк был, как и полагается напитку полуторавековой выдержки, крайне специфическим. Резкий, терпкий, с умопомрачительным запахом, он просто падал в желудок и волной расходился по организму. Закусывать такое — кощунство. Хотя, что уж говорить, пить такой напиток так, как это делали мы — вообще за пределами добра и зла, хуже только с кока-колой. У Даши проснулся волчий аппетит — что и неудивительно, учитывая, какое количество клеток её организму пришлось регенерировать в считанные секунды. Подруга в одно жало смолотила половину запечённого гуся, так же нехило проредив строй деликатесов, практически свисавших с нашего небольшого, в общем-то, стола. Наконец, утолив немного голод, девушка завернулась в плед экзотической шерсти и окуклилась с бокалом коньяка на кровати, облокачиваясь на Бегемота.

— Вась, а спой что-нибудь… соответствующее. Ты же знаешь?

Я снял со стены гитару, долго крутил колки, подстраивая инструмент. Блин, опять Бегемоту страдать, он этих звуков не любит… Ну да ладно, потерпит, никуда не денется. Я тронул струны и негромко начал.

Тесная домовина, обколочена сукном,

Красным, но неискренним, лучше б цвет другой…

Отцвела смородина, и глаза как будто льдом,

Затянуло, и под ним крик остался твой…

Может, это только сон? Или врут мои глаза?

Несомненно, так и есть, но чей же слышу я крик?

Чей-то крик идёт на срыв, громко падает слеза,

Остается тихо встать, не хочу я это знать…

Пока ещё не старик.

А вчера я видел сон, обнажён сырой песок,

До сих пор перед глазами — смятая трава…

Слышен скорбный хор ворон, и синицы голосок,

У Земли на теле рана — рана метр на два…

Кто сказал, что будет так? Я не верю никому,

И наверно, лишь поэтому, я жив и здоров,

Не хочу я видеть знак, что укажет путь во Тьму,

Не хочу я это знать, почему ж тогда опять

Спросить об этом готов?

Даша сидела как истукан, закрыв глаза и не двигаясь, и я прекрасно её понимал. Даже Бегемот, против обыкновения, не пытался немедленно ретироваться, даже ушами не шевелил, неслыханно!

Подождать бы нам чуть-чуть, не спешить бы, не лететь,

Да и ты, мой друг, постой — видишь, впереди

На хребте у Времени, восседают Жизнь и Смерть,

Разговор ведут простой, мимо не пройти…

Раз в сто лет встречаются, и беседуют о том,

Сколько шансов кому дать, и кому в какой срок…

Ну а люди улыбаются, люди спят спокойным сном,

Не дано им это знать — кто, когда, решит сорвать

Прекрасной Жизни цветок.

Тут в оригинале шёл долгий, печальный гитарный рифф, но у меня электрогитары не было, поэтому я просто заглушил струны рукой. Даша открыла глаза, повернулась ко мне — в них стояли слёзы. Она залпом выпила содержимое бокала. Выдохнула.

— Спасибо. Очень… актуально. А кто это поёт? Никогда не слышала.

— Это довольно известный автор… В узких кругах. Может быть, даже познакомлю когда-нибудь… У тебя опять глаза слипаются.

— Да, действительно. — подруга широко зевнула и непонимающе заглянула в бокал. — А, это я стакан коньяка разом засадила… Неудивительно. Не знаю, как ты, а я спать.

Дарья вырубилась моментально, а я ещё долго сидел, потягивая коньяк и играя в гляделки с огнём в камине — по такому случаю я его разжёг — и думал о вечном. Наконец, груз этого дня и коньяк сморили и меня.

А плед действительно оказался очень тёплым.