Волчья натура. Зверь в каждом из нас

А вот Варга скорее всего не успел. И это почему-то радовало Арчибальда Рене де Шертарини неизмеримо сильнее.

— Яся, — спросил Арчи с внезапно прорезавшейся тоской в голосе. — Скажи, вы правда хотите просто осесть где-нибудь и тихо жить? Вы правда не хотите никого убивать? Вы, волки, воины?

— Правда, Сеня. Вы зря затеяли на нас охоту… А мы зря пытались пресечь ее так решительно. Нам не нужно было никого убивать с самого начала. И тогда ничего плохого не случилось бы.

— Арчи, — сказал Арчи.

— Что? — не поняла Ядвига.

— Арчи, а не Сеня. Меня на самом деле зовут Арчибальд.

Арчибальд Рене де Шертарини, сотрудник внешней разведки Российской Федерации, подозревал, что поступает вопиюще неверно, называя представителю официальной противоборствующей стороны свое настоящее имя. И при этом свято верил, что ничего худого все же не случится.

«Бог мой, — подумал Арчи со смешанным чувством. — Сколько же мне еще предстоит осознать? Из-за тебя, девочка? Из-за твоей не пойми отчего вспыхнувшей страсти к пленному советнику и из-за того, что у советника полыхнуло в ответ…»

Едва вышел Домкрат, последний из обмененных ночью агентов, Коршунович поднял тяжелый взгляд на Лутченко.

— Ну, — спросил он чуть погодя. — И что ты обо всем этом думаешь?

Лутченко зябко повел плечами, несмотря на туркменские температуры.

— Даже не знаю, что думать…

— А по-моему, это все фигня, — неожиданно выдал Шабанеев из облюбованного угла и беззаботно цыкнул зубом. — Лажа, иными словами.

— Поподробнее, пожалуйста. — Коршунович не говорил, Коршунович требовал.

Шабанеев поудобнее умостился на раскладном походном стульчике и начал:

— Вот смотрите, Палыч… Что бы мы стали делать на месте ашгабатцев? Для начала сформулируем их цели. Варге позарез нужно время, ручаюсь. Он всеми силами тянул волынку перед операцией, это факт, не подлежащий сомнению. Даже обмен этот несчастный, совершенно невыгодный противной стороне — не что иное, как затяжка времени. На фига Варге еще один волк, если у него их уже никак не меньше сотни?

Коршунович недовольно поморщился:

— Ваня, выражайся поприличнее, будь добр! А то наши умники отчет президенту подсунут, не читая, а там твое «на фига» во всей красе…

— Извините, Палыч. Так я продолжаю. Итак, зачем, спрашивается, Варге волк? Да не нужен он ему. А нам эти агенты были необходимы, дабы хоть сколько-нибудь прояснить обстановку в Ашгабате. Взглянуть, так сказать, на переворот изнутри. Но ведь Варга тоже не ду… неглупый индивид. Он прекрасно понимает, зачем нам эти агенты, и прекрасно понимает, что ради этого мы даже согласны отнять у себя немножечко времени. Понимает он и то, что, отпуская агентов, он, в сущности, ничем не рискует. Поскольку агентов взяли либо ночью, либо под самое утро, и ничего особенного они не видели и не знают. Напрашивается вопрос: если агентов все равно отпускать, то нельзя ли извлечь из этого какую-либо попутную пользу? Вот, к примеру, легенда — я умышленно говорю «легенда» — Домкрата. Ну не верю я в то, что при допросе ему позволили бы таращиться на экран терминала. И эти… э… неумные паузы и перешептывания… В общем, Палыч, режьте меня, колите, а пахнет это наспех слепленной липой. Домкрату сознательно подсунули под нос дезинформацию и постарались обставить это так, чтобы он поверил, будто бы случайно ее подслушал. Та же песня и с Методистом. Вы верите, что начальник охраны будет с кем-то шептаться прямо у камеры с арестованным разведчиком?

— А ведь он прав, Палыч, — подал голос Лутченко. — У меня подобные мысли тоже возникали, но я как-то опешил и отвлекся, когда услышал, что за переворотом в Туркмении на самом деле стоит Сибирь. Слетел с мысли, увы…

— Так… — Коршунович на глазах терял мрачность и наполнялся охотничьим азартом. — Стало быть, агентам других стран тоже была скормлена деза в виде развесистой клюквы. И, ручаюсь, виновником переворота выставлялся другой. Другая страна то бишь.

— Именно! — воздел палец Шабанеев. — Пока мы будем разбираться да выяснять отношения, Варга отсидится в тепле и уюте, сделает то, ради чего выгадывает каждую секунду, и…

Шабанеев умолк.

— Что и? — не выдержал Лутченко.

— А вот что — и, я пока еще не придумал. Но ситуационная логика в этом, похоже, есть.

— Так. — Коршунович хлопнул в ладоши. — Ваня, ты можешь проанализировать информационный траффик от коллег по альянсу? На предмет изменений в характере? Если кто-нибудь подозревает нас в двойной игре, содержание сводок неминуемо должно измениться. Либо усохнуть, либо наполниться водой, либо что-нибудь еще. Есть у тебя спецы по содержательному анализу?

Шабанеев фыркнул:

— Разумеется, есть. Например, я сам.

— Так давай шевелись, чего расселся?

Иван Шабанеев, жизнерадостный аморф-компьютерщик, мгновенно оккупировал ближайший свободный терминал и немедленно слинковался со связистами и аналитиками. Руки его порхали над клавиатурой полиморфа, и казалось, что в данный момент они существуют отдельно от своего владельца.

Но Коршунович знал, что самое ценное в Шабанееве — не руки. Впрочем, руки Шабанеева тоже высоко ценились.

«А я пока попробую тихо и задушевно побеседовать с Семенычем… — подумал он. — С нашим доблестным генералом Золотых…»

Он снял с пояса спецмобильник и коснулся всего одного сенсора — прямого вызова.

— Золотых, — тотчас отозвался знакомый голос.

Невольно Вениамин Коршунович вслушивался в этот голос, пытаясь уловить новые интонации, натянутость или что-нибудь еще. Ведь сибирякам вполне могли подсунуть версию, что во всей этой истории грязно играет именно Россия.

«Черт! — подумал Коршунович, медленно стервенея. — С Семенычем приходится играть в гляделки-слушалки! Вынюхивать, а не думает ли он, что ты его надуваешь… И пытаться понять, не ищет ли он в твоем голосе то же самое. С Семенычем, с которым черт знает сколько пройдено и бог знает сколько выпито!»

— Семеныч, — сказал Коршунович тихо и устало. — Надо поговорить. Срочно. Только с глазу на глаз и лично.

Золотых выдержал короткую паузу.

— Жду, — коротко сказал он. — Но торопись, снимаемся через десять минут. И надеюсь, что дело того стоит…

— Бегу, — сказал Коршунович, отключаясь. И выскользнул из-под наспех натянутого над штабным «Изюбром» тента.

А потом действительно побежал.

Подчиненные, попадающиеся по дороге, округляли глаза и в немом изумлении отшатывались.

«Черт! — подумал Коршунович с тревогой. — Нехорошо как. Майорам вэ-эр бегать не положено! В мирное время бегущий майор вызовет только смех, а сейчас не иначе панику…»

Но ему действительно нужно было срочно поговорить с генералом Золотых. И от результатов этого разговора вполне могли измениться последствия операции «Карусель-2».

— Нашла? — спросил Арчи, оборачиваясь.

Ядвига отрицательно помотала головой в ответ:

— Нет. Не нашла.

Арчи вздохнул.

— Интересно, — изрек он, обращаясь не то к небу, не то к пустыне. — Что сейчас на «Чирс» делается?

— Понятия не имею, — ответила Ядвига. Она явно не сочла вопрос риторическим. — Пойдем туда?

— Если честно, — признался Арчи, — то мне не хочется.

— Мне тоже, — заявила Ядвига.

— Почему? — изумился Арчи.

— Ну… — Ядвига замялась: то ли слова подбирала, то ли эта информация не предназначалась Арчи. — Если коротко, то у нас в последнее время возникли серьезные разногласия с партнерами из «Чирс». В общем, я ни секунды не сомневаюсь, что наши эвакуировались именно поэтому.

Арчи мгновенно оценил это — в сущности, получалось, что он больше не пленник.

— Мне нужен телефон, — сказал он, поднимаясь. — Что тут у нас ближе всего? Янбаш?

— Кажется. Километров пять.

— Побежали! — Арчи вскочил.

— Погоди, — осадила его Ядвига. — Это на трассе. Там могут вертеться люди из «Чирс» — экипажи могут проезжать, посты дежурить в конце концов. В связи с этим.

Она повела головой, явно намекая на далекий рокот и пыльный шлейф, что, явно приближаясь, полз вдоль пограничной гряды.

Махолетов они так и не увидели, зато над самой границей пронеслось несколько звеньев штурмовиков породы «Валькирия». Это было жутковатое и вместе с тем захватывающее зрелище. Неизвестно, что собирались смешивать с песком эти полулегендарные динозавры европейской секретной селекции; ни единого залпа они так и не произвели. Просто пронеслись чуть ли не над головами и сгинули на юго-востоке.

— Пойдем в Багир, — предложила она. — Причем лучше в Нижний. А оттуда — в Ашгабат.

— Прямо вот так? — с иронией поинтересовался Арчи, намекая на волчью форму, в которую были облачены оба. — А если нас узнают? Бабушки уборщицы из правительственной обслуги, к примеру?

— Купим обычную одежду, — отмахнулась Ядвига. — Тоже мне, проблема.

— Это если магазины работают.

— Тогда отберем у кого-нибудь. — Ядвига презрительно фыркнула. — Не тормози, Арчи.

— Ладно, не буду, — вздохнул де Шертарини.

Такой вариант его тоже устраивал.

И они, обходя, базу «Чирс» по пологой дуге, двинулись к Нижнему Багиру. Для начала стоило достичь арыка, сплошь заросшего ежевикой и тутовником. Дабы не маячить в чистом поле и не привлекать ничьего постороннего внимания. А там, вдоль трассы, тоже что-то растет — в случае чего можно будет укрыться.

Они не знали, что зря опасаются приближаться к «Чирс». К этому моменту на базе оставались только усиленные посты охраны, получившие приказ лично от Варги никого на территорию не допускать, а если подобная угроза все же возникнет — задействовать систему ступенчатой самоликвидации и сдаваться.

Спустя пятнадцать минут передовые «Вепри» сибирских погранцов прокатили мимо стройплощадки волков — альянс замыкал кольцо. Каждые три километра несколько «Вепрей» отставали от колонны и занимали удобные позиции. Окопчики вокруг стройплощадки показались пограничникам вполне приличными позициями, особенно если правильно расположить «Вепри».

Уже пробираясь вдоль арыка, Арчи и Ядвига услышали и увидели возвращающиеся «Валькирии». Но не задерживаться же из-за этого? Арчи спешил к телефону. А волчице, как показалось Арчи, было все равно что делать. Лишь бы не бездействовать, пока обстановка не определилась. И это вполне его устраивало.

На позициях ашгабатцев что-то размеренно бухало и стонало. Рихард выглянул из-за опоры тяжелого сибирского транспортера «Мамонт» и тотчас спрятался обратно.

Так и есть — невдалеке, рядом с таким же транспортером сибирских погранцов, песчаной свечой восстал взрыв, коротко ахнуло, и кто-то пронзительно, с детской обидой в голосе, закричал.

— Sauhunde! Schweinehunde! — сквозь зубы выругался у соседней опоры Генрих Штраубе и, выглянув, вдруг стал с остервенением садить по позициям ашгабатцев из своего пулевика. Пулевик стенал и плевался железом, пока не иссякла обойма.

— Зря, — без особого желания что-либо изменить прокомментировал Цицаркин. — Хрен ты им что сделаешь, они из минометов шпарят, навесом.

Цицаркин единственный из всех даже не пытался выглянуть: просто сидел, привалившись спиной к «Мамонту» в месте, где его не могла бы достать шальная игла или пуля, и меланхолично пялился в небо.