Змея, крокодил и собака

P.P.P.S. Или, в крайнем случае, через тринадцать.

P.P.P.P.S. Будьте осторожны».

Требовались незаурядные усилия, чтобы в тот момент отвлечь моё внимание от Эмерсона, но это невероятное послание почти добилось результата. Я вспомнила: как-то раз мне случилось заметить Рамзесу, что литературное дарование лучше всего раскрывается в письменной форме. Очевидно, он принял это предложение близко к сердцу, но сомнительные литературные приёмы («лишился чувств», Боже мой! Что читал этот ребёнок?) не скрывали истинных переживаний. Бедный Рамзес! Оказаться спасённым вместо спасителя, грохнуться с лошади, быть вытащенным из канавы, стоять, как мешок с грязным бельём, с которого капает грязная вода – и всё это перед глазами девушки, на которую он стремился произвести впечатление... Его унижение было полным.

И он принял это как мужчина и как Эмерсон! И только восхищался Нефрет за те достижения, что отбросили его самого в тень. И как тронуло материнское сердце жалостное признание: «Она и без меня прекрасно справляется». Да, Рамзеса можно только пожалеть.

Что касается Нефрет, её поведение подтвердило моё первоначальное впечатление о её характере и убедило меня, что она станет достойным дополнением к нашей маленькой семье. Она действовала с теми же энергией и независимостью, которые проявила бы я, и так же эффективно. Я тоже не привыкла дрожать и прятаться где-то в уголке.

Но при одной лишь мысли о появлении в Египте Рамзеса, пытающегося защитить меня, кровь застывала в жилах, и мне оставалось только надеяться, что Уолтер в состоянии помешать ему ограбить банк или изобразить разбойника с большой дороги, чтобы раздобыть денег. Хотя я ничуть не сомневалась в искренности протестов Уолтера. На следующий день обязательно отправить телеграмму, хотя имеются некоторые трудности с тем, как составить сообщение. Чтобы известить их, не встревожив...

В этот момент шорох простыней заставил меня рвануться к Эмерсону. Он повернул голову! После этого незначительного движения он больше не шелохнулся, но я неподвижно сидела рядом всю ночь, считая каждый вдох и нежно гладя каждую чёрточку любимого лица.

Конечно, борода должна была отрасти. В отличие от волос, борода у Эмерсона очень жёсткая и колючая. Я также возражала против неё по эстетическим причинам, поскольку она скрывала замечательные контуры челюсти и подбородка, а также ямочку в последнем.

В периоды эмоционального расстройства ум стремится сосредоточиться на мелких деталях. Это – общеизвестный факт и, по моему мнению, объясняет то, что я забыла о гораздо более важных проблемах, чем борода Эмерсона. Они вновь завладели моим вниманием на следующее утро, когда Сайрус принёс мне поднос с завтраком и спросил, как прошла ночь. Я убедила его – без труда – присоединиться ко мне за чашкой кофе и развлекала, читая отрывки из письма Рамзеса.

– Я должна немедленно телеграфировать, чтобы успокоить их, – сказала я. – Вопрос в том, как много им можно сообщить – они ничего не знают о случившемся…

– Моя дорогая Амелия! – Сайрус, хихикавший и качавший головой во время чтения письма, мгновенно посерьёзнел. – Если они уже не знают, то узнают в скором времени. Мы не скрывали его исчезновения – чёрт побери, мы весь город запрудили извещениями. Позволю высказать мнение: английские газеты получат информацию от своих каирских корреспондентов, и вот тогда мы окажемся в заголовках. Вы и ваш муж – «горячие» новости, уж вам-то это известно.

Серьёзность вопроса мгновенно прояснилась. С помощью Сайруса я определила курс действий. Мы должны немедленно телеграфировать, заверив наших близких, что Эмерсон найден, мы оба в безопасности и здравии, и поэтому предупреждаем их не верить тому, что они прочитают в газетах.

– Мороз идёт по коже, стоит подумать, какие искажённые версии фактов публикуют сбитые с толку журналисты, – с горечью согласилась я. – Проклятье, Сайрус, мне следовало ожидать этого. У меня хватало неприятных встреч с «господами» из прессы.

– Вы должны думать о другом, моя дорогая. Самое главное – поставить бедного старину Эмерсона на ноги и вернуть ему способность владеть своими чувствами. А он уже позаботится о репортёрах.

– Лучше него на это никто не способен, – ответила я, не отрывая глаз от лица супруга. – Но опасность ещё не миновала. Человек, ответственный за этот подлый поступок, сбежал. Мы не смеем предположить, что он откажется от своего замысла. И не можем ослабить бдительность ни на мгновение – особенно сейчас, пока Эмерсон беспомощен.

– Не волнуйтесь об этом. – Сайрус погладил свою бородку. – Родственники Абдуллы окружили наш дом не хуже банды апачей[143], осаждающей форт. Они уже нагрубили повару и вышвырнули прочь сводника.

Успокоившись по этому поводу и отправив телеграмму, я смогла вернуть всё внимание тому, кому принадлежало моё сердце. Настало время испытаний, поскольку по мере того, как эффекты опия исчезали, появлялись другие, более тревожные признаки. Они были вызваны, по мнению доктора Уоллингфорда, другими лекарствами, которые давали Эмерсону, но лечение было невозможно – мы не знали, какими именно.

Абдулла вернулся в дом, где держали Эмерсона, и обнаружил там абсолютную чистоту. Полицейские отрицали, что забирали что бы то ни было, и я охотно поверила им, так как действительно не имело никакого смысла обыскивать место преступления. Казалось очевидным, что похититель вернулся и изъял все обвиняющие его улики. Это был зловещий знак, но у меня не хватало времени ни думать о последствиях, ни бороться с журналистами, которые, как и предсказывал Сайрус, осадили нас, требуя новостей. Доктор Уоллингфорд переехал в одну из комнат и сосредоточился на своём самом важном пациенте. Врачу пришлось проявить неусыпное внимание, потому что бессознательное состояние сменилось горячкой, и в течение двух дней понадобились все объединённые усилия, чтобы помешать Эмерсону навредить себе или нам.

– По крайней мере, теперь ясно, что его физическая сила серьёзно не пострадала, – заметила я, поднимаясь с пола, куда меня отшвырнула размахивавшая рука Эмерсона.

– Это сверхъестественная сила мании, – заявил доктор Уоллингфорд, потирая ушибленное плечо.

– Тем не менее, я считаю такое поведение обнадёживающим фактом, – сказала я. – Я уже видела его раньше в подобном состоянии. Это моя вина, мне бы следовало лучше знать... Держите ему ноги, Сайрус, он снова пытается вскочить с постели!

Анубис осторожно удалился на верхушку комода, где, свернувшись в клубок, наблюдал за суматохой расширившимися зелёными глазами. В коротком затишье, последовавшем за буйством Эмерсона, я внезапно услышала низкий урчащий звук. Кот мурлыкал! Абдулла посчитал бы это ещё одним признаком дьявольского разума, но я почувствовала странный, иррациональный всплеск возродившейся надежды, как будто мурлыканье существа было хорошим предзнаменованием, а не наоборот.

Мне потребовалось всё моё мужество на протяжении этих нескончаемых ужасных часов, но после того, как миновала третья полночь, я рискнула предположить, что худшее позади. Эмерсон наконец-то лежал неподвижно. А остальные сидели вокруг кровати, обрабатывая синяки и переводя дыхание. Перед глазами всё плыло, голова кружилась, в голове ни одной мысли из-за нехватки сна. Происходящее казалось нереальным, напоминая двухмерную фотографию какого-то прошлого события – дымящий фонарь, отбрасывающий тени на напряжённые взгляды присутствующих и измождённое лицо больного, и тишина, не нарушаемая ничем, кроме шелеста листьев за открытым окном и медленного, но правильного дыхания Эмерсона.

Вначале мои чувства не осмелились поверить этому знаку. Когда я встала и на цыпочках подошла к кровати, доктор Уоллингфорд сделал то же самое. Осмотр был кратким. Когда врач выпрямился, на его усталом лице заиграла улыбка.

– Это звуки сна, естественного сна. Идите отдыхать, миссис Эмерсон. Он захочет увидеть вас здоровой и улыбающейся, когда проснётся утром.

Я пыталась сопротивляться, но не смогла. Сайрусу пришлось чуть ли не нести меня на руках в соседнюю гардеробную, где поставили лежанку. Подсознание – в которое я твёрдо верю, несмотря на сомнения в его существовании – определило, что теперь можно отказаться от бдения, и я спала мёртвым сном не менее шести часов.

Проснувшись, наполненная энергией, я вскочила с постели и бросилась в соседнюю комнату.

По крайней мере, собиралась. Меня внезапно остановило зрелище, представшее передо мной – смертельно бледное существо, невероятно растрёпанное, неряшливо полуодетое и дико озирающееся вокруг. Прошло несколько секунд, прежде чем я узнала собственное обличье, отразившееся в зеркале над туалетным столиком.

Быстрый взгляд через дверной проём заверил меня, что Эмерсон всё ещё спал, а милый доктор со съехавшими набок очками и полуразвязанным галстуком дремал в кресле рядом с кроватью. Я поспешно приступила к выполнению некоторых необходимых восстановительных процедур, в том числе расчёсыванию волос, пощипыванию щёк для придания им естественного цвета, а затем облачилась в свой самый изысканный халат с оборками и кружевами. Мои руки дрожали; я трепетала, будто молодая девушка, готовящаяся к свиданию со своим возлюбленным.

Звуки из соседней комнаты заставили меня метнуться к двери, потому что я узнала недовольные ворчания и стоны, которыми Эмерсон привык приветствовать наступающий день. Если он и не стал собой, то неплохо подражал.

Сайрус, очевидно, подслушивавший за дверью, вошёл одновременно со мной. Доктор Уоллингфорд жестом показал нам не приближаться. Опершись на кровать, он спросил:

– Вы знаете, кто вы?

Он устал до изнеможения, бедняга, иначе, без сомнения, выразился бы поудачнее. Эмерсон уставился на него.

– Чертовски дурацкий вопрос, – ответил он. – Конечно, я знаю, кто я. И раз уж на то пошло, то кто, к дьяволу, вы такой?

– Профессор, прошу вас! – воскликнул Уоллингфорд. – Что за язык! Здесь дама.

Глаза Эмерсона медленно исследовали комнату и, наконец, остановились на мне. Я стояла, скрестив руки на груди, пытаясь сдержать трепетание оборок, выдававшее бешеное биение сердца.

– Если её беспокоит мой язык, она может покинуть комнату. Я её не приглашал.

Сайрус не мог больше сдерживаться.

– Вы, чёртов болван! – прорычал он, сжимая кулаки. – Разве вы не узнаете её? Если бы она не появилась без приглашения несколько дней назад, вы не остались бы в живых и не богохульствовали бы сегодня утром.

– Ещё один назойливый непрошеный гость, – пробормотал Эмерсон, бросая злобные взгляды на Сайруса. Затем повернулся ко мне... И на этот раз ошибки быть не могло. Блестящий синий взор был ясен, осознан – и равнодушно-спокоен. Затем зрачки сузились, а брови нахмурились: – Постойте, постойте – черты знакомы, а вот костюм другой. Не та ли это особа в небрежном наряде, которая вчера вечером появилась в моей очаровательной маленькой комнате, будто пробка, вылетевшая из бутылки, а затем задала перцу пустому дверному проёму, усердно стреляя в него? Женщинам не следует разрешать прикасаться к огнестрельному оружию.