Змея, крокодил и собака

ГЛАВА 12

Если человек устроился на отдых,

сидя на стуле в вашей гостиной,

маловероятно, что вы

швырнёте его в пруд.

Я доверилась Сайрусу – у меня просто не было иного выхода.

– Мне необходимо было встретиться с Кевином О'Коннеллом, – объяснила я. – Я говорила вам, что он появится, и вчера Селим доставил мне послание от него.

Я пила чай, сидя на раскладном стульчике, ибо чувствовала, что имею некоторое право на восстановление сил. Эмерсон, конечно же, сразу вернулся к работе, но Сайрус не последовал за ним. Он растянулся на коврике у моих ног, будто павший воин, и закрыл лицо руками. Я мягко толкнула его носком.

– Что вам нужно, – сказала я, – так это хорошая чашка чая.

Сайрус перевернулся и сел. Его лицо всё ещё пылало, хотя первоначальный синевато-багровый цвет несколько поблёк.

– Я никогда не был пьяницей, – произнёс он. – Но начинаю понимать, как можно заставить человека стать алкоголиком. К дьяволу проклятый чай. Где эта бутылка бренди?

Конечно, он шутил. Я протянула ему чашку чая.

– Помогите мне советом, Сайрус. Что делать с Кевином?

– Амелия, вы самая... Вы просто бесподобны. Вы... вы…

– Мы уже говорили об этом, Сайрус. Повторяю: сожалею о том, что обеспокоила вас, но, как видите, всё вышло к лучшему. Мы захватили Мохаммеда! Одним врагом меньше! И как только его сломанный нос исцелят, мы сможем расспросить его и выяснить, кто его нанял.

– Только один, – мрачно ответил Сайрус. – А сколько их ещё? Если вы собираетесь рисковать собой, чтобы собрать остальных, моё сердце не вынесет этого напряжения. Ваши губы снова кровоточат, дорогая, я не могу не обращать на это внимания.

– Горячая жидкость, должно быть, расширила разрез, – пробормотала я, прижимая салфетку ко рту. – Вы же знаете – это не ранение, полученное на поле битвы, а всего лишь рассечённая губа.

Мы ненадолго замолчали, думая (я уверена) совершенно о другом. Затем, слегка пошевелившись, я оживлённо проговорила:

– Теперь хотелось бы вернуться к обсуждению Кевина.

– Я готов прикончить молодого негодяя, – пробормотал Сайрус. – Если бы не он... Ладно, Амелия, ладно. Где он находится, и что мне следует делать?

Я объяснила ситуацию.

– Итак, – заключила я, – нам лучше всего отправиться немедленно.

– Сейчас? – воскликнул Сайрус.

– Конечно. И если мы поторопимся, то вернёмся до наступления темноты. Я не ожидаю немедленной повторной атаки – сбежавшие вряд ли успели сообщить о провале своей. Однако в темноте сложно передвигаться.

С кривой улыбкой Сайрус поставил чашку и поднялся на ноги.

– Вы собираетесь рассказать Эмерсону?

– Нет, с какой стати? Я уверена – он уже предупредил вас, чтобы вы не выпускали меня из своего поля зрения.

– В этом не было необходимости, – произнёс Сайрус, перестав улыбаться. В дальнейших словах не было смысла – застывший взгляд и крепко сжатые губы говорили сами за себя. Отказ от козлиной бородки определённо пошёл ему на пользу. Он напоминал тех сильных и молчаливых шерифов, которых полно в американской литературе.

И затем оставил меня, пообещав, что будет готов через пять минут.

Мне не требовалось столько времени. Я убрала чайные приборы и застегнула пояс. Затем извлекла из кармана небольшой предмет, который случайно нащупала на усыпанном камнем полу гробницы. Многолетний опыт позволил определить одним лишь прикосновением, что это не камень, а предмет, созданный человеком, и тот же опыт инстинктивно побудил меня засунуть его в карман.

Это была фасетка кольца из дешёвого фаянса – как те, что я находила и в деревне рабочих, и в других местах. На некоторые наносили имя правящего фараона, другие украшали изображениями разных богов. Найденное мной кольцо относилось ко второму виду. На нём изобразили Собека – крокодилоголового бога[211].

* * *

На этот раз меня сопровождал не только Сайрус, но и ещё двое. Все с оружием. Совершенно бесполезная предосторожность, по моему мнению, но мужчины вечно обожают маршировать с оружием и демонстративно играть мускулами, так что я не видела причин возражать против этих безвредных занятий. Как я и ожидала, путешествие прошло без инцидентов, и после приветствия Селима, покинувшего укрытие при нашем появлении, мы вышли из устья вади и преодолели небольшое расстояние до маленького дома, сложенного из грязевого кирпича.

Кевин, естественно, устроился со всеми возможными удобствами. Он сидел на перемётной сумке для верблюда в тени перед домом, читая дешёвый бульварный роман, со стаканом в одной руке и сигаретой – в другой[212]. Он изображал, что увлечён чтением, пока мы не подошли почти вплотную, и лишь тогда резко вскочил, напыщенно и неубедительно изображая удивление:

– Нет сомнений, что перед моими глазами предстал мираж – прелестное видение, подобное гуриям мусульманского рая! О, что за чудный день для нас, мисс’ Эмерсон, любимая моя[213]!

Когда он подошёл ко мне, солнце загорелось в его волосах и окрасило алым загорелые щёки. Веснушки, нахальный нос, заискивающая улыбка, широкие голубые глаза складывались в неотразимый портрет молодого ирландского джентльмена – и вызывали непреодолимое желание в моей груди[214]. Я и не пыталась сопротивляться ему. И со всех сил стукнула зонтиком по протянутой руке.

– Я не ваша любимая, а этот провинциальный жаргон столь же лжив, как ваши заверения в дружбе!

Кевин отпрянул, потирая руку, а Сайрус улыбнулся, не в силах сдержаться:

– Я думал, вы намерены вежливо убеждать. Если же вы хотели отлупить парня, я мог бы сделать это за вас.

– О Боже, – опустила я зонтик. – Кажется, в порыве чувств я утратила контроль над собой. Хватит этих раболепных поклонов, Кевин, я больше вас не трону. Если только вы не станете раздражать меня.

– Мне, конечно, хотелось бы избежать этого, – серьёзно ответил Кевин. – Не вызовет ли у вас раздражение предложение стула или верблюжьей сумки? Боюсь, у меня недостаточно мест для вашего эскорта.

Сайрус тем временем жестом приказал своим людям занять позиции по обе стороны маленького строения, где они могли просматривать местность во всех направлениях.

– Я останусь стоять, – отрезал он.

– Вы, конечно, помните мистера Вандергельта, – сказала я Кевину, усаживаясь на предложенное им место.

– А я не мог понять, почему он кажется мне знакомым. Прошло много лет, и я вначале не узнал его без бородки. Как поживаете, сэр? – Он попытался было протянуть руку, но ледяной взгляд Сайруса заставил его одуматься. – И как профессор? – продолжал Кевин, присев у моих ног. – Надеюсь, он полностью оправился после… несчастного случая?

– Я доверяю вам, Кевин, – ответила я. – Вы сразу берёте быка за рога. Вам хорошо известно, что это была не случайность. Проклятие древних богов Египта во всей своей красе, если выражаться по-вашему. Но, похоже, ваши читатели уже устали от проклятий.

– Охон… я хотел сказать – о нет, мэм[215]. Читателей никогда не утомят таинственность и сенсации. Уж нам-то это известно, и я бы с удовольствием всё разъяснил, если бы обладал фактами.

Он продолжал баюкать свою руку. Я прекрасно понимала, что Кевин считает перелом – или хотя бы лёгкий ушиб – основанием для справедливого обмена на желанные ему сведения, поэтому осталась невозмутимой под обиженно-укоризненным взглядом.

– Вы будете первым, у кого окажутся факты, я обещаю – как только их можно будет обнародовать.

Достойный порицания юноша издал торжествующий крик.

– Ага! Значит, существуют факты, которые пока неизвестны. Не стоит это отрицать, миссис Эмерсон, и поджимать свои симпатичные губки. Один конкретный факт, который не может не захватить воображение читающей публики, уже известен мне, потому что я провёл несколько познавательных дней в Каире, беседуя с нашими общими друзьями.

Это старая уловка журналистов и других злодеев – обмануть жертву притворной осведомлённостью, так что я лишь усмехнулась.

– Вы, очевидно, имеете в виду инцидент на балу. Эта глупая шутка...

– Не отнекивайтесь, миссис Э. Я имею в виду потерю памяти у профессора.

– Проклятье! – воскликнула я. – Немногие осведомлённые поклялись молчать. Какой...

– Вы же понимаете, что я не могу раскрывать свои источники. – Он одержал верх и знал это. Широкая улыбка светилась дерзкой насмешкой ирландского домового-пакостника.

На самом деле я почти определённо знала, кто «раскрыл пасть», если использовать американский жаргон. Единственным общим другом у нас с Кевином, который знал правду, был Карл фон Борк. Знакомство Кевина с другими археологами являлось поверхностным и в основном враждебным. Кевин познакомился с фон Борком ещё в Баскервиль-Хаусе, и Карл тогда победил в битве за сердце девушки [216]. И, без сомнения, Кевин получил колоссальное удовлетворение, сыграв шутку с умным, но рассеянным немцем, вынудив того сказать больше, чем он хотел.

Сайрус, до сих пор молчаливо внимавший, решил отверзнуть уста:

– Уже поздно, Амелия. Пошлите его прочь или позвольте мне стукнуть его по голове. Мои ребята могут держать его в плену, пока вы не решите...

– Давайте не будем терять хладнокровия! – воскликнул Кевин, вытаращив глаза. – Миссис Эмерсон, мэм, вы ведь никогда не позволите...

– Когда ставки настолько высоки, я могу не только позволить, но даже одобрить такое решение. Мне в высшей степени не хотелось бы подвергать Сайруса риску судебного разбирательства, или нежелательной популярности ради моей… ради нашей дружбы, но я бы пошла и не на такое, чтобы предотвратить публикацию подобной новости. Хотелось бы воззвать к вашей чести, но боюсь, что у вас её нет. Хотелось бы доверять вашему слову, но я не могу.

Я встала, показывая всем своим видом, что разговор завершён. Сайрус взял винтовку на плечо.

– Он не собирается стрелять в вас, – объяснила я Кевину, издавшему тревожное блеяние. – По крайней мере, я так не думаю. Сайрус, скажите своим людям, чтобы к нему относились со всей возможной мягкостью. Я время от времени буду навещать вас, Кевин, чтобы посмотреть, как вы поживаете.

И тут Кевин доказал, что является таким человеком, каким, несмотря на некоторые доказательства обратного, я всегда его считала. Он рассмеялся. Учитывая обстоятельства, это было довольно убедительное подражание безумному веселью.

– Вы выиграли, миссис Э. Не думаю, что вы говорили серьёзно, но предпочёл бы не рисковать. Что я должен делать?

Реальным могло быть только одно решение. Если бы Кевин дал мне слово молчать, то абсолютно искренне – в тот момент. Как и Рамзес – и, боюсь, многие другие – он всегда умудрялся найти благовидное оправдание невыполнению обещания, если ему слишком сильно хотелось его нарушить. Кевина следовало держать в заключении, и самой надёжной тюрьмой для этого был королевский вади.

Пришлось замедлить шаги, чтобы Кевин не отстал: он находился далеко не в такой форме, как следовало бы.

Будь я не так расстроена, прочла бы ему небольшую дружескую лекцию о преимуществах физической подготовки. Но сейчас в своей лекции я ограничилась более важными вопросами, и совсем не дружелюбно. В заключение я известила его: если он разболтает любые сведения об Эмерсоне (простой запрет казался самым очевидным решением), я больше никогда не скажу ему ни единого слова и прекращу какое бы то ни было общение с ним.