Нелёгкое дело – укротить миллионера

Глава 34

=Коршун=

Наши дни

Она сидит в кабинете в глубоком кресле, смотрит перед собой и сжимает на столе сплетенные пальцы. Бледная, измученная, сегодня не накрашенная, но все равно нежно-красивая.

– И что моей госпоже понадобилось так срочно? – фальшиво улыбаюсь. – Я тут грязевые ванны принимал, понимаете-ли, а вы меня оторвали от такого важного дела.

– Перебьешься. Не поясничай, Руслан. – Ее голос совсем осип, будто много плакала или простыла. – Вот договор. В свете последних событий, я добавила несколько новых пунктов. Хочешь играть дальше, подписывай. Нет? Выметайся.

– О, какая строгая, а в больничке тряслась на моих пальцах, кричала, когда я вбивался в тебя до упора.

Она закусывает губу и отворачивается. Слишком резко. Волосы волной падают на одно плечо и закрывают пол лица. На щеках расплывается румянец, а на глазах выступают слезы. Опять слезы?

Агата встает, волосы шустро перебираются на спину, и девушка, отвернувшись, идет к окну. Руки поднимает и обнимает себя за плечи. Я даже отсюда чувствую, что она дрожит.

– Можешь вычеркнуть больницу из своей памяти, потому что это больше никогда не повторится.

– Ха. Ха. Бугага, вернее. Ты же сама еще добавки просить будешь. И могу себе представить, что прописал мой папочка в ТВОЕМ договоре. Уверен, что пункт об интиме там есть, и ты оставила отметочку «согласна».

Она вскидывает голову и, полоснув ядовито-янтарным взглядом по моему лицу, снова отворачивается в окно. Солнце в закате освещает ее фигуру алым контуром, темные волосы на кончиках и по краям светятся темным золотом.

Ну почему она такая? Невероятная. Самка богомола, елки-палки. Сожрет меня и не подавится.

Мы долго молчим. Я сверлю ее спину голодным и ненавистным взглядом. Задушить хочу. Обнять хочу. Прикоснуться хочу. А-а-а! Но не могу признать, никогда не признаю, что слишком влип в эту женщину. Стойкую, как оловянный солдатик. У нее явно какие-то проблемы в жизни, но она ни словом не заикнулась, даже когда я был душечкой без памяти и зрения. Не стала давить на жалость и оправдываться. Не призналась, что ее тревожит и печалит. Она сильнее этого. Сильнее меня, моей ярости и обиды.

Прохожу на метр вперед, и девушка вдруг разворачивается и выставляет руку.

– Не приближайся. Егор за дверями, мне стоит лишь позвать, и он тебя отсюда вышвырнет.

– Не посмеет. Вы и так потеряли время, пока я в больнице валялся, ведь так?

Агата сильно вздрагивает, но тут же отступает от меня подальше и ровной походкой от бедра идет к столу. Замечаю, как сегодня она осунулась, ссутулилась, плечи ушли вперед. Наливает себе из графина немного воды, выпивает и снова смотрит на меня. Глубоко так ковыряет, на ее губах дрожит явная невысказанная боль, но не слетает.

Агата, медленно выдохнув и расправив плечи, спокойно поясняет:

– Тебе придется подписать, Руслан. Другого пути нет. Или иди на улицу, где, я думаю, тебе не очень понравилось.

– Да тебе фиолетово, что мне нравится.

– Так и есть. Я выполняю четкие указания, и это не мое желание. Была бы моя воля, я бы уехала в эту же секунду, чтобы никогда больше тебя не видеть.

– Такой противный? – подвигаюсь к столу, а она быстро прячется за него.

– Не подходи, – шепчет и упирается спиной в шкаф, сбивая статуэтку. От звона фарфора о паркет, она сильно вздрагивает, смотрит под ноги, куда отступить, но я подхожу впритык и запираю ее руками с двух сторон. Ограждаю, но не прикасаюсь.

– Что ж твоя собачка на шум не прибежала?

– Рус… отойди, – шевелит губами. – Ты не посмеешь. – Совсем неуверенно и тоскливо, будто сама себе не верит. Прикрывает глаза, вдыхает, и ее кожа покрывается мурашками. Я смотрю на угол плеча, на подъем шеи и хочу впиться губами в него, но сцепляю зубы и, стараясь держать ласковый тон, спрашиваю:

– Я могу хотя бы почитать договор? – провожу рукой над ее волосами, но не притрагиваясь. Я ее иначе замучаю, иначе сломаю. Силой и яростью не получается, значит, найду другой подход. Более изощренный.

– Да, – совсем слабо отвечает и сжимает пальцы на кромке шкафа. Отводит голову в сторону, сложно не может рядом со мной дышать. Скидывает, зацепив густыми локонами, еще одну фигурку, но не реагирует на ее падение, смотрит в мои глаза и дрожит.

– Тогда почитаем вместе? – склоняюсь к ее губам. Она максимально отодвигается, дышит гулко, тяжело сглатывает, а когда я замираю в миллиметре от прикосновения, выпускает тихий стон и почти неслышное «да». Это словно мольба.

Отхожу, оставляя ее у стены. Агата смотрит на меня ошарашенно и хлопает ресницами, кручеными и густыми. Ее настоящими ресницами, не каким-то суррогатом или пластиком. Без грамма краски, и мне так хочется их пересчитать кончиками пальцев.

Но не сейчас.

Подхватываю бумаги и падаю на диван, вольготно закинув ноги на спинку. Я все еще в одних боксерах, что идеально подчеркивают мои крепкие бедра и не скрывают мое желание ее нагнуть. Да пусть видит, пусть смущается и краснеет.

Замечаю быстрый взгляд Агаты по телу. Словно языком меня приласкала, так жадно проскользила по груди, кубикам пресса и запнулась о темную дорожку, уходящую под резинку боксеров. Ниже не смотрит, отворачивается, сильно сжав кулачки.

Чтобы не воспламениться от ее неосязаемой ласки, читаю вслух:

– Руслан Евгениевич Пух, – истерично ржу, но продолжаю, – обязуется выполнять все ниже перечисленное.

Смотрю на притихшую девушку исподлобья, украдкой. Она уже успела сесть в кресло, налила себе еще стакан воды и зажала рот рукой, будто ее прилично от меня воротит. Ничего, потерпишь.

Читаю дальше:

– Работу по дому и любые указания Агаты Евгеньевны. – Ниже идет перечень этих самый указаний, я их не озвучиваю. Она серьезно думает, что наймусь садовником и буду ей прислуживать? Наивная.

Перебегаю взглядом дальше, но срываюсь с листа и с наслаждением рассматриваю идеальный профиль подставной женщины. У меня мелькает мысль, что отец не просто так ее выбрал: что-то в ней есть такое, чего нет в остальных. Что-то что для меня слишком важно. Он это знал. Только что это, я не понимаю.

Агата снова отвернулась к окну и сидит неподвижно, как мумия. Как же хочется ее поцеловать, я чуть не срываюсь, и губы печет от желания вдавить в кровать, прижаться к ней, сделать своей. Но еще рано, нужно сбить спесь и уверенность, изменить к себе отношение, позволить доверять, а потом разрушить и доконать. Чтобы уже не поднялась с колен.

– Срок три месяца, и дата стоит задним числом, – озвучиваю мысли. – За дурака меня держишь?

– Хочешь три месяца от сегодняшнего дня? – она приподнимает бровь и снова тянется к воде, но, заметив мой испытывающий взгляд, убирает руку, сплетает пальчики между собой. Они белые, мертвенно.

Ее бросает в жар, и это немного меня останавливает от глумления. Присматриваюсь. Лоб покрылся блеском болезненного пота. Девушка вытирает его ладонью и кладет ладонь на щеку, будто пытается себя успокоить или выдержать эту пытку со мной.

Опускаю взгляд в конец нелепого списка и немею. Девка правда думает, что я на такое соглашусь?

А я соглашусь, потому что этот пункт не выдержит она сама. Ставлю миллион баксов, что придет просить добавки, и я дам ей сладенького с удовольствием. Все равно этот период за девочками бегать не получится, а она вполне сгодится для скрашивания скучных дней.

Вот я уже и изменил своим же бзикам: трахаюсь с бабой несколько раз и хочу еще. И хочу ее по-разному.