Змея, крокодил и собака

Хотя лучше быть больной, пьяной, страдающей от боли, чем мёртвой. Бешенство неизбежно смертельно, и трудно представить себе более неприятный способ умереть.

Когда Абдулла вернулся, у меня уже началось головокружение, и я с радостью откинулась на импровизированную подушку, которую соорудил Сайрус. Он опустился на колени рядом со мной и взял меня за руку, его лицо было застывшей маской сочувствия и муки. Лезвие раскалённого ножа светилось вишнёво-красным. Абдулла обернул рукоятку тканью и передал нож Эмерсону.

Ощущения, естественно, были весьма неприятными. Как ни странно, я ожидала гораздо большего шипения и зловония горящей плоти. Кто-то закричал. Скорее всего – я.

Когда я опомнилась, то почувствовала, что меня поддерживают чьи-то руки. Они не принадлежали Эмерсону, чья мерцающе размытая фигура стояла рядом, повернувшись спиной.

– Всё кончено, дорогая Амелия, – произнёс Сайрус, прижимая меня ещё сильнее. – Всё кончено, и вы в безопасности, слава Всевышнему.

– Отлично, – пробормотала я и снова потеряла сознание.

В следующий раз, когда я очнулась, мне не нужно было смотреть, чтобы узнать, кто несёт меня на руках. Некоторое время я была без сознания, потому что, открыв глаза, увидела пальмовые ветви над головой. Под ноги Эмерсону подвернулась пронзительно кричавшая курица, хлопавшая крыльями. Он пинком отшвырнул её в сторону. Это не было похоже на его обычное поведение – он всегда перешагивал через них.

– Пришли в себя, да? – спросил он, когда я слабо шелохнулась. – Позвольте мне быть первым, кто поздравит вас с женским поведением.

Я повернула голову и посмотрела на него. Струйки пота сбегали по его щекам и высыхали, оставляя следы на покрывавшей лицо пыли.

– Теперь вы можете меня опустить на землю, – сказала я. – Я в состоянии идти.

– О, не будьте ослицей, Пибоди, – последовал раздражённый ответ.

– Позвольте мне понести её, – умолял Сайрус, как всегда, оказавшийся рядом.

– Нет смысла. Мы почти пришли.

– Как вы себя чувствуете, моя дорогая? – спросил Сайрус.

– Очень хорошо, – пробормотала я. – Но несколько странно. Моя голова, кажется, существует отдельно от меня. Удостоверьтесь, что она не уплывёт, Сайрус. Она так нужна мне, знаете ли. Например, для того, чтобы носить шляпу.

– Она бредит, – с беспокойством сказал Сайрус.

– Она мертвецки пьяна, – сказал Эмерсон. – Интересное ощущение, не так ли, Пибоди?

– Да, действительно. Я и не представляла.

Я собиралась продолжать, описывая некоторые испытываемые мною явления, но тут услышала топот бегущих ног и голос, кричавший:

– Эмерсон! О Отец Проклятий, подожди меня! Всё хорошо! Пёс не был бешеным! Она в безопасности, она не умрёт!

Руки Эмерсона сжались, будто тиски, а затем расслабились. Он повернулся, и я увидела, что к нам спешит Абдулла, размахивая руками. На его лице играла улыбка от уха до уха, и через каждые несколько шагов он забавно подпрыгивал, будто маленький ребёнок.

Мы достигли центра деревни. Процессия, шествовавшая за нами с полей – мужчины, женщины, дети, куры и козлы – расположилась вокруг. Жизнь в этих деревнях очень скучна. Любое волнение собирает толпу.

– Ну? – холодно сказал Эмерсон, когда мастер, тяжело дыша, предстал перед ним.

– В его челюстях закрепили палку, чтобы пасть оставалась открытой, – выдохнул Абдулла. – Осколки вошли очень глубоко, когда палка, наконец, сломалась. А этим, – он показал грязную, заляпанную кровью, длинную потёртую верёвку, – её плотно обвязали...

– Неважно, – сказал Эмерсон, взглянув на меня.

– Как ужасно! – воскликнула я. – Бедное создание! Если этот негодяй попадётся мне в руки, я... о Господи... О Господи, что-то мне нехорошо. Кажется, гнев ослабил мою... Эмерсон, вам лучше немедленно спустить меня на землю...

* * *

Хотя после этого я почувствовала себя намного лучше, но обнаружила, к вящему расстройству, что не могу выпрямиться. Мешала мне не нога, хотя и чертовски болевшая, а тот факт, что мои колени подгибались под невероятными углами. Я даже не предполагала, что анатомия колена допускает подобную гибкость.

– Не такой приятный опыт, как вы думали, правда? – заметил Эмерсон. – А самое страшное ещё впереди. Если вы думаете, что у вас болит голова сейчас, подождите до завтрашнего утра.

Он выглядел таким красивым – глаза сияли ярко-голубым светом с каким-то злобным удовольствием, волосы влажными прядями свисали на лоб, крепкое тело было облачено в чистые, пусть и смятые одежды – что я даже не смогла обидеться на подковырку.

Кто-то заменил грязную повязку; вероятно, Берта. Она обращалась со мной ловко и осторожно, как обученная медсестра, помогая мне снять грязную одежду – потому что мои руки, похоже, функционировали не лучше, чем колени – и уделяя внимание другим элементам туалета. Сайрус ждал меня в салоне, где мы собрались для внутреннего подкрепления мужчин (и женщин) после обновления внешнего вида. Безусловно, теперь взгляду представала более презентабельная группа, чем скопище усталых, изнурённых работой, возбуждённых людей, которые поднимались на корабль.

Расправив юбки, я уселась на диван и позволила Сайрусу устроить мою ногу на табурете.

– Можете и дальше подшучивать, Эмерсон, – сказала я, – но я чувствую себя прекрасно. Какое облегчение – знать, что у меня не будет бешенства! И только подумайте о мужестве Абдуллы, рассматривавшего этого бедного злополучного пса! Ведь он и сам мог заразиться этой болезнью!

– Жаль, что ему не пришло в голову осмотреть собаку пораньше, – критически заметил Сайрус. – Он мог бы избавить вас от страданий, моя дорогая.

– Это была моя идея – осмотреть собаку, – вмешался Эмерсон. – Обнаружить при быстром осмотре соответствующую стадию бешенства у животного не так просто, как вам кажется, и лишь немногие мужчины, даже закалённые, рискуют пойти на это. Однако эта мысль пришла мне в голову не сразу, и с прижиганием нельзя было медлить. В таких случаях дорога каждая секунда. Как только болезнь попадает в кровоток… Ну ладно, нет нужды думать об этом. Собака была намеренно подвергнута мучениям и заперта в доме, чтобы дождаться нашего прибытия. Кто знал, что мы придём сюда?

– Все, очевидно, – ответил Чарли. – Это день отдыха, и мы предполагали...

– Совершенно верно, – подтвердила я.– Эта линия расследования ведёт в тупик, Эмерсон. Злодей, должно быть, подумал, что стоит попытаться. Всё, что он потерял - одного злосчастного пса. Слава Богу, мы успели вовремя! Его страдания, во всяком случае, завершились.

– Как это похоже на вас – думать именно так, – пробормотал Сайрус, держа мою руку.

– Возможно, – фыркнул Эмерсон, – вам лучше подумать о том, что произошло бы, если бы Абдулла не осмотрел собаку.

– Нам бы предстояли дни, недели ожидания, – трезво оценил Кевин. – Даже прижигание не гарантирует...

– Нет, нет, – нетерпеливо прервал Эмерсон. – Ваши трогательные переживания, О'Коннелл, не интересуют нападавшего на нас. Что он надеялся получить взамен?

– Злорадно рисовать в своём воображении картину: вы представляете себе предстоящие ужасные муки бешенства, – предположила я. – Сильнейшие пароксизмы удушья, судороги, как при столбняке, крайняя подавленность, возбудимость...

Эмерсон посмотрел на меня как-то очень старомодно.

– Вы ничуть не лучше О'Коннелла. Пёс напал на вас, а не на меня.

– Но жертвой намечали вас, – настаивала я. – Вы всегда идёте впереди всех, вы были бы первым, кто услышал бы крики бедного животного, и любой, кто знает ваш характер, поймёт, как вы обязательно отреагируете на такое...

– Как и вы. – Глаза Эмерсона остановились на моём лице. – Вы бежали, как сам дьявол, Пибоди. Откуда вы знали, что собака представляла опасность?

Я надеялась, что он не задумается об этом.

– Не будьте смешным, – раздражённо ответила я. – Меня не беспокоила собака, я боялась, что её могут использовать, как средство заманить вас в какую-то ловушку, вот и всё. Вечно вы торопитесь попасть туда, куда и ангелы ступить боятся...[232]

– В отличие от вас, – заметил Эмерсон. – Полагаю, вы споткнулись и упали абсолютно непреднамеренно?

– Совершенно верно, – ответила я со всем возможным достоинством.

– Хм-м, – сказал Эмерсон. – Ладно. Не столь важно, кто из нас был предполагаемой жертвой. Как бы мы поступили, если бы поверили, что собака была бешеной?

Сайрус крепче сжал мою руку.

– Я бы заказал поезд и, конечно, отвёз бы её прямо в Каир. В тамошних больницах доступно лечение Пастера[233].

– Прекрасно, Вандергельт, – согласился Эмерсон. – И где-то по пути, я подозреваю, группа добродушных незнакомцев освободила бы вас от вашего бремени. Если только не... о, будь всё проклято! – Он вскочил, выпучив глаза. – Какой же я дурак! – И без дальнейших церемоний выбежал из комнаты, оставив дверь качающейся на петлях.

– О, будь всё проклято! – повторила я с не меньшей горячностью. – За ним, Сайрус! Чёрт бы побрал мои юбки, мою ногу, мои колени... Поторопитесь, слышите!

Когда я выражаюсь в подобном тоне, мне редко не повинуются (а если кто-то не повинуется, то им окажется Рамзес). Сайрус озадаченно взглянул на меня, прежде чем последовать за Эмерсоном. Чарльз взглянул на Рене. Рене – на Чарльза. Чарльз пожал плечами. Затем, одновременно, как один человек, они встали и вышли из комнаты.

Кевин нерешительно застыл в дверях: одна нога – в комнате, другая – за порогом.

– Куда он ушёл?

– Не имею ни малейшего представления. Могу только предположить: куда-то, где ему не следовало бы находиться – конечно, не в одиночку, и не без охраны. Вернитесь и сядьте, Кевин, вы никогда их не поймаете. Если у вас было такое намерение.

Кевин выглядел получившим удар в самое больное место. Прежде чем он смог восхвалить собственные храбрость и рвение, Берта подбежала к нему и схватила за руку:

– Не уходи! Оставайся и защити нас! Это может быть уловкой...

– Со стороны Эмерсона? – иронически спросила я. – День в самом разгаре, и большинство мужчин по-прежнему находятся на борту. Сядь, Берта и прекрати свои причитания.

Призыв беспомощной женщины успокоил мужское тщеславие. Кевин обвил руку вокруг лёгкой дрожавшей фигурки и повёл девушку к дивану. Она села, уставившись на меня очень широкими и тёмными глазами. Затем отбросила вуаль с лица, как будто та душила её.

– Он появился там раньше тебя, – сказала она. – Как случилось, что собака напала на тебя вместо него?

– Я помешала, – ответила я.

– Случайно? Я не верю. Я видела, как быстро ты бежала. Как сильно ты, должно быть, любишь его!

– Любой бы поступил точно так же, – отрезала я, ибо не привыкла обсуждать свои личные чувства с другими молодыми женщинами.

– Не я, – откровенно признался Кевин. – По крайней мере, если бы мне дали время подумать, прежде чем действовать. – Он глубоко вздохнул и погладил Берту по руке. – Охон, это проклятие нашего чёртова британского морального кодекса… Он вбивается в каждую голову с детства и становится частью нашей натуры. Я прилагал все возможные усилия, чтобы справиться с ним, но бывали времена, когда даже я инстинктивно вёл себя, как джентльмен, вместо того, чтобы в первую очередь подумать о собственной драгоценной шкуре.