Как написать книгу, чтобы ее не издали. 200 Классических ошибок

Глава 9: Предложения и абзацы

Хотя и казалось, будто Джейсон был среди фаворитов, если таковые вообще существовали, на самом деле все обстояло иначе.

Претендуя на краткость и минимализм, автор представляет нам нечто, напоминающее полицейский отчет. И это неизбежно, когда на страницу текста у вас уходит столько же времени, сколько нужно, чтобы сварить яйцо всмятку.

Роману необходимы детали — только в этом случае он оживет в сознании читателя. Если в реальности окружающий мир просто существует и мы видим его без посторонней помощи, то в художественной литературе ничто не сможет существовать, пока вы не опишете это.

Однако не стоит углубляться в каждый предмет одежды и каждое незначительное действие. Роман нуждается в балансе краткости и развернутых описаний. Другими словами, от вас требуется чуть больше, чем схематично обрисовать ключевые события, добавив несколько диалогов о самом важном. Все эпизоды должны быть живыми, реальными и развернутыми на заданном вами фоне.

Сторонники минималистичной прозы оправдываются тем, что сами устали читать бесконечные описания, и обычно не подозревают, как важны были художественные детали для авторов, которыми они восхищаются. Хорошее описание ненавязчиво, оно создает саму ткань романа. Это подкожный жир прозы, если хотите: когда его слишком много, он вреден для здоровья, но без него у вас останется только скелет.

Бывает, что автор осознает важность описаний, но не улавливает разницу между описанием и инвентаризацией. В таких случаях героям, занимающимся сексом, отводится в повествовании такое же место, как кровати, на которой они этим занимаются.

Авторы неизданных романов любят обращать внимание на совершенно обычные предметы, которые почти всегда присутствуют в обстановке любой комнаты. Гораздо лучше было бы отметить необычные детали, способные подчеркнуть, кто именно живет в этой гостиной. Может, там на столике лежит засмотренный до дыр журнал по спелеологии, а может, из-под дивана выглядывают подопытные мыши… Читатель, скорее всего, в курсе, что животных в зоопарке содержат в клетках. Покажите нам плешивого тигра, истошно нарезающего круги вокруг искусственного бревна, или владельца зоопарка, у которого обезьяна ворует сигары, — и вот уже зоопарк становится особенным местом.

Если вы о чем-то заявили один раз, старайтесь не поддаваться искушению снова и снова подчеркивать это. Не повторяйте одну и ту же мысль более развернуто и не позволяйте этого своим героям («Ты, как всегда, одет с иголочки, Кац!»). Единственное, что действительно стоит повторить еще раз, — не повторяйтесь!

Если на первой странице вы наградили героя любопытным шрамом в виде молнии, имеет смысл напомнить о нем читателю позже, но только не в том же абзаце. Иначе вы не освежаете память читателя, а испытываете его терпение.

Распространенная разновидность этой ошибки — «большой серый слон» или «прямоугольная комната с полом, стенами и потолком». Выделять у слона признаки, которыми обладают абсолютно все представители семейства слоновых, ужасно скучно. «Разъяренный слон» — гораздо более яркий образ, в то время как «большой серый» — всего лишь два ненужных слова.

Канцеляризмы, официоз и психотреп — прогрессирующие недуги начинающих литераторов. Посвятив годы написанию деловых писем, заполнению различных форм и жалоб на соседей, неоперившиеся авторы наконец садятся за любовную сцену… Но то, что выходит у них из-под пера, похоже на перевод с вулканского[13]. В итоге мы получаем смесь психиатрического заключения и налоговой декларации, круто замешенную на четырехсложных синонимах слова «милый». В своей упорной борьбе за сухость языка и официальный тон автор и сам начинает верить, что любой текст должен быть плоским и безжизненным. И только тогда он будет метким.

Ваши задачи как писателя в корне отличаются от тех, что стоят перед копирайтерами, пишущими рекламные тексты. У них для выражения мысли есть всего пара строк и секунд. Именно поэтому они выработали очень насыщенный искусственный язык, и он не имеет ничего общего с тем языком, который мы надеемся встретить в литературе. Если роман — это выдержанное изысканное вино, то его рекламная копия будет всего лишь концентрированным виноградным соком. Неразбавленный, он может вызывать тошноту.

Единственное место в вашей книге, где уместен рекламный текст, — задняя сторона обложки. Именно там обычно расположена аннотация, задача которой — привлечь, зацепить как можно больше людей, чтобы они в итоге купили это издание. Если же читатель обнаружит подобное в самом романе, отреагировать может, как на надоедливую рекламу, — переключить канал.

Конечно, сложно уследить за временем в романе, да еще поддерживать его верное течение. Однако многие авторы пренебрегают даже простыми фактами, позволяющими действию оставаться в рамках реальности. Для героев нормально бывает бросить мяч о стену, произнести монолог о налоговой реформе, посмотреть на самолет в небе — и затем поймать мяч, совсем не удивившись его замедленному полету. Еще одна частая проблема — телепортация. Вот герои выезжают из Бостона на машине и тут же продолжают диалог в Кливленде, как будто не заметив возникшей дыры во времени.

Когда вы употребляете слова типа «пока» или «в это время», убедитесь, что вещи, о которых вы говорите, действительно могут происходить синхронно. Это касается не только героев, которые кричат что-то злодею, будучи подвешенными на веревке за зубы, но и менее очевидных ситуаций.

И все же время в романе течет не так, как в реальной жизни. В художественной литературе важные события описываются в реальном времени или даже в замедленном темпе, а второстепенные могут даваться схематично. Длинному ужину порой хватает и пары слов, а короткая сцена насилия растягивается на несколько абзацев. Часто единственным подходящим словом к ужину (а также к партии в теннис или поездке в Новый Орлеан) вообще бывает «после»: После ужина они сидели в холле отеля и обсуждали новую область эргодравлики. Вскоре обстановка начала накаляться…

Все это ведет к сцене, где Нефаро валят на пол и заставляют есть собственные волосы, что, естественно, будет описано в мельчайших мерзких деталях.

Метафоры и сравнения должны очень точно описывать предметы и отражать как настроение, так и контекст, в котором употребляются. Теоретически девушка может быть «красива, словно Крайслер-Билдинг», но, поскольку такие стандарты красоты сильно разнятся с общепринятыми, читатель будет растерян, не имея под рукой таблицы перевода единиц измерения. Точно так же не стоит упоминать, что кровь из пореза на шее хлестала, «словно сок из коробки, на которую наступил ребенок». Хотя это описание физически вполне верное, оно отвлекает от драмы, которую вы пытаетесь воссоздать.

Еще одну проблему можно обозначить как «потерявшийся за деревьями лес». В этом случае метафора затмевает собой то, что призвана подчеркнуть. Подобное происходит, когда для нее нужно отдельное объяснение и погружение в дополнительный контекст; к тому времени как читатель полностью нарисует у себя в голове картинку, он уже забудет, что же она описывала. Метафоры, построенные на сложных понятиях, относящиеся к квантовой физике, истории религий или алгебре, заставляют читателя замирать в недоумении. Оставим их для романов, непосредственно посвященных этим научным областям.

Подобно элементам сюжета, предложения, выражающие ваши мысли, должны следовать друг за другом логически. Для тех случаев, когда хочется внезапно сменить тему, судьба даровала нам разделение на абзацы.

Это отнюдь не значит, что, если вы начали абзац со слов «Бобы еще не остыли», нужно непременно продолжать мысль о температуре бобов до конца абзаца. Вы можете легко переместиться от еды к эмоциональной атмосфере, обсудить разницу между ливанским и американским столовым этикетом, например.

Но одним только разделением на абзацы не обойтись. Если каждый абзац в вашей главе будет посвящен своей теме, читатель быстро оставит попытки связать все воедино. Должно быть что-то масштабное — некое связующее звено, главная мысль.

И помните: каждый раз, когда меняете тему, переход должен быть логичным и последовательным.

Некоторые авторы убеждены: раз уж таких писателей, как Джойс или Фолкнер, трудно понять, значит, трудная для понимания литература в принципе может считаться великой. Это заблуждение сродни тому, что воин, надевший на себя шкуру льва, будто бы приобретает его силу. Слово «элегичный» или сравнение страданий главного героя с молитвенными четками, запеченными в пироге, который так никто и не съел, само по себе не делает из вашего романа произведение искусства.

Не забывайте, что цель литературы — донести мысль до читателя.

Не нужно стремиться к иносказанию. Читатель должен сам понять произведение, а не звонить вам с просьбой прояснить написанное. Мы понимаем: вы только и ждете звонка заинтригованного редактора, вопрошающего, что же вы хотели сказать вашим романом. Спешим разочаровать — этого не случится. Если среднестатистический читатель не может уловить вашу мысль, это не повод для гордости, а, скорее, признак солипсизма. В таком случае можно смело говорить о том, что в вашем романе нет никакого смысла. Перечитывайте, стремитесь к ясности, даже если это идет вразрез с вашим лирическим талантом.

Кстати, если мы недостаточно ясно выразились, трюк со шкурой льва не работает, так что даже не пытайтесь.

Есть определенная категория авторов, чьи герои громко выпускают газы и свободно испражняются, а их гигиенические особенности описываются с микробиологической точностью. Каждая сцена происходит на фоне гниющего мусора, где пируют крысы и тараканы. Особенно трудно воспринимать сюжеты, где герой со своей возлюбленной похожи на экспонаты викторианского анатомического музея.

И хотя для мерзких деталей в литературе тоже есть место, они не должны быть навязчивыми. Читателя такие описания оттолкнут. Вслед за ними отвращение вызовут и ваш герой, и ваша книга. Да и по поводу вас начнут возникать смутные сомнения.

Ограничьте ваши натуралистические сцены, чтобы они вызывали у читателя только страх. Если жестокие пытки в темном подвале отвратительны, это нормально. Если гадким кажется буквально все, читатель покинет вас в поисках более здоровой атмосферы.

В заключение добавим: несмотря на то, чему научила вас школа, в мерзостях нет и не может быть ничего смешного. Шутки, над которыми вы смеялись в фильме братьев Фаррелли, работают лишь на конкретном комедийном материале.

Ничего плохого нет в том, чтобы показывать мир через призму восприятия героя. Но мы все же хотим видеть сам мир, а не только реакции на него. «Замечательно» или «превосходно» — это не описания, как и «ужасно» или «отвратительно». Недостаточно, чтобы ваш герой до колик в кишках ненавидел мюзиклы Эндрю Ллойда Уэббера. Мы хотим знать, чем они отличаются от всех остальных мюзиклов. Что именно вызвало у героя такую реакцию? Кувыркающиеся кошки или, может, артисты на роликах, изображающие поезд? Все эти детали помогут читателю ощутить раздирающие героя невыносимые чувства гораздо лучше, чем скромное слово «ужасно». Да, подобные слова могут использоваться в описаниях, но они не должны заменять сами описания.