Очерки истории кибернетики в СССР

Важно, что В. М. Глушков не просто переносит эту идею в сферу экономической политики, указывая тем самым на опасность подмены цели средствами, но и рассматривает диалектику цели и средств именно в контексте социалистического планирования, показывает пути превращения цели как предмета долгосрочного прогнозирования в четкую систему плановых мероприятий по ее достижению.

В. М. Глушков отмечает, что без использования общегосударственной автоматизированной системы управления экономикой нечего и думать об эффективном прогнозировании и планировании в условиях социализма.

Органическим дополнением этих идей могут служить известные сейчас принципы управления, которые в свое время сформулировал В. Глушков сам для себя, но которыми решил поделиться в своих воспоминаниях, записанных на магнитофон незадолго до смерти:

Первый из таких принципов – единство теории и практики.

«Это вроде принцип не новый, – рассуждает В. Глушков, – но понимается он обычно односторонне, в том смысле, что теория должна иметь практические применения. Вот и все. А я его дополнил тем, что не следует начинать (особенно в молодой науке) практическую работу, какой бы важной она не казалась, если не проведено ее предварительное теоретическое осмысление и не определена ее перспективность. Может оказаться, что надо делать совсем не эту работу, а нечто более общее, которое покроет потом пятьсот применений, а не одно»[148].

Можно без всякого сомнения говорить о том, что этот принцип касается далеко не только кибернетики или какой-либо другой науки. Так же он касается политической экономии, и особенно вопроса соотношения экономической теории и экономической практики в условиях социализма.

«Следующий принцип – это принцип единства дальних и ближних целей. Он близок немного с первым принципом, но все-таки подход к вопросу с другой стороны, с точки зрения времени выполнения этих работ. Звучит он так: в новой науке, какой является кибернетика, не следует заниматься какой-то конкретной ближней задачей, не видя дальних перспектив ее развития. И, наоборот, никогда не следует предпринимать дальнюю перспективную разработку, не продумав, нельзя ли ее разбить на такие этапы, чтобы каждый отдельный этап, с одной стороны, был шагом в направлении к этой большой цели, а вместе с тем он сам по себе смотрелся как самостоятельный результат и приносил конкретную пользу»[149].

Пренебрежение этим последним принципом делает неэффективным управление в любой сфере, а что касается управления в сфере социально-экономической, то игнорирование этого принципа ведет к катастрофе.

Это только главные политэкономические идеи из наследия В. М. Глушкова, но и их, на наш взгляд, достаточно, чтобы увидеть, что альтернатива господствующему в современной экономической науке рыночному подходу возможна. Конечно, эти идеи не могут претендовать на систему. Мало того, они лежат вне традиции политэкономии, что, безусловно, является их недостатком. Но это тот недостаток, который легко можно исправить, рассмотрев эти идеи с точки зрения политэкономической науки, введя их в научный оборот политэкономии. И такое рассмотрение может быть очень продуктивным, особенно, если учесть, что современный экономический «мейнстрим» сам давным-давно находится не только вне науки политэкономии, и вне науки вообще, превратившись в чистую идеологию.

Идеи академика В. М. Глушкова могут оказаться той свежей струей, которая поможет экономической науке выйти из кризиса, в которую завел ее господствующий в последние десятилетия «товарный фетишизм» или, как его недавно назвали, «рыночноцен-тризм»[150].