Ракушка на шляпе, или Путешествие по святым местам Атлантиды

Глубокие мысли на берегу моря

О грозная громада!
Ты — омовенье взгляда.

Узрев тебя однажды,
Сказал я: «Волны влажны!»

Сказал — и удивился,
Потрогал — убедился.

Кто скажет: ты сухое,
Тот лжец, и все такое.

О море! Слякоть мира! —
Что в нем еще так сыро?

Кому достанет духа
Хлябь вычерпать досуха?

О влажная стихия!
Другие все — сухие,

Лишь ты одна — сырая,
Тебя кричу «ура!» я.

«Ура!» — кричу протяжно.
Прощай же, море влажно!

Эта пародия весьма поучительна для переводчика; она еще раз напоминает, что поэзия Хаусмана держится на тончайших вещах: не заметив их, тотчас погрязнешь в бессмыслице (что часто и происходит). Хаусман бывает прост, но никогда не банален. Банальность — бесформенная масса, которую можно перебрасывать вилами туда-сюда; но каждое стихотворение Хаусмана — виртуозная конструкция, которая при неловком прикосновении рассыпается как карточный домик. Есть вещи, которые, по собственной оценке автора, «держатся на самой грани абсурда: чуть заступи — и всё рухнет»[47].

Иногда смысл стихотворения зависит — как жизнь Кащея от крохотной иголки — от одного единственного слова. В стихотворении о разлуке с юностью: «Into ту heart an air that kills...» — это ветер-убийца в первой строке. Откуда он залетел, Бог весть — не из стихов ли Эдгара По: «Из-за тучи холодный ветер подул и убил мою Аннабел Ли»? Но именно это необъяснимое «ап air that kills» в условно-традиционном сюжете застревает, как заноза, в уме читателя.