Сборник "Петля" [5 книг] [Компиляция]

52

Елена услышала за дверью шуршание бахил. Марат послушался ее и удалился. Насколько нелепо выглядит вооруженный полицейский в бахилах, подумала она. Без них он добежал бы к двери до того, как она ее открыла, и предотвратил захват. Теперь она один на один с маньяком. Если не считать неподвижного Васильева на кровати.

Вице-губернатор был цел, но, судя по закрытым глазам, уже находился под наркозом. Одеяло было скинуто на пол, Васильев лежал в пижаме, а на кровати рядом с ним были приготовлены скальпель, нож и ампулы со шприцами.

Не оставалось сомнений, что Живорез намерен покарать главного виновника трагедии своей семьи.

Токаев тоже прислушивался к происходящему за дверью и, когда все успокоилось, чуть ослабил хватку, но шприц-пистолет от шеи не отводил.

— Ваш муж? — поинтересовался он.

— С чего вы взяли?

— Переживает, Леной называет, вас слушается.

— Мы недавно живем, — призналась Петелина. Она знала, что всякий разговор в такой ситуации спасителен.

— Еще лучше.

— Лучше, чего?

— Пора к делу. — Токаев подтолкнул Петелину к креслу. — Я вас привяжу, чтобы не навредили себе и мне. Оттуда будет хорошо видно.

— Видно, что?

— Всегда желал проделать это при зрителях. Мне повезло, что попался настоящий знаток. Вы только не дергайтесь, договорились? А то ведь я могу стать и не таким добрым. Совсем недобрым.

Токаев пихнул Елену в кресло и обмотал ее скотчем, привязав к спинке. Ее руки тоже оказались связаны. Затем он подвинул кресло ближе к кровати, зашел сзади, посмотрел из-за ее спины и остался доволен:

— Вот так. Первый ряд партера.

Елена поняла, что ей предстоит увидеть — кровавую расправу. Перед ней лежал беспомощный Васильев, приготовленный к казни.

Токаев пояснил:

— Я планировал все завершить вчера, в его кабинете, но вы рано пожаловали. Пришли бы на час позже, и мы бы сегодня не встретились. Хотя, может, это и к лучшему.

Он подошел к усыпленному вице-губернатору. Подтянул его тело повыше, оперев на несколько подушек. Теперь Васильев почти сидел.

— Когда вы узнали, что он был в той машине? — спросила Петелина.

— Недавно.

— Через его водителя? Лицо со шрамом.

Токаев с интересом посмотрел на нее:

— А вы умнее, чем я думал. Быстро вычислили его, мне же потребовались два года. Только я знаю, как это долго, — не скрыл горечи Токаев. — Сначала год во Владикавказе выискивал сведения в интернете. Узнал единственное — битый «мерседес» увезли во Владимир. Перебрался сюда, посещал ресторан «Гончаров» и другие места, прислушивался, приглядывался и видел, как передают взятки. Они считали, что им все можно. Власть развращает.

— Это демагогия. Что вы намерены делать?

— Отомстить. Или по-вашему, восстановить справедливость.

Токаев перетянул скотчем ноги Васильева, а также его грудь и руки выше локтей. Затем он вскрыл ампулу и наполнил шприц.

Выдавив каплю, он объяснил свои намерения:

— Я продемонстрирую вам свой метод.

— Догадываюсь.

— Лучше один раз увидеть. Это незабываемо. Я напомню то, что вы пропустили.

— Наркоз в шею?

— Правильно. Чтобы утихомирить и подготовиться. Но резать спящего неинтересно. Он должен знать, за что его казнят, и видеть свою смерть собственными глазами. Поэтому я привожу его в сознание.

Токаев воткнул иглу в шею Васильева и выдавил содержимое шприца.

— Сейчас он очухается. — Он похлопал спящего по щекам. Тот открыл глаза. — Ну вот.

Васильев с трудом разлепил веки и водил бессмысленным осоловелым взглядом.

— Пока мой подсудимый окончательно придет в себя, я обезболю ему руку. Он правша, значит правую. Местная анестезия.

Токаев взял другой шприц, наполнил из новой ампулы и сделал Васильеву укол в запястье. В ожидании результатов своей работы, он повернулся к Петелиной.

— Удивительно, но мне не попался ни один левша. Наверное, левша — признак незаурядной личности, а чиновники-воры также заурядны, как снег зимой. Вы согласны?

— Я не согласна с тем, что вы делаете.

— А как я не согласен с тем, что сделал он, — запальчиво ответил Токаев. — Но мое согласие и несогласие ничего не стоит. Я один, моих близких нет.

К этому моменту взгляд Васильева стал более осмысленным. Он вспомнил, где находится, узнал Петелину и со страхом и непониманием пялился на Токаева. Тот перехватил его взгляд, достал семейную фотографию и ткнул ее в лицо Васильева.

— Ты помнишь их? Нет. Тогда я тебе напомню. Два года назад, осень, Ярославское шоссе, вечер. Идет дождь, ты спешишь в Москву и приказываешь водителю гнать по встречной полосе. Ведь у тебя мигалка, ты большая шишка, тебе все можно. У тебя дорогая машина, которая в случае чего защитит тебя десятью подушками, и менты прикроют. А у меня, у них этого не было, и ты… их…

Токаев с силой сомкнул веки и потер виски. Его лицо исказила гримаса боли, а губы что-то шептали, кажется имена.

Переборов приступ, он открыл глаза и пояснил Петелиной:

— Голова. Накатывает иногда и болит, но потом… Потом проходит.

— После того, как вы… — Вместо того, чтобы закончить фразу Елена перевела красноречивый взгляд на Васильева.

— Это лучшее лекарство. Моя боль уходит вместе с их кровью, — подтвердил ее догадку Токаев.

Он убрал снимок, подошел к окну, занавешенному широкими вертикальными жалюзи, сдвинул одну планку и посмотрел на небо.

— Сегодня не так, нет дождя… Но я не могу ждать.

Он вернулся к кровати, взял скальпель.

— Знаете, что будет дальше?

— Отрезанная рука — это символ чиновничьего беспредела? — спросила Петелина.

Токаев кивнул:

— Как и фотография Высоцкого. Вор должен сидеть в тюрьме — это закон жизни всякого нормального общества, но почему-то по отношению к высокопоставленным подонкам он не работает.

— Я так не считаю, — возразила следователь. — Если чиновник украл…

— Да бросьте! — перебил ее Токаев. — За мной вы охотились, а его оберегали.

Он заглянул в глаза вице-губернатору и остался доволен. Пленник уже все понимал, был перепуган и пытался шевелить непослушными от наркоза губами.

— Сейчас ты будешь смотреть, как потеряешь руку, а после будешь любоваться своей кровью. Ты толстый, ее будет много. Три литра крови — и ты в аду. Какую артерию тебе перерезать, на шее или на бедре? Считай это последним своим желанием.

Васильев замычал в страхе, голос и тело плохо слушались его.

Токаев улыбнулся:

— Если хочешь быстрее, рекомендую шею. Правда видок потом будет не очень.

Он вновь обернулся к Петелиной, чтобы поинтересоваться:

— Вы оценили эффективность моего метода?

— Доверю это право суду.

— Вот вы какая. Вы и ваш суд защищает только таких, как этот. Им в вашем суде ничего не грозит. Ни Локтеву, который потратил деньги на свой комфорт, а не на больницы, ни Ивакину, который разрушил жизнь Холодова и пошел на повышение. Ни этому убийце с мигалкой. И пока так будет продолжаться, для такого, как он, всегда найдется такой, как я!

— Холодов не чиновник, а врач, но вы и его прикончили, — напомнила Петелина.

— Пришлось. Тогда я еще не добрался до главной цели. Кулику нужен был Живорез, и он его получил. Но вы и ваш Головастик… — Токаев сморщился от головной боли, но быстро отошел. — Впрочем, я не в обиде. Каждый должен делать свое дело. Я тоже.

— У Холодова остались дети.

— Счастливый. Не то, что я.

— А ведь вы заранее планировали его подставить, воспользовались его принтером.

— А вы забыли, что первая ткнули пальцем в его сторону. Совесть не гложет?

— Я планировала допросить Холодова, но мне запретили.

— Меня тошнит от таких оправданий. Я оправдываться не собираюсь.

Маньяк взялся за скальпель. Петелина попыталась его отговорить:

— Послушайте, Токаев. Я не могу гарантировать, что подниму старое дело об аварии, но обещаю посадить Васильева в тюрьму за экономические преступления. Есть заявления, которые положили под сукно, но я дам им ход, я начала сбор доказательств. Если он виновен в краже бюджетных денег…

— Деньги? — возмутился маньяк. — Если бы эта сволочь меня разорила, тогда… Нет, он лишил меня не денег. Он лишил меня сына. Того, в ком текла моя кровь. Кровь за кровь.

— Я могу понять, почему Локтев. Я понимаю, почему Васильев. Но почему все остальные, убитые вами? Вам лично они ничего не сделали.

— Зато сделали другим, я уверен. Они все заслуживают наказания, но не каждый может отомстить, а я смог.

Токаев сжал веки, сморщился и распахнул воспаленные глаза, безуспешно пытаясь снять боль.

— И еще. Мне надо было отработать методику, я не анестезиолог, дозы подбирал опытным путем и теперь… — Он указал скальпелем на Васильева. — Он будет видеть свою смерть. Физически ему будет не больно, но его будут разрывать изнутри отчаяние, бессилие, злость, мольба, раскаяние, все возможные душевные страдания, которые в сотни раз сильнее боли тела. Уж я-то знаю. Он умрет в муках.

— Если сейчас вы пощадите его, я обещаю…

Токаев снова скривился и замотал головой:

— Как же болит башка. И есть только одно средство, мне нужно видеть кровь. Его кровь.

Петелина ужаснулась:

— Токаев, вы не сможете остановиться. Вы уже не человек, вы превратились в Живореза.

— Теперь смогу. Убью его, избавлюсь от боли и смогу.

— Как?

— Увидите.

— Боль вернется, вам потребуются новые жертвы. Уж лучше… — Елена замолчала.

— Что посоветуете? — заинтересовался Токаев.

— У вас есть яд. — Елена кивнула на шприц-пистолет, которым ей угрожали.

Токаев понял ее, но не разозлился. Он говорил спокойно и рассудительно:

— Яд портит внутренние органы, это плохо. — Он дотронулся до кармана халата. — У меня в кармане документы.

— О той аварии, в которой виноват Васильева? — предположила следователь.

— Обо мне.

Токаев отошел к окну и задержался там, рассматривая что-то сквозь жалюзи.

Елена вспомнила про Марата. Где он, что предпримет? Он не успокоится, пока она в опасности. Если сейчас ворваться в палату, есть шанс обезвредить маньяка. Сколько прошло времени? Успела ли прибыть группа захвата?

— Засуетились, — словно отвечая на ее мысли откликнулся Токаев. — Уверен, лучшая хирургическая бригада уже в сборе. Готовятся спасать его или вас. Но у меня другие планы.

Он перешел к решительным действиям. Вернулся к кровати, прижал правую руку Васильева к постели и провел скальпелем поперек запястья. Кровь хлынула из раны на белые простыни. Васильев с ужасом смотрел на происходящее, хрипел, но не мог пошевелиться.

— Нет. Остановитесь! — потребовала Елена.

Токаев отбросил скальпель и взял большой нож.

— Опять предложите его посадить? Какой срок ему светит?

— Десять, пятнадцать лет. — Следователь готова была пообещать что угодно, лишь бы прекратить этот кошмар.

— Сдохнуть за пятнадцать минут или за пятнадцать лет. Хорошая альтернатива.

Токаев продемонстрировал острый нож Васильеву, отчего у того глаза еще больше выкатились от ужаса, а тело беспомощно дернулось.