Ложный след

26

Хотя они с дочерью проговорили полночи, уже в шесть часов он заставил себя встать. Валландер еще не совсем проснулся, и ему пришлось долго стоять под душем, чтобы усталость потихоньку начала покидать его тело. Он бесшумно перемещался по квартире, думая о том, что только с Линдой или Байбой чувствует себя здесь по-настоящему дома. Когда он один, квартира для него — просто крыша над головой, случайное и временное прибежище. Он сварил кофе, спустился в прачечную и разгрузил сушилку. Соседка по дому, которая как раз запихивала белье в машину, сделала Валландеру замечание: мол, вчера он оставил после себя беспорядок. Соседка была пожилая одинокая женщина, и при встрече Валландер обычно здоровался с ней кивком головы. Имени ее он не помнил. Пожилая дама показала место на полу, где она обнаружила кучку рассыпанного порошка. Валландер извинился и обещал в дальнейшем исправиться. Вот ведь старая карга, злобно думал он, поднимаясь по лестнице. Впрочем, он понимал, что соседка права. С уборкой он действительно нахалтурил. Валландер свалил белье на кровать и перенес папки, полученные от Форсфельта, в кухню. Он чувствовал угрызения совести, потому что ночью так и не успел просмотреть их. Но разговор с Линдой, который все тянулся и тянулся, час за часом, был важен для них обоих, и по многим причинам. Ночь выдалась очень теплая. Они сидели на балконе, он слушал ее и думал: рядом со мной сидит взрослый человек, я разговариваю со взрослым человеком. Линда перестала быть ребенком, и это удивляло его. Произошло нечто такое, чего он раньше не замечал. Оказывается, Мона говорила ей, что, может быть, снова выйдет замуж. Валландер неожиданно сник. Он понял, что Мона поручила Линде сообщить ему известие, которое так больно его задело — он даже сам не понимал почему. В ту ночь Валландер впервые серьезно заговорил с дочерью о причинах, по которым распался их брак с Моной. По комментариям дочери он понял, что у Моны было на этот счет свое мнение. Потом Линда стала спрашивать его о Байбе, и он старался отвечать по возможности честно, хотя многое в их отношениях оставалось неясным для него самого. Наконец они пошли спать. Засыпая, Валландер думал о том, что сегодня он убедился в главном: Линда не станет винить его во всем происшедшем, теперь она понимает, что развод родителей был неизбежен.

Он сел за кухонный стол и развернул первую страницу объемистого опуса, повествующего о беспокойной и запутанной жизни Бьёрна Фредмана. Два часа ушло на то, чтобы изучить все бумаги, после чего он еще раз бегло просмотрел отдельные куски. Время от времени он делал пометки в одной из своих школьных тетрадей, которые хранились тут же, в кухонном ящике. Когда он отпихнул от себя последнюю папку и потянулся, на часах было восемь. Он налил себе еще кофе и подошел к открытому окну. Опять будет чудный летний день. Валландер уже и забыл, когда в последний раз шел дождь. Он подвел итог прочитанному. С первого часа своей жизни Бьёрн Фредман был существом несчастным. Он вырос в тяжелой и неспокойной домашней обстановке и уже в семилетнем возрасте в первый раз столкнулся с полицией — по делу о краже велосипеда. С тех пор общение с полицией не прекращалось. Фредман с самого начала противился правилам, уважать которые у него не было никаких причин. Валландер думал о том, как много раз за годы полицейской службы ему доводилось читать эти унылые, бесцветные саги, первое же предложение которых предвещало плохой конец. Швеция — это страна, которой удалось победить нищету, в большей степени благодаря собственным усилиям и в меньшей — счастливым обстоятельствам. У самого Валландера еще сохранились детские воспоминания о людях, которые жили в настоящей бедности, хотя уже тогда их оставалось немного. Но вот другого рода бедность, думал Валландер, стоя с чашкой кофе у кухонного окна. Она никуда не исчезла. Она так и продолжает жить за каждым фасадом. И теперь, когда случайные взлеты, похоже, остались в прошлом, когда каждый тянет одеяло на себя, — теперь возвращается и эта неизжитая бедность семейных отношений. Бьёрн Фредман всегда был одинок. Нам не удалось создать общество, которое бы стало домом для таких, как он. Старое общество, в котором вся семья держалась вместе, взлетело на воздух, но мы забыли заменить его чем-то другим. Расплатой стало полное одиночество. Мы не предвидели этого или просто предпочли об этом не задумываться.

Валландер засунул папки обратно в черный пакет, подошел к двери Линдиной комнаты и прислушался. Линда спала. Он не удержался и осторожно приоткрыл дверь. Линда спала лицом к стене, свернувшись в клубочек. Он оставил ей на кухне записку и задумался, как быть с ключами. Вернулся в спальню и позвонил в дежурную часть. Трубку взяла какая-то девушка, от нее он узнал, что Эбба дома. Он разыскал ее домашний номер, но ничего утешительного Эбба сообщить не могла. Ни в ресторане, ни в магазине одежды ключей не находили. Валландер дополнил записку просьбой оставить ключ под ковриком у двери, после чего вышел из дома и отправился на работу. В управление он приехал еще до половины девятого. Там он обнаружил Хансона, лицо которого посерело еще больше. Валландеру вдруг стало его жаль: долго он так не протянет. Они вместе пошли в столовую пить кофе. Была суббота, к тому же июль месяц, и потому почти ничего не напоминало, что полным ходом идет самое крупное расследование в истории истадской полиции. Валландер сказал Хансону, что теперь понимает необходимость подкрепления, о котором у них уже не раз заходила речь. Он по-прежнему считает, что у них в запасе достаточно людей, но самому Хансону нужна разрядка. Тот пробовал было протестовать, но Валландер не уступал: достаточно взглянуть на посеревшее лицо Хансона и его бегающие глаза. В конце концов Хансон сдался и обещал в понедельник поговорить с начальником полиции лена и запросить интенданта из соседнего округа.

На десять часов было назначено собрание следственной группы. Валландер оставил Хансона, которому, похоже, уже несколько полегчало, и отправился к себе. Он позвонил Форсфельту, но сразу его разыскать не смогли. Форсфельт перезвонил ему лишь через пятнадцать минут. Валландер спросил о паспорте Бьёрна Фредмана.

— Вообще-то паспорт должен храниться в квартире, — сказал Форсфельт. — Странно, что мы его не нашли.

— Не знаю, имеет ли это значение, — проговорил Валландер, — но я хочу поподробнее разузнать о поездках, про которые говорил Петер Йельм.

— В Европе теперь вряд ли делают какие-то пометки в паспорте, когда пересекаешь границу.

— Мне показалось, что Йельм имел в виду более дальние вояжи. Впрочем, я могу ошибаться.

Форсфельт обещал начать поиски паспорта немедленно.

— Я вчера вечером разговаривал с Марианной Эриксон, — сказал он. — Думал тебе позвонить. Но было уже поздно.

— Где ты ее нашел?

— В Малаге. Она даже не знала, что Фредман убит.

— Она смогла что-нибудь рассказать?

— Вообще-то, не многое. Она, конечно, разволновалась. К сожалению, я не мог избавить ее от подробностей. Они с Фредманом встречались на протяжении последних шести месяцев. У меня такое чувство, что она действительно его любила.

— Что ж, тогда она первая. Если не считать Петера Йельма.

— Она думала, что Фредман — предприниматель, и понятия не имела о его темных делах. Она даже не знала, что у него была жена и трое детей. По-моему, все это ее порядком расстроило. Очень жаль, но мне пришлось разрушить тот образ Фредмана, который у нее был.

— А почему ты решил, что она его любила?

— Она огорчилась, когда узнала, что он лгал ей.

— Что-нибудь еще выплыло?

— Пожалуй, что нет. Но она возвращается в Швецию. В пятницу будет дома. Тогда я с ней и поговорю.

— А потом уйдешь в отпуск?

— Во всяком случае, собирался. Может, составишь компанию?

— Сейчас мне об этом лучше даже не думать.

— Знаешь, если уж дело начало раскручиваться, все может закончиться очень быстро.

Последнюю реплику Валландер оставил без комментариев. Он позвонил на коммутатор и попросил разыскать Пера Окесона. Меньше чем через минуту ему сообщили, что Окесон дома. Валландер взглянул на часы. Четыре минуты десятого. Что ж, можно съездить к нему домой. В коридоре он столкнулся со Сведбергом, у которого на голове по-прежнему была его чудная шапочка.

— Все облезаешь? — спросил Валландер.

— Уже лучше. Но ходить без шапочки пока не рискую.

— Как ты думаешь, можно в субботу раздобыть какого-нибудь слесаря? — спросил Валландер.

— Сомневаюсь. Если захлопнулась дверь, обратись к дежурным слесарям.

— Мне нужно сделать дубликат с пары ключей.

— У тебя дверь захлопнулась?

— Я потерял ключи.

— На них есть твое имя и адрес?

— Разумеется, нет.

— Тогда, по крайней мере, не придется менять замки.

Валландер предупредил, что едет на важную встречу с Окесоном и может опоздать на оперативку.

Пер Окесон жил за больницей, там, где начиналась частная застройка. Валландеру уже доводилось бывать у него, и дорогу он знал. Он заприметил Окесона, когда вылезал из машины: тот подстригал травку в саду и, увидев Валландера, выключил газонокосилку.

— Что-нибудь случилось? — спросил он, подходя к калитке.

— И да, и нет. Каждую минуту что-нибудь случается. Но существенного — ничего. Мне требуется твоя помощь, чтобы разыскать одного человека.

Они прошли в сад. Самый обыкновенный сад, мрачно подумал Валландер, ничем не отличается от других. От кофе он отказался. Окесон усадил его на тенистой веранде с жаровней, сложенной из камней.

— Сюда может выйти моя жена, — предупредил он. — Пожалуйста, не говори при ней, что я осенью еду в Африку. Очень меня обяжешь. Пока эта тема слишком болезненна.

Валландер обещал ничего не говорить и вкратце рассказал о Луизе Фредман — о том, что отец, возможно, насиловал свою дочь. Он честно признался, что этот путь может оказаться тупиковым и ни к чему их не приведет. Но рисковать они не имеют права: нужно проверять все. Дело представилось в новом свете после того, как они точно установили: Фредмана убил тот же человек, что расправился с Веттерстедтом и Карлманом. Бьёрн Фредман — белая ворона в этой скальпированной компании, сказал Валландер и сразу почувствовал, что образ у него получился сомнительный. Как им вписать его в общую картину? Почему у них это не получается? Возможно, если они начнут с Бьёрна Фредмана, который вроде бы не имел ничего общего с двумя остальными, они как раз и нащупают точки соприкосновения между всеми тремя. Окесон слушал внимательно, не делая никаких возражений.

— Я разговаривал с Экхольмом, — сказал он, когда Валландер закончил. — Похоже, хороший парень. Знающий. Реалистичный. После разговора с ним у меня сложилось впечатление, что этот человек может снова убить.

— Эта мысль не выходит у меня из головы, — отозвался Валландер.

— Что вы думаете насчет подкрепления?

Валландер рассказал о своей утренней беседе с Хансоном. Пер Окесон отнесся к их решению скептически.

— Думаю, ты совершаешь ошибку, — сказал он. — Поддержку должен получить не только Хансон. Мне кажется, ты склонен переоценивать работоспособность своих коллег, и свою тоже. Это большое расследование, слишком большое. И я хочу, чтобы над ним работало больше людей. Это, по крайней мере, означает, что несколько дел будут делаться одновременно. А не по очереди. Может произойти новое убийство. У нас просто нет времени.