Ложный след

28

Валландеру пришлось остаться в Лёдерупе на ночь.

Пока он ехал в машине, в голову приходили самые страшные мысли. Наконец он затормозил у маленького сада. Гертруд встретила его во дворе. Валландер понял, что она плакала, хотя сейчас уже взяла себя в руки и отвечала на его вопросы сдержанно. Помутнение рассудка, если это было оно, случилось у отца совершенно внезапно. Был летний воскресный вечер, они сидели и обедали; казалось, все идет как обычно. Они ничего не пили. После еды отец, по своему обыкновению, отправился на бывшую конюшню, где теперь помещалась мастерская. Неожиданно до Гертруд донесся шум. Выйдя на крыльцо, она увидела, что отец выкидывает в сад пустые банки из-под красок. Сначала она думала, что он хочет навести в мастерской порядок: там было достаточно хлама. Но когда в сад полетели неиспользованные картинные рамы, Гертруд решила вмешаться. Она подошла и спросила, что он делает, — отец не ответил. Вид у него был отсутствующий, он как будто не слышал, что к нему обращаются. Тогда Гертруд схватила отца за руку, но тот вырвался и заперся внутри. Через окно она видела, как отец разводит в камине огонь, а когда он начал рвать картины и засовывать в самое пламя, бросилась звонить Валландеру. Все это Гертруд рассказала, пока они спешили через сад к мастерской. Валландер увидел, что из трубы валит серый дым. Он подошел к окну и заглянул внутрь. Отец походил на дикаря или сумасшедшего. Волосы дыбом, очков нет — должно быть, он их потерял — мастерская полностью разгромлена. Отец шлепал босиком по лужам разлитых красок и топтал разбросанные по полу холсты. Валландеру показалось, что из камина выглядывает ботинок. Отец продолжал рвать картины и швырять куски в огонь. Валландер постучал в окно. Отец не обратил на него никакого внимания. Валландер подергал дверь — действительно заперто. Тогда он стал с силой барабанить в нее и кричать, что это он, его сын. Никакого ответа. Шум внутри продолжался. Валландер огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно было выломать дверь. Он знал, что весь свой инструмент отец хранит в мастерской, в той самой комнате, где он теперь заперся. Валландер мрачно оглядел дверь, которую сам когда-то навешивал. Снял куртку и протянул Гертруд. Взяв небольшой разбег, он изо всех сил налег на дверь плечом. Дверная коробка затрещала, и он ввалился в комнату, стукнувшись головой о тачку. Отец лишь бросил на него отсутствующий взгляд и продолжал рвать картины. Гертруд тоже хотела войти, но Валландер жестом приказал ей оставаться снаружи. Однажды ему уже приходилось наблюдать отца в таком состоянии — отсутствующий вид и маниакальное помутнение рассудка: тогда он, в пижаме и с сумкой в руке, брел через глинистое поле. Валландер обнял отца за плечи и принялся успокаивать. Спросил, не случилось ли чего-нибудь. Сказал, что картины хорошие, лучше не бывает, а глухари так просто замечательные. Ничего особенного не произошло, никто не застрахован от случайного срыва. Но сейчас пора кончать с этой бессмысленной топкой, к чему топить посреди лета? Сейчас они приберут в мастерской и обсудят предстоящую поездку в Италию. Валландер говорил, не останавливаясь и крепко держа отца за плечи, — не как арестованного, но будто удерживая его в действительности. Отец совсем притих и близоруко смотрел на сына. Не переставая говорить, Валландер нашел взглядом его раздавленные очки. Гертруд по-прежнему оставалась снаружи. Он коротко спросил, есть ли у отца запасные. Запасные очки у отца были, и она побежала за ними в дом. Вернувшись, протянула Валландеру, а тот, протерев рукавом, посадил их отцу на нос. Все это время он не переставал его успокаивать, повторяя одни и те же слова, словно единственную затверженную наизусть молитву. Сначала отец глядел на него неуверенно и смущенно, но постепенно удивление брало верх. Теперь он окончательно пришел в себя, и Валландеру больше не нужно было держать его за плечи. Отец опасливо обвел взглядом произведенное им опустошение.

— Что здесь случилось? — спросил он. Валландер понял, что отец ничего не помнит. Никакого буйства будто и вовсе не было. Те несколько часов начисто стерлись из его памяти. Гертруд заплакала. Валландер строго приказал ей идти на кухню варить кофе. Они к ней скоро присоединятся. Тут отец, казалось, начал догадываться, что разгром в мастерской — дело его рук.

— Неужели все это я натворил? — спросил он и с тревогой посмотрел на Валландера, как будто боялся услышать ответ.

— Любому человеку когда-нибудь все надоедает, разве нет? Но теперь все позади. А навести в мастерской порядок совсем не сложно.

Отец взглянул на выломанную дверь.

— А зачем летом двери? — поспешно сказал Валландер. — Римляне в сентябре вообще не запирают дверей. Тебе надо привыкать. Заранее.

Отец медленно обошел мастерскую, разглядывая последствия буйства, причин которого не знал ни он сам, ни кто-либо другой. Валландер видел, что отец никак не возьмет в толк, что же с ним случилось, как это все могло произойти. У Валландера застрял ком в горле: отец казался ему таким беспомощным, покинутым, что он и сам растерялся. Он поднял сломанную дверь, прислонил к стене и принялся наводить порядок. Оказалось, что многие из картин уцелели. Отец сидел на скамеечке возле верстака и следил за передвижениями сына. Пришла Гертруд и сказала, что кофе готов. Валландер попросил ее увести отца в дом, а сам вернулся к машине и позвонил Линде. Репетиция уже закончилась. Линда спросила, все ли в порядке. Ей с трудом удалось разобрать записку, которую Валландер нацарапал перед уходом. Он не хотел пугать дочь и просто сказал, что дедушка почувствовал себя плохо. Сейчас все уже прошло, но он на всякий случай переночует в Лёдерупе. Поговорив с Линдой, Валландер отправился на кухню. Отец устал и вскоре пошел спать, а они с Гертруд просидели за кухонным столом несколько часов. Припадок мог иметь только одно объяснение: болезнь подкрадывалась все ближе. Но когда Гертруд сказала, что о поездке в Италию не может быть и речи, Валландер запротестовал. Он готов нести ответственность за своего отца. Он не боится отправиться с ним в далекое путешествие. Все остается в силе, если отец сам не передумает и если он по-прежнему будет на ногах.

Той ночью Валландер спал в столовой на раскладной кровати. Долгое время он лежал с открытыми глазами, глядя в светлую летнюю ночь, и только потом заснул.

Утром они с отцом пили кофе, казалось, все было забыто. Отец никак не мог понять, что случилось с дверью, и Валландер сказал, что это он снял ее с петель. В мастерской нужно поставить новую дверь, и он сам берется это сделать.

— Да где уж тебе, — буркнул отец. — У тебя даже нет времени, чтобы позвонить, предупредить, что приедешь.

Последние слова окончательно убедили Валландера, что все вернулось на круги своя. Без нескольких минут семь он выехал из Лёдерупа и направился в Истад. Он уезжал с сознанием того, что подобное будет повторяться; он с содроганием представил, что бы могло произойти, не окажись рядом Гертруд.

В четверть восьмого Валландер вошел в двери полицейского управления. Погода по-прежнему стояла прекрасная. Все говорили о футболе. Полицейские были одеты по-летнему, и собственно на полицейских походили только те, кто обязан был ходить в форме. Валландер подумал, что и сам он, весь в белом, мог бы легко сойти за персонажа итальянской оперы — одной из тех, что ему доводилось слушать в Копенгагене. У дежурной части его остановила Эбба и подозвала к телефону. Звонил Форсфельт. Несмотря на ранний час, у него уже были для Валландера кое-какие новости. Нашелся паспорт Бьёрна Фредмана: он был спрятан в тайнике у него на квартире. Там же оказалась крупная сумма валюты. Валландер спросил об отметках в паспорте.

— Должен тебя разочаровать, — сказал Форсфельт. — Паспорт выдан четыре года назад. За это время в нем появились штемпели Турции, Марокко и Бразилии. Это все.

Валландер был действительно разочарован. Хотя, что он, собственно, надеялся там найти? Форсфельт обещал прислать факс со всеми подробностями относительно паспорта и штемпелей. Оказалось, что у него в запасе есть еще одна новость. Правда, она не имела непосредственного отношения к делу, но все же могла навести Валландера на свежую мысль.

— Когда мы искали паспорт, то нашли ключи от чердака. Там, в залежах всякого хлама, оказался ящик с несколькими старинными иконами. Мы быстро установили, что иконы были похищены. И знаешь откуда?

Валландер задумался, с ходу в голову ничего не приходило.

— Кража из дома неподалеку от Истада, — сказал Форсфельт. — Несколько лет тому назад. Дом принадлежал Густаву Торстенсону и после его смерти был объявлен в наследство.

Валландер начал что-то припоминать. Один из двух адвокатов, убитых в прошлом году. У старшего в подвале была целая коллекция икон. Теперь одна из них висит у Валландера в спальне: он получил ее в подарок от секретаря покойного. Наконец Валландер вспомнил и кражу: ей занимался Сведберг.

— Вот все и выяснилось, — сказал он. — Полагаю, дело не закрыто?

— Тебе поручат довести его до конца.

— Не мне, а Сведбергу.

Форсфельт спросил, удалось ли добиться встречи с Луизой Фредман. Валландер пересказал последний разговор с Окесоном.

— Если нам немного повезет, то кое-какие новости появятся уже в течение дня, — заключил он.

— Надеюсь, ты будешь держать меня в курсе.

— Разумеется.

Повесив трубку, Валландер сверился со своей памяткой: он всегда составлял список вопросов, на которые им пока не удавалось найти ответ. Одни вопросы уже можно было вычеркнуть, другие он решил обсудить на оперативке. До ее начала оставалось совсем немного времени. Однако перед собранием Валландер еще успел заглянуть в комнату стажеров, где шла обработка всех поступающих сообщений. Его интересовали данные, которые бы помогли точно установить место убийства Фредмана. Для них это бы стало хорошим подспорьем.

Одного стажера, с короткой стрижкой и умными глазами, звали Турен. Валландер знал, что в управлении его считают толковым парнем.

— Так значит, вас интересуют люди, которые в понедельник, двадцать седьмого июня, слышали крики или видели автофургон марки «форд»? — уточнил Турен, после того как Валландер изложил им суть дела.

— Да, именно так.

Стажер покачал головой.

— Такое я бы запомнил, — сказал он. — В одной квартире, в Рюдсгорде, кричала женщина. Но это было во вторник. И женщина была пьяная.

— Ну, это нам вряд ли пригодится. Если появятся новости, сразу сообщите мне.

Валландер направился в конференц-зал. Возле дежурной части он заприметил Хансона, беседующего с каким-то журналистом. Валландер узнал этого парня: он представлял одну из основных вечерних газет. Вот только какую, Валландер не мог вспомнить. Однако вскоре Хансон уже занял свое привычное место в конференц-зале. Не успели они начать, как в комнату вошел Пер Окесон и сел на дальнем конце стола. Валландер вопрошающе вскинул брови — Окесон кивнул. Значит, есть новости. Валландеру не терпелось узнать их, но вначале он все же предоставил слово Анн-Бритт: она располагала последней информацией из больницы, где находилась дочь Карлмана. По мнению врачей, теперь ее жизнь вне опасности, и с девушкой можно будет встретиться уже в ближайшие сутки. Договорились, что в больницу поедут Анн-Бритт и Валландер. Затем комиссар быстро прошелся по списку вопросов, которые пока оставались открытыми. Многие пробелы тут же восполнил Нюберг. Он, как всегда, тщательно подготовился к оперативке и принес готовые результаты экспертиз. Впрочем, никаких сенсаций не последовало. В основном экспертизы только подтвердили их прежние умозаключения. Всеобщий интерес вызвали только частички коричневых водорослей, обнаруженные на одежде Фредмана. Значит, в тот день Бьёрн Фредман был где-то недалеко от моря. Валландер задумался.