Червь

План простой, проще некуда: заношу клоаку над тарелкой и быстро высаживаюсь в суп. Изи катка.

Пробую, и сразу же сталкиваюсь с проблемой. Горячий пар обжигает нежную кожу моего очка, причиняя болезненные ощущения. Но это еще ладно, тут до меня допёрло, — а что будет со мной, когда я окажусь в супе, где температура сейчас около девяноста градусов? Ответ очевиден: сварюсь заживо! Ну, блядь, надо было так! Как же я сразу это не учёл… План был отличный, но я обосрался…

— Солитёры могут жить в желудочной кислоте! — говорит Дроздов. — Кипяток вреда тебе никакого не причинит. Но это если ты обычный вид ленточного червя.

А если нет?

— Ну тогда пизда тебе!

А как-же птица?

— А что птица? Ну, чуток зад обожжёт и всё. Не парься, заживёт как на собаке.

Ладно! Старик еще не подводил, думаю, можно и сейчас довериться его логическим рассуждениям, подкреплённые авторитетным опытом его многочисленных путешествий. Да и живём один раз, надо всё попробовать!

Задрав хвост, заношу зад над тарелкой, и начинаю медленно приседать, сопротивляясь болезненным укусам обжигающего пара.

Быстрее!

Я жму клоаку. Затем снова. ПОЕХАЛИ! Началась движуха. Всё вокруг меня пришло в движение, как будто битком забитый вагон поезда резко тронулся, а я, как назло, оказался в самом эпицентре человека-давки.

Жму…

Движение становится на столько интенсивных, что меня захватывает и начинает уносить прочь.

Жму…

Показался свет в конце туннеля, но это мне только кажется.

Жму…

И моя голова бессильно повисает, высунувшись из клоаки. Жму еще, и начинаю погружаться в суп. Он горячий, но не смертельно. Для меня он тёплый. И сейчас мне тепло так же, как и в кишках чёрной вороны. Может, чуточку горячее, но меня это не парит. Вместе со мной в суп вываливается порция белого помёта, быстро окутавший кусочки картофеля и кольца лука. И меня! Разместившись на дне тарелки, я замираю как партизан. Что будет дальше — спрогнозировать нереально. В бабку-гадалку играть я не собираюсь. Но шансы на успех есть. И я считаю, что они хорошие. Очень хорошие, если я со стороны сейчас похож на длинную макаронину и не вызову никаких подозрений. Можно попробовать свернуться кольцом — прикинуться луком.

— К-а-а-а-а-а-а-р! — К-а-а-а-а-а-а-р! — К-а-а-а-а-а-а-р!

Ворона словно ополоумела! Как закаркала, бляха! Забегала по столу, и даже что-то с него опрокинула на пол. Почувствовала свободу, скотина. Давай уже, улетай нахер, а то всю малину мне запоганишь!

Чувствую, как ворона расправила крылья. Поскребла когтями по столу, каркнула на прощанье и улетела, встревожив воздух глухими ударами перьев.

До меня дошли волны голосов: пацан, мать, отец.

— Мама, смотри, как Роже меня подлечила! Даже царапин не осталось!

— Да, сынок, она молодец!

— Элина, — говорит мужчина, — что за беспорядок ты тут устроила?

Я чувствую, как он подходит к столу, злится; окружающие меня овощи и жидкость вибрируют злобой. Он набухает над столом, бежит глазами по тарелкам, и всё, что я могу сейчас сделать — это читать одну мантру: только не смотри в тарелку, только не смотри в тарелку, только не смотри в тарелку.

Женщина начинает громко оправдываться:

— Я? Мне что, заняться нечем!

Мне так стыдно за моё поведение. Извините, я никого не хотел расстроить, а тем более поссорить.

— Папа, та плохая птица прилетала!

Пацан, как ты узнал? Экстрасенс что ли?

— Не говори глупостей! — говорит отец.

— Смотри, папа, — топот его коротких ножек проплывает рядом со мной. — Я же говорил, это она!

Ну всё, я попал! СПАЛИЛИ! Сукиииииии….

Стоп!

А чего это я так напрягся? Я же уже не птица! Мне нечего бояться.

— Отто, она теперь тебе везде будет мерещиться, — влезает мать, — бедный мальчик!

— Мама, я говорю правду, вот, смотри!

Все вдруг засуетились, подошли к подоконнику и что-то внимательно рассматривают.

— Такое черное перо могла оставить только та гадкая ворона! — смело заявляет пацан, но я чувствую страх в его голосе. Он всё еще напуган.

Тупая ты пернатая, неужели нельзя было сделать всё по-тихому? А! Вот взять, просто, и улететь! Зачем надо было раскидываться перьями, обсирать подоконник? Для чего?

Мои шансы на успех быстро уменьшаются.

— Выкини в окно эту грязь, помой руки и садись есть!

— Хорошо, мам!

Спокойствие. Вдох-выдох. Я вдруг понимаю, что дышать под толщей бульона мне нечем! И насколько хватит запасов воздуха — я не ебу!

И тут батя выдаёт такое, от чего мне сразу же становится дурно, и я понимаю, что попал так, как никогда раньше.

— Сынок, — воодушевлённо говорит отец, отодвигая свой большущий стул от стола, — садись на моё место!

Нет! Блядь, нет! Не надо туда садиться! Слышишь меня, пацан! Не смей! Пиздуй на свое место, и жри свой суп, а к этому даже не прикасайся!

— Почему, пап?

— Ну, ты сегодня вдоволь настрадался. Возмужал! Получил первые серьёзные шрамы! Пора почувствовать себя настоящим мужиком!

Настоящим мужиком он себя почувствует, когда перед ним его любимая Роже опустит свои трусики до колен, ну уж ни как не сев на стул!

— Садись, сынок, ты заслужил! Почувствуй себя во главе, и больше не вспоминай об этой птице.

Вот это поворот. Попал, так попал! Н-е-е-е-е-е-е-е-т! К-а-а-а-а-а-р! Бля! Срочная эвакуация в соседнюю тарелку!

— Замри! — резко кинул мне Дроздов. — Не двигайся. Ты хоть представляешь себе, как это будет выглядеть со стороны?

Конечно. Ничего сверхъестественного я тут не вижу: белый скользкий червячок вылезает из тарелки, ползёт по столу, извиваясь как змея, и забирается в соседнюю тарелку. Думаю, никто и не заметит.

— Ага, конечно! Намотают на палку и зажарят на костре, как маршмеллоу. Пацан так и ждёт момента, чтобы тебя сожрать. Хочешь оказаться в его желудке, но только живым?

Мне не очень хочется это говорить, а тем более признавать, но Дед прав. Выбор у меня не велик.

Да, я хочу быть живым! Ты доволен?

— Тогда лежи смирно и не смей шевелиться!

Хорошо-хорошо, я — кусок лука в наваристом бульоне. Я — ломтик витамина “C”, который так и хочется проглотить не пережёвывая.

Глотай!

— Ну всё, Мужчины, — говорит женщина, — садитесь уже есть! Отто, бери сметану, хлеб!

— Мам, но у меня уже лежит сметана в супе…

— Хорошо-хорошо… — видимо женщина так увлеклась, что даже и не поняла, на что намекает Отто, — Юрис, тебе положить сметану?

— Да, дорогая. Спасибо!

Пацан начинает сладостно мычать:

— Мама, какой вкусный суп!

Я уже не знаю что сказать. Просто лежу себе, и жду очереди, когда ложка опустится на дно и заберёт меня в мой новый, неизведанный мирок.

Тем временем семья ведет светскую беседу за обедом; говорят о работе, упоминают о пропаже местных жителей. Отец говорит, что подозревают девочку, общающуюся с животными. Пацан рассказывает, как его лечила Роже, водя своими руками у его лица. Мать молчит. Видимо с интересом слушает! Короче, обычный обед в обычной семье.

А уровень супа надо мной все ниже и ниже. Воздуха начинает катастрофически не хватать. Суп сочится в мои поры, и я начинаю чувствовать его вкус. Для меня он горький, а соль так вообще обжигает моё тело! Где-то у меня в голове начинает пробуждаться инстинкт самосохранения. О нет, только не сейчас! Терпи!

Начинаю дрыгаться…

Терпи!

Начинаю извиваться!

Пацан запускает свою деревянную ложку в тарелку. Скребёт ей по дну, зачерпывая остатки супа, кусочки лука и бинго! Плавно, я начинаю взлетать в воздух. Я как бабочка пойманная сачком!

Вдруг, всё вокруг замирает.

— Пап, смотри, какая большая макаронина мне попалась!

— Кушай, давай, не отвлекайся! — отвечает ему отец, — Иначе я сейчас съем твою макаронину! — и он делает так, словно кусает воздух. — АМ!

Под мужской смех, мой полёт возобновился. Я уже чувствую, как подлетаю ко рту. Окружающий меня свет тускнет. Ага, я чувствую шершавую поверхность — это язык! Теперь главное не попасть под зубы!

Начинаю дрыгаться, крутиться. Чувствую волны женского голоса:

— Сынок, я макароны не добавляла…

Наебали! Сам виноват, не хуй пиздюком во главе стола садиться, вначале отрасти свой кабачок, а уже потом занимай место бати! А теперь уже всё, поздно! И не надо сувать руки в рот, особенно за столом!

Я, как разрубленный лопатой пополам червь, начинают извиваться, двигаясь по слизистой языка. Меня ждёт чёрная дыра под названием горло. Оно тянет меня, оно тянет всё в себя. Главное сейчас — не спровоцировать рвотный рефлекс. У меня появилась идея. Может кое-что попробовать? Живём-то один раз…

Быстро трусь о его шершавый язык, кончиком хвоста вожу по зубам, скребу по твердому нёбу… вокруг меня всё такое тёплое, мягкое… Приятно то как! О да… да… Почеши мне спинку язычком! Уххх… Да-да-да…

Молофья брызжет во все стороны, создавая вокруг меня скользкий слой слизи, затекающий прямиком в горло. Уперевшись хвостом в зубы, я выстреливаю как пружина и проваливаюсь в мягкую зеву, ласкающую меня своими крохотными язычками.

— Мама, а вдруг это был тот червячок?

— Сынок, не говори глупостей!