Рысюхин, надо выпить!

— Надежда Петровна, просто нет слов! Как вам удалось успеть всё продумать и обустроить за такое короткое время? И, главное, как всё продуманно, красиво и удобно!

— Ой, да ладно, что там думать-то! Типовой вариант для баронского номера, с некоторыми мелкими изменениями. Выбрать готовое решение из имеющихся и готовый набор мебели со склада, дел то.

Несмотря на возражения было видно, что похвала ей приятна.

— Не скажите! Во-первых, и из готового выбрать надо уметь, чтобы уместно было и хорошо встало именно в этой комнате. Во-вторых, на складе нужно иметь порядок, чтобы не оказалось, что числится мебель, а хранятся — дрова. И это не говоря об организации всего процесса, чтобы быстро, качественно и без порчи имущества в процессе. Тут нужны и умения, и навыки. И вкус, чтобы эти самые «готовы наборы» собрать.

— Ладно, ладно, льстец ты мой. Все вещи перенесли, как они лежали, так что в столе одна тумба пустая, и в шкафу тоже — где густо, где пусто. Сам разложишься потом. Справа от стола, в углу — это оружейный шкафчик. Можешь разместить там свою артиллерию, боеприпасы к ней и все принадлежности по уходу и за револьвером, и за клинком. Гитару, чтоб не сломали, я к себе унесла, вечером заберёшь. Вроде, всё сказала. Приводи себя в порядок с дороги и не опаздывай на консультацию.

Первый экзамен был по высшей математике. Дед, правда, ворчал, что до «настоящей вышки» нашему курсу как пешком до Урала, мол, десятый класс одиннадцатилетки. И тут же несколько непоследовательно призывал радоваться тому, что нас не грузят настоящей жутью типа операций с матрицами, особенно многомерными, или, не к ночи будь помянут, функционального анализа.

Профессор начал с поздравления нас с тем, что «ночь с тридцать первого на третье» прошла «без потерь среди личного состава». Потом посоветовал хорошенько выспаться перед экзаменом, рассказал о порядке его проведения. Большую часть того, что он говорил, нам уже доводили в семестре и во время зачётной недели, но нашлось поразительное количество уникумов, которые пропустили всё мимо ушей и сейчас задавали кучу однообразных вопросов, ответы на которые уже должны были знать сами. Наконец вопросы иссякли, и профессор дал последнюю вводную

— Есть студенты, уровень знаний и навыков которых я оценил в ходе семестра. Сейчас я зачитаю список, кто согласен с оценкой — может сразу подойти с зачётной книжкой. Если кто-то претендует на большее — жду завтра на экзамене.

Далее был зачитан список из десятка «удавов», четырёх «хорошистов» и одного «отличника». Среди «хорошистов» я с некоторым удивлением услышал и свою фамилию. Надо сказать, что почти все названные, кроме меня и ещё одной девушки из первой группы, радостно воспользовались возможностью. После простановки оценок профессор сверился с табелем и спросил:

— А госпожа Ласкина и господин Рысюхин, надо полагать, не согласны с моей оценкой претендуют на отличное знание предмета?

— Конечно! — это Ласкина. Ну, хоть не перебила, хотя всё равно — дура, так вот в лоб ляпнуть.

— Нет, просто не могу упустить шанс испытать себя, — это уже я успеваю вклиниться между репликой сокурсницы и реакцией профессора.

— Забавно. Ладно, завтра увидим, кто чего на самом деле стоит.

На этом консультация закончилась. Я ещё успел сходить в столовую не то на поздний полдник, не то на ранний ужин, а по сути — первый раз за день, когда удалось нормально поесть. Денег с меня, кстати сказать, не взяли, распоряжение ректора уже действует. Мелочь, а приятно. Причём поймал себя на мысли, что если в августе напряжённо высчитывал, во что мне обойдётся проживание и питание в академии и как я смогу себе это позволить, то сейчас освобождение от платежей действительно проходит по категории «приятная мелочь». На фоне этих размышлений не забыл зайти в кафе и купить тортик к чаю, причём по совету продавщицы, женщины примерно в возрасте коменданта и сходной комплекции, взял творожный, как «низкокалорийный».

Около получаса занял мой краткий пересказ бабушкиной активности за чаем с тортиком и пока, по глазам Петровны, она не понимала мою позицию и, похоже, списывала недовольство не то на подростковый бунт, не то на ещё что.

«Конечно, ты же главного не сказал. Про бабушкину фамилию».

«Точно, блин!»

— Понимаете, пока вроде бы её действия выглядят нормально, не считая странного выбора кандидатов, но есть пара нюансов, которые меняют всё. Во-первых, она не Рысюхина.

— В каком смысле?

— В прямом. Когда её отдавали замуж за деда, условием главы её рода было, что она не будет менять фамилию и Хранителя. То есть она, формально, член другого рода, с которым мы никак и никогда больше не роднились. При этом она действовала без моего ведома, как главы рода Рысюхиных, — я как бы невзначай продемонстрировал своё перстень с характерными признаками. — Понимаете, как это выглядит со стороны, с точки зрения межродовых отношений⁈

Судя по ошарашенному виду Петровны, которая всю жизнь «варится» в настоящем котле кипящих и бурящих сложносочинённых родовых связей и интересов — она понимала, и даже лучше, чем я.

— Да, это многое меняет…

— Вот именно. Я просто не могу, не имею права принять эти договорённости, даже если бы там были идеальные со всех точек зрения варианты. Вы согласны?

— Пожалуй, да. Нет, если там идеал, то можно обыграть, конечно.

— Можно, только там до идеала — как до Китайской границы на козе верхом. Первые кандидаты, ещё толком не познакомившись, уже начали дом осматривать по-хозяйски и делать намёки, что пока я учусь в Могилёве — неплохо бы «для удобства управления» переписать имущество в Смолевичском районе на их доченьку.

Надежда Петровна подавилась чаем. Да, каюсь, немного приукрасил картину, но только немного.

— И это второй нюанс, что все варианты — ни уму, ни сердцу. Ни роду, ни делу — абсолютно бесполезные с точки зрения усиления рода или укрепления его положения. Единственное достоинство — что у всех репутация «плодовитых», больше вообще ничего нет достойного упоминания.

— Это в твоей ситуации тоже немаловажно.

— Согласен, но не настолько, чтобы игнорировать всё остальное! А третий нюанс — я сам нашёл себе невесту, и она, по моим представлениям, близка к идеалу.

[1] Гаф, или гафф — от французского gaffe (оплошность, бестактность), первоначально употреблялось в женском роде, затем, потеряв вторую «ф» — в мужском. Означало абсолютно неприемлемый поступок, грубость, непростительную и оскорбительную выходку. Во флоте использовалось в значении «неуместно грубая и пошлая шутка».