Бастард-2

Ганивер задумался, помолчал секунд пять, продолжил:

— Двигаетесь вы быстро, мягко, ноги работают уверенно, видно, что движения отработаны до совершенства. Но ваши стойки, ваши передвижения меня удивили. Я не знаю стиля вашего боя. Не представляю, кто вас этому научил. Еще — у меня такое ощущение, что вы привыкли работать короткими клинками, да еще и в тесных помещениях. Такой стиль обычно проскальзывает в движениях моряков, которых учат драться короткими клинками в тесных каютах и трюмах, где особо не размахнешься, и где лучше стоять на месте, чем передвигаться с риском запнуться и упасть на пол. Ваши движения скупы и не размашисты.

Снова задумался, и теперь уже посмотрел мне прямо в глаза:

— Это все, что я могу вам сказать. Все, что я увидел. Вы удовлетворены?

— Да, мастер… — я поклонился Ганиверу с искренним уважением — Исчерпывающий доклад, вы так много сумели разглядеть, я просто поражен. Вы настоящий мастер! И я горжусь, что скрестил с вами мой меч. Извините, что наговорил лишнего, но…я правда думаю то, о чем я говорил. И приношу свои извинения, если мои слова вас обидели. После ваших слов я задумался над тем, что вы сказали, и мне кажется…истина где-то посередине. Еще раз простите, и…спасибо!

Я замолчал, и несколько секунд в зале висела гробовая тишина. Ученики Ганивера молчали, и раскрыв глаза глядели на нас с отвисшими челюстями. Где-то жужжала муха, и был этот звук таким уютным, таким родным, что на меня вдруг нахлынула ностальгия. В деревню бы сейчас…на речку сходить искупаться, пивка холодного с воблой попить…иэхх! А я тут железками погаными размахиваю! Вместо того, чтобы жарить пахучий шашлык на горячих углях.

Вдруг очень захотелось поесть, и рот наполнился слюной. А не сходить ли благородному дому поковырять в зубах куском пирога? Да, почему бы благородному дону не посидеть в трактире? Имею право! И деньги.

Кланяюсь Ганиверу, иду к стеллажу, кладу клинки на место. Подбираю камзол, начинаю одеваться. Рубаха противно мокрая, но что поделаешь? Если работаешь на максимуме возможностей — пот с тебя будет литься дождем. Кстати, на Арене дерутся по пояс голыми, никаких рубашек. Почему — не знаю. Может для увеселения зрителей, среди которых немало дам, любительниц брутальных мужских тел. Ну ходим же мы на стриптиз? Вот и тут — стриптиз для местных женщин. Почему бы и нет?

— Постойте! — Ганивер остановил меня, уже направившегося к выходу, и подойдя вплотную, спросил — У вас есть хороший дуэльный меч?

— Нет — пожал я плечами — Собирался зайти в лавку оружейника, купить. А что?

— Я дам вам меч для поединка. Потом вернете его мне — Ганивер внимательно посмотрел мне в глаза — У Оссана все лучшее, в том числе и мечи. Если ваш сломается, его не позволят заменить. А он любит бить так, чтобы переломить меч противника.

— Спасибо — я удивленно вскинул брови — Но это ведь дорогая вещь. А если я его не верну? Или хуже того — меня убьют, а значит мой меч достанется противнику! Не боитесь?

— Убейте его! — тяжело сказал мастер — Это мой позор. Этот человек — мой позор. Я хочу, чтобы он умер. А там — что будет, то и будет. Он убил двух моих лучших учеников. Продолжателей моего дела, мою надежду. Один из убитых — мой сын. Убейте Оссана! И я подарю вам этот меч! И вот еще что…по правилам обкастовываться перед поединком нельзя. НО! Нигде не сказано, что нельзя принимать снадобья, которые увеличивают скорость и силу. Они не магия, но действуют ничуть не хуже. У него есть мастер, который готовит эти снадобья. Я их состава не знаю, да и знать не хочу. Это нечестно! Это против чести! Но он их применяет, и хотя я уже не раз жаловался и в магистрат, и даже слал жалобу Императору — применение этих снадобий так и не запретили. Не магия — значит, можно. Вот теперь я все сказал. Подождите минуту, я вынесу меч. Он по длине как раз такой, какой вы взяли для тренировочного поединка. Ну…может на толщину пальца длиннее. И он не обкастован — запрет на обкаст касается и оружия. Это честная сталь старого мастера, хорошо держит заточку, и не ломается при ударе. Легкий и крепкий, как раз для вас. Сейчас…

И мастер неспешно пошел туда, где в стене виднелась дверь, ведущая вглубь дома.