Воля рода

* * *

Удивительно, какой разный климат может быть в местах, разделённых всего парой десятков километров. Вот мы шли по нагретым утренним солнцем низким предгорьям, полузасыпанным песком, но стоило нам перемахнуть через седловину между настоящими вершинами, как зной пустыни резко сменился на горную прохладу.

Я даже постоял на вершине перевала, кинув последний взгляд на жёлтую равнину пустыни. Жаркое марево над песками уже размывало горизонт, и кожей лица я ощущал пустынное пекло. А в спину неприятно поддувал холод — долина, в которую мы спускались, ещё не отогрелась после ночи.

В сравнении с пустыней здесь жизнь будто кипела, хотя, насколько хватало глаз, вокруг были камни. Но тут и там попадались кусты, жмущиеся к каменным лбам, и на некоторых даже висели ягоды. Иногда над нами проносились птицы, бросая нам недовольные крики, а чуть ли не из-под ног выскакивали какие-то пушистые зверьки, напоминающие кроликов.

Один раз я даже увидел на отвесной сколе горного козла, который что-то лениво жевал. Он меланхолично проводил нас взглядом, потом медленно стал карабкаться на ещё большую высоту.

Не знаю, о чём думало животное, но я подумал о том, сколько бы он мог весить и как хранить столько мяса. Ну, с голоду здесь точно не пропадёшь.

Сначала мне казалось, что нас будет легко найти. Но потом, когда нам пришлось пройти множество лощин, пробраться через пару котловин, испещрённых глубокими трещинами и отвесными отрогами, я изменил своё мнение.

Пройдя полосу препятствий, вскоре мы наткнулись на ручей, которому едва хватало сил просачиваться между крупным щебнем. Я сразу же забыл про дорогу и бросился откатывать крупные валуны, чтобы воде было куда собраться.

Мышцы застонали от чрезмерной нагрузки, сразу же заныли синяки и ушибы, напоминая, что у организма выдалась не совсем лёгкая неделя. Старик с сомнением смотрел на мой адский труд, но молчал.

Справившись с каменными глыбами, я сбросил одежду и упал в заполнившиеся ложбины, где, стуча зубами от холода, некоторое время просто с удовольствием обтирался ладонями. После того, как я едва не отбросил копыта в пустыне, пытка мутной ледяной водой казалась подарком судьбы, и обгоревшая кожа просто балдела от онемения.

— Да, псина ты жжёная, смертью которую зовут… — процедил я сквозь стучащие зубы, — Подавилась Тимкиной костью-то?!

Расхохотаться не получилось, дыхание спёрло от холода. Да и ногу свело так, что пришлось срочно выползать и колоть в бедро концом ножа, чтобы отпустило.

— Заболеешь, — зябко передёрнув плечами, проворчал Филиппо.

Он смотрел на всю эту картину с каким-то недоверием. Словно сомневался, а того ли он привёл к себе в дом?

— Да и по хрену, — вставая и одеваясь, огрызнулся я. И, подумав, добавил уже помягче, — Не волнуйтесь, отец Филиппо…

Всё же мне пришлось одёрнуть себя. Эйфория от того, что я выбрался живым из аттракционов под названиями «заговорщики Красногории» и Восточная Пустыня, была уже только моя. Давно я не давал волю эмоциям… Своим, собственным.