Воля рода

Глава 18. Встретившиеся

После секундной паузы Эвелина громко рассмеялась. Её приступ веселья длился несколько секунд, затем она успокоилась, и со вздохом покачала головой:

— Даже несмотря на то, что некоторые слова могут уничтожить Вселенную, этот мир больше наполнен болтовнёй, которая не может даже сотрясти воздух.

Я упрямо промолчал, глядя на небо. Под псовый хвост все сомнения, солдат выполняет задание действиями.

Сверху пока не было Пробоины, и я не знаю, почему она проявляется в этом мире, скрытом в сознании богини. Но, однозначно, если кто-то её открыл, кто-то сможет и закрыть…

Чёрный Караул, говорите?

— Может быть, Тим. Хотя сейчас это скорее сборище политических интриганов, — усмехнулась Эвелина, отвечая на мои мысли, — В одном ты прав, Тим, чья-то воля поддерживает Пробоину.

— Один из этих оракулов, в теле Альберта Перовского, сказал, что Пробоина — это рана в твоём… кхм… в теле Незримой.

— Насколько можно считать раной приставленный к горлу клинок? — Эвелина пожала плечами, — Если двинешься, то рана появится. Но в случае с богом, который существует сразу и в прошлом, и в будущем, эта рана есть.

Я усмехнулся. Быть богом, это, наверное, с ума сойти можно. Детей нет, но они есть. Ты живой, но уже знаешь, что тебя убили.

Вся вечная жизнь — сплошной парадокс.

— Это просто другие законы, Тим. И, знаешь, наверное, поэтому я и не хочу туда возвращаться.

— Так тебя всё устраивает? — я снова чуть не рухнул под её непревзойдённой логикой.

— Если бы веками не пытались поймать и убить. Вернётся Незримая, и уж она разберётся, не беспокойся.

— Сколько тебе лет? — вырвалось у меня.

— А разве прилично задавать такие вопросы? — Эвелина рассмеялась.

Я поджал губы. А ещё говорит, другие законы. У богов, наверное, тоже принято — после десяти тысяч лет возраст не спрашивают.

— Этому телу сто двадцать три года, — Эвелина скромно улыбнулась, — Не так много, в сравнении с одним из моих перерождений.

— Твою же псину… — я поскрёб затылок.

Конечно, у нас на Земле, в нашем продвинутом две тысячи двести тридцать первом году, таким возрастом никого не удивишь. Развитая медицина творит чудеса, но человек в эти годы уже имеет преклонную красоту, и точно не выглядит двадцатилетним юнцом.

— Знаешь, я впервые ощутил неловкость от того, что мне меньше трёх десятков лет, — хохотнул я, — Постой, то есть, как сто двадцать три? Так ты и вправду смертная?! А как же эти тысячи лет, что ты скрываешься здесь…

— Рождаюсь, расту, умираю. Тут ещё сложность в том, чтобы вспомнить, кто я на самом деле, и принять предназначение. Это не всегда получается.

— То есть, не всегда? — я зажмурился, окончательно потеряв способность понимать, — По Красногории ходят и ещё такие, не вспомнившие?

— Да, — сказала Эвелина и развела руками, намекая, что искать здесь логику или какую-то хронологию бессмысленно, — Тим, не забывай, что Незримая — это богиня.

Я сложил пальцы домиком, упёр кончики в бровь. Сгинь моя луна! Да сколько можно насиловать мне мозг?

На мгновение возник небольшой страх, что всё это может оказаться просто совпадением. Какая-то сумасшедшая девушка возомнила себя инкарнацией богини, привлекла к себе внимание всякой нечисти, а на деле-то окажется обычной безлунной.

Эвелина не вмешивалась в мои мысли, продолжая рассматривать горизонт.

— Говоришь, ты вспомнила, что являешься Незримой? То есть, твои воспоминания — это просто сны, видения, откровения всякие?

— Да Чёрную Луну тебе в Пробоину, Тим! Ну нельзя же быть таким тугим. Ты думаешь, это реально имеет значение?

Пришлось кивнуть. Тут она была права — я либо принимаю правила игры, какие они есть, либо постепенно скатываюсь в настоящее безумие.

Меня опять кольнула интуиция. Что-то слишком часто стали одолевать сомнения, и на каждый ответ Эвелины у меня рождаются тысячи вопросов.

Когда разум впадает в панику, мне становится неудобно. Это следствие обычной тренировки, и сейчас я опять почуял дискомфорт.

Сложно управлять эмоциями, когда нет кровеносной системы с гормонами, и ты просто ментальный слепок своего сознания. Душа, если опустить терминологию псиоников.

— А эта твоя Чёрная Луна… она может как-то действовать на меня? — спросил я, прислушиваясь к эмоциям.

— Да, и я не всегда могу что-то с этим поделать. Ты крепко связан с этим миром, ведь Василий Ветров — наследник царского рода.

Это всё усложняло, но стало и немного полегче. Я сразу поднял ладонь с растопыренными пальцами, загнул один палец.

— Вернёмся к нашим баранам.

— К кому?

— Не важно. Кто-то наверняка управляет Пробоиной, так?

Она кивнула. Я загнул ещё один палец:

— И это явно Легион…

Эвелина пожала плечами.

— Ну, неужели может быть кто-то ещё? — удивлённо спросил я, — Твой бывший козёл, ты говоришь, воскреснуть не может. Остаётся только твоя же чокнутая вторая половинка… я имею в виду Чёрную Луну.

— Это не совсем то, о чём ты думаешь, — Эвелина поморщилась, — Пока Незримая не использует свою волю, Чёрная Луна так же безвольна.

— Ну ладно, как скажешь. Ну не маги же? У них силёнок не хватит такое провернуть!

— Ты недооцениваешь магов, а я недооцениваю Легион. Это всего лишь нечистые души, возомнившие, что они должны превзойти богов. Они летят на силу умирающей богини, упиваются ей, как вороны на побоище, но они всё равно не боги.

— Как и маги — не боги, — сказал я, задумавшись.

«Сила умирающей богини»… Эти слова почему-то зацепились, закрутились в моей голове.

Нет, я не собирался успокаивать Эвелину, что всё будет прекрасно с её Незримой. Наверняка она ответит что-нибудь в стиле: «боги могут умирать вечно, пока Вселенная существует», и всё такое.

— Ты делаешь успехи, Тим, — одобрительно кивнула чернолунница.

«Сила, на которую летит Легион, как вороны на падаль». Что-то это мне напоминало…

— Да, муж ты мой желанный. Твой родной мир находится рядом с этим, и то, что вы называете грязной псионикой, прорывается к вам. Это энергия раненой Незримой.

— Вот значит, почему у нас ребята с ума сходили, если злоупотребляли грязным потоком. Эти Иные, или кто они там… Легион вселялся в псиоников.

— Легион силён, но ты зря представляешь его могучим единым целым. Как ты мог заметить, в этом мире Иным хорошо научились противостоять.

— Тогда, получается, это всё-таки задумка оракулов? Стражи Душ?

Я вспомнил, что ещё не обезумевший Альберт Перовский рассказывал что-то про оракулов и Чёрную Луну. Они ловят Иных, чтобы не допустить пришествия Последнего Привратника. Тот может закрыть Пробоину, и тогда закончится век благоденствия магов.

Куда ни плюнь, всем выгодно, чтобы мир Пробоины оставался таким, какой он есть. Маги упиваются силой стихий и властью над безлунными, оракулы упиваются контролем над магами, а чернолунники, которые якобы являются безлунными, лавируют между всеми.

Войны, интриги, желания и разочарования, религия и безбожие… И так тысячи лет, изо дня в день.

Это просто мир.

И только Легион лезет изо всех щелей, пытаясь положить конец этому мирозданию.

На моей родной Земле всё ненамного проще — тихо воюют две космические державы, и между ними пытаются выжить те немногие анклавы, кто не имел счастья присоединиться к какой-то одной стороне.

Как бы мы отнеслись к кому-то, кто захотел бы уничтожить нашу Вселенную, не разбирая, где и чья сторона?

И всё же, Тим, есть разница. Если бы не порочность мира Пробоины, я бы потонул в сомнениях. Но со мной рядом сидела та, к кому я питал самые светлые чувства, и я знал, что этот мир просто сидит у неё на шее, пока она томится в кандалах.

— А ты сама знаешь, как закрыть Пробоину? — вдруг спросил я.

— Я — нет. Незримая может узнать, но на это нужна сильная воля богини, а значит, секрет скрыт очень хорошо. Как только проявится воля богини, Чёрная Луна войдёт в этот мир.

В какой «этот мир», я спрашивать не стал. Для Эвелины, наверное, нет границы между её «ментальным коконом» и реальным миром.

Ну да, смертная может кататься на своей тележке по Красногории, пытаясь что-то выяснить. Внедрилась в монастырь Избранниц, раскинула свои сети по чернолунникам, насколько смогла.

— Я не смогла пройти в Храм Первого Полнолуния ни в одном перерождении, — вздохнула Эвелина, — Да, Белые Тени, рискуя жизнью, помогают мне, хотя там лишь единицы подозревают, кто я такая.

— Белые Тени? — я со скрежетом попытался вспомнить, где это слышал, — Это те же чернолунники?

— Ну, отец Афанасий, например. И отец Филиппо… — Избранница вздохнула, — …был. На самом деле в Церкви Чёрной Луны много тех, кто чувствует, что что-то не так.

— Какая ирония. Незримая, приход которой в этот мир положил начало Церкви Чёрной Луны, не может попасть в Храм Первого Полнолуния.

— Возможно, я и не сильно стараюсь. Ведь если меня поймают чернолунники, и разузнают, кто я, то ещё одна смертная жизнь насмарку.

— А зачем Белые Тени помогают? Им ведь тоже нужен мир, такой, какой он есть.

— Не совсем. По вере Белых Теней, когда Незримая уйдёт из мира, маги исчезнут. Лунная кровь утратит силу, все станут безлунными.

— А это не нужно совершенно никому, — подытожил я, — Ну, кроме Легиона.

— Не переоценивай его. Легион хочет душу бога, но также понимает, что если не получится — то с исчезновением Незримой он лишится источника силы.

— Ты опять меня запутала.

— Сила Незримой, пока богиня не может проявить свою волю, нужна всем. Сама же Незримая не волнует никого. Ну, кроме Белых Теней, — девушка грустно улыбнулась.

Мне сразу вспомнился механический псионик, частично из-за которого я и оказался в этом мире. А что, если капитам тоже помогли настроиться на источник грязной силы? Если они его освоят, то Свободной Федерации конец!

Я задумчиво сказал:

— Но, это значит…

— Ничего это не значит, Тим!!! — в сердцах крикнула Эвелина, и её голос на миг прорвал границы бытия, унёсся божественным раскатом в небеса.

Где-то в пустыне прогремела гроза…

Но порыв прошёл, и девушка отвернулась. Ну вот, плачет, наверное.

Наверняка её задела моя мысль о родном мире, и то, что я не упускаю надежды туда вернуться. Вот же я безлунь толстокожий.

Зато этот разговор дал мне понять, насколько всё сложно. Это не просто ловушка для Незримой, тут целое колесо Сансары крутится. Богиня рождается себе спокойно из раза в раз, ходит по миру, но при этом сама не понимает, чего хочет.

То ли ей свобода нужна, то ли смерть. Ещё мечтает родить дитя, но враги вечно отлавливают Последних Привратников, боясь, что часть силы утечёт вместе с ребёнком.

И всё из-за какого-то бога, которого надо было спасти от собственной глупости, а получилось, что и не спасла, и сама теперь в полной заднице.

За Белых Теней переживает, которые рискуют своими жизнями ради неё. Вон как с отцом Филиппо получилось.

Да ещё, наверное, и за весь мир страшно. При всём его несовершенстве любое решение богини может принести огромные разрушения, а это тысячи тысяч жертв.

А теперь и за меня, наверное, боится…

До меня впервые дошло, сколько всего свалилось на Эвелину, и в груди даже разверзлась пустота от обречённости.