Дом Крови

Глава 13

— Спасибо Полночь, ты как обычно вовремя. А я как обычно туплю.

—…Я рада, что ты наконец начинаешь осознавать всю свою непроходимую дремучесть, но что ты сделал…? — Она стояла рядом, глазея на уродливую кучу в которую превратилась Марика, а та барахталась в золе и обожжённых обломка и тонким голосом вопила.

— Кожеплетение Полночь, — я указал ей на книгу лежавшую неподалеку. — Кожеплетение.

Она поняла меня и трактат утонул в объятиях теней. Впитавшись в пол. Полночь оглянулась назад, где в обгорелом проеме все так же топталась троица мертвецов, не решаясь войти, их ужасная хозяйка была в шоке, катаясь по полу и просто не дала такого приказа. А я морщась от боли в сломанной руки доставал отмычки из каблука.

—…Я думаю, тебе стоит поторопиться…

Ее голос был мягким, как дыханье ветра.

— Люблю, — сказал я, глядя на пятно из мрака рядом со мной, — когда ты твердишь мне про то, что я и так знаю.

—…Я оказываю моральную поддержку…

— Нет, сейчас ты ведешь себя как надоедливая стерва.

—…Ну, и это тоже…

Я усмехнулся ковыряясь отмычками в замке, ее вечный сарказм действовал на меня как успокоительное, возвращая трезвость мыслей. Если кандалы с левой руки я снял за пару мгновений, то вот с правой вышла заминка. Эта кровожадная тварь сломала мне руку. И я шипел от боли и кривился, пытаясь открыть замок. Кроме того, у меня похоже и ребра тоже были сломаны и отбиты все внутренности. Я не мог вдохнуть глубоко и дышал мелкими рывками. Но вот спустя еще пару мгновений кандалы щелкнули, и упали на землю. И я захлебнулся.

Захлебнулся в силе, что словно море было разлито вокруг.

Эти проклятые железяки пили силу, а я ходил в них почти трое суток. Но теперь, освободившись, опустошенный, я оказался посреди бушующего моря. Чудовища, что вырезали всю деревню превратив ее в кладбище, согнали уцелевших в часовню, а потом сожгли ее. Осквернили землю, и теперь, стоя на разоренной земле. В этой братской могиле. Ночью, когда око Всепожирающей в зените. Я оказался в месте силы своей богини. Где смерть пропитала все в округе, буквально витая в воздухе.

Покачнувшись словно пьяный, я ухватился за тумбу и тут же зашипел от боли, я забылся и ухватился сломанной рукой. Но это помогло, боль прострелила все тело, вернув способность мыслить. Я купался в силе, восстанавливая ее жадными глотками. Чувства обострились, словно лезвие клинка, а пульс громыхал, отдаваясь в висках барабаном в первобытном, яростном ритме.

Меня переполняла злость и ярость, что были разлиты вокруг. И я собирался дать им волю. Всего в десяти ярдах кипела схватка. Орали голодные твари, и кричали погибающие люди. Ревело пламя и словно возвышаясь над всем этим, был слышен черный хохот кровавых командиров, устроивших новый пир.

— Истинно и верно то, что мать всегда благоволит к своим чадам, даруя свое благоволение в период, когда она властвует в вышине. Пожирая врагов детей своих. — Процитировал я строки писания из книги Кхаштры.

Я чувствовал ее благословение. Она затапливала силой так, что мне казалось, будто я вырос, да так, что, привстань я на цыпочках, и сами небеса в уста поцелую.

— Ну-ка, иди сюда тварина. Поговорим. — Я схватил ее за голову и она закричала, через съехавший набок рот. Я чувствовал изливавшийся от нее страх. Да так, что теперь Полночь уже захлебывалась, урча от удовольствия.

Тварь живущая вечно, до ужаса, до дрожи боялась умереть.

— Что ты сделал, верни мне мое тело! Я тебя убью слышишь, высушу до костей. Верни сейчас же.

— Заткнись рабыня. — Я смазал ей рукой лицо, чтобы она хотя бы одним глазом могла меня видеть.

— Я не рабыня, я Марика из дома Крови. Ты даже не представ…

— Ты раб. Вы все рабы. А я хозяин. Ты настолько тупая, что не понимаешь? Сейчас я тебе покажу, что могут делать хозяева мертвых. Говоришь, что Отец не имеет над вами власти? Смотри, рабыня, что может сделать Мать, от которой ваше племя отвернулось.

Она попыталась отмахнутся от меня, как до этого пытался отмахнутся я. Но и эффект был такой же. Она была словно слеплена из мягкой глины, я мог делать с ней, что захочу. Я чувствовал ее, как чувствовал всех этих тварей. Каждого из десяти упившегося крови клеща.

Положил руку ей на голову, беря под контроль. Ее сознание забилось словно пойманный мотылек в стеклянной банке. А я расплылся в улыбке, получив контроль. Используя ее словно ретранслятор. Некое жалкое подобие умертвия. Перехватывая незримые нити у кукловода. Урезанное и искалеченное подобие контроля, каким обладал я.

Получив все силу, что была щедра разлита вокруг перехватить это голодное, тупое стадо было не сложнее чем у маленького ребенка леденец отобрать. Его надменный смех умолк, словно сломанный граммофон, а улыбка, с которой он развлекался, ускользая от Нестора, сползла разбитой маской. Флавио выпучил черные глаза, когда потерял бразды правления. И оглянулся на часовню. Все эта волна щелкающих челюстей замерла, и тут же повернувшись, кинулась на своих убийц. Ревя от ярости.

Погребя под собой.

Зрение у меня снова размножилось, я видел все, глазами сотен замученных насмерть бедолаг. Кинув их на этих кровожадных тварей. Силы были не равны. Вампиры были куда как сильнее, проворнее и умнее простых мертвецов. Но молниеносно поменявшийся расклад в казалось бы, уже выигранной битве смешал им все карты. Теперь уже они с все возрастающим изумлением сражались за свои жизни, погребенные под копошащейся рычащей от голода массой. Разрывающей их на куски.

Мертвые не чувствуют страха, боли или усталости, им не требуется заботиться о своих ранах или увечьях. А уж тем более, когда им дали то, что было слаще и желаннее всего — возможность отомстить. Их скованные остатки разума вопили об отмщении. И я им его дал.

Это мертвое, гнилое цунами набросилось на кровожадных тварей. Образовав кучу малу. В которую тут же полетели заклинания огня. Выжигая все вместе.

Черный туман, что клубился вокруг них словно коконы, защищая от заклинаний, теперь наоборот сковывал и душил. Они вязли в нем словно мухи в меду. Флавио потерявший возможность прятаться в этом тумане тут же получил от Нестора здоровенным огненным шаром прямо в свое измазанное кровью лицо. Я прекрасно видел, как он зажмурился и закричал от боли, вспыхнув словно факел, увязнув в клубящейся мгле. От пытался отмахиваться своей, разукрашенной, витой шпагой от мертвого прилива, что сам же и наплодил.

Нестор получив передышку, сжигал все, что видел. В первую очередь этого нечестивого урода. Справедливо полагая, что следующей возможности может и не представиться. Под огнем Нестора плоть чудовища обращалась в пепел. Он выставил перед собой руку, пытаясь закрыться от потока пламени, но запнулся и упал на колени связанный туманом своей сестрички, и его тело содрогалось, будто тварь внутри него — ужасный дух, что бесчисленные годы двигал трупом, — отказывалась покидать эту бренную, пылающую оболочку. Но огонь уже овладел его шкурой, а страшное время — плотью. И когда вампир издал последний хриплый, исполненный ужаса вой, я услышал всхлипы. Некогда прекрасная словно кукла, а ныне изуродованная, похожая на бракованное изделие пьяного гончара Марика стояла рядом, лишенная возможности сопротивляться, она рыдала, крупными кровавыми слезами по своему кошмарному братцу.

Мертвое сердце умеет скорбеть, ну надо же.

Выжившие остатки ордена сгрудились, образовав круг вокруг магов. С ужасом и непониманием глазели на творящуюся вокруг вакханалию. На то, как кричат чудовища, погребенные под рычащим от ярости голодным стадом. Здоровяк с кровавой бородой в кольчуге и топором обратился прахом, осыпавшись кучей пепла с последним истошным криком. А вот дамочка в шифоновом платье отказывалась сдаваться, облепленная гроздьями мертвецов она с ожесточением отдирала их от себя расшвыривая и разрывая.

Я посылал на нее все новых и новых, а она их крошила, словно они были сделаны из стекла. Но даже у нее кожа, что была прочнее стали вся была в трещинах и пробоинах. Четверка повисла у нее на левой руке и с хрустом вырвав ее по плечевой сустав и ее рука тоже осыпалась пеплом, это обманутое время брало свое по праву.

Идиоты вечно не живут. Увидев, что ее командир пал, а соратники умирают один за одним, и словно почувствовав, куда все клонит, она взревела и просто взяла и прыгнула вместе с облепившими ее мертвяками ярдов на десять. Уходя в ночь. С оторванной рукой, обожжённая и раненая. Она все равно оставалась чрезвычайно опасной. Простые мертвецы за ней все равно не угоняться. И с помощью Марики, я потянулся к ней этим черным туманом. Пытаясь задержать, пока Нестор делал свое дело.

— Ты ответишь Марика! — Взревела вампирша, отмахиваясь одной рукой от четверки мертвецов висящей на ней, — Тебе дали шанс, но ты снова предала нас! Предала своего брата! Владыка не прощает дважды, расплата придет за тобой и ты тысячи раз проклянешь свою вечную жизнь. И больше никто, слышишь, никто не сможет тебе помочь!

Ее шифоновое темно-бардовое платье было разорванно и сожжено, одной руки не было, некогда прекрасное лицо было все в крови и трещинах, выдранная щека обнажала оскаленную, зубастую словно у волка пасть. Волосы сгорели. А глаза напоминали две раны от ножа, окруженные чернотой, они сверкали в ночи при свете разгорающегося пламени. Больше она не напоминала красавицу из мужских грез, явив свою истинную природу — чудовища в человеческом обличии.

Я чувствовал ее, но она от меня была слишком далеко, и я не мог до нее дотянуться чтобы ее задержать, как не мог поймать туманом Марики. Мне не было дело до этих бредней, которые она там орала. Они все для меня едины, и я их всех убью, стоит только дотянуться. Еще парочка вампиров, видя маневр дамочки тоже попытались оторваться, на этот раз это был уже пожилой и степенный мужик с козлиной бородкой, худой как трость. И совсем еще мальчишка на вид лет одиннадцати-двенадцати в помпезном, устаревшем кафтане, какие уже давно вышли из моды. Они наседали на сестру Элиз, но потеряв поддержку попытались уйти. Э нет, вот это вы зря.

Туман, что словно кокон окружал их, защищая от губительного огня Нестора и инквизиторши теперь сдавил их, сковывая руки и ноги. Не давая двигаться. Закрывая глаза и забиваясь в глотки. Лишая возможности сопротивляться. А сверху навалилась рычащая масса мёртвых тел. Что выпростав когтистые руки и скаля клыкастые пасти тянулись к своим мучителям.

Сестра Элиз была вся изранена, ей больше всего досталось. Отсюда я не видел всей картины, но все лицо у нее было в крови, левая рука висела плетью, ее заметно шатало, на изодранном алом табарде расцветали темное-красные разводы. Но она нашла в себе силы встать и поджечь всю эту копошащуюся массу мертвых тел. Если старик умирал тихо, просто рыча от ярости, борясь до конца, то мальчишка визжал как поросенок, когда огонь слизывал его мертвую плоть.

Услышав его истошные визги сумевшая вырваться вампирша издала вопль полный ярости и вырвавшегося наружу, бурлящего гнева и отчаяния, который разлетался во тьме эхом. То была мука львицы, готовой на все, лишь бы спасти детеныша, и не видящей ни единого выхода. В нем слышался призыв волка — одинокий вой в вечной, безрадостной ночи.