Святки без оглядки

Глава 20

Снеженика провела ладонью, размазывая по лицу густую сажу. По вискам струились ручейки пота, она стянула с головы мокрый платок и сбросила шубейку. Едкий дым застил глаза, мешал дышать, но сдаваться она не собиралась. Дрова в топке пылали и плевались искрами, каменная кладка печи трещала, а огромный чан пыхтел, ухал и гудел, словно ракета, вот-вот готовая сорваться в космос.

Из-под закрытой двери бани зловеще струился серый дымок, а у порога предбанника суетился петух. Он взволнованно бегал взад-вперед, прокладывая в снегу глубокую дорожку, заглядывал под дверь и беспокойно поквокивал.

Едва завидев бегущего от избы деда Данилу, петух заволновался еще сильнее, бросился ему под ноги, хватая клювом за тулуп, и рванул обратно к бане. Следом за дедом неслись Дуняшка с Ульянкой.

— Не открывает! — на ходу объясняла деду Ульянка, путаясь в полах шубейки и спотыкаясь через петуха. — И выходить не желает. Кричит — я сама!

— А ну отворяй! — заколошматил бадиком по двери дед Данила. — Отворяй. Угоришь ведь, бедовая!

— Заслонку! Заслонку отодвинь! — прокричала в щель двери Дуняшка. — Дым в трубу уйдет!

В ответ послышался кашель и недовольное сопенье. Примчались, доброжелатели. А она никого не звала! Урок — так урок, дайте пройти его самой, ибо сил никаких нет здесь больше оставаться! Домой хочется, в цивилизацию, к удобствам, к Вадиму!

Мало того, с коровой не срослось, так с готовкой — и того хуже. Тесто убежало и скисло, щи пересолила, да так, что даже Трезор плевался, каша сгорела до головешек. И теперь Снеженика пыталась реабилитироваться в отчаянной попытке самостоятельно протопить баню.

Дед Данила подергал за ручку двери. Мощная, толщиной в мужскую ладонь, обитая войлоком дверь даже не шелохнулась.

— За Димитрием беги! — озабоченно приказал он Ульянке и снова забарабанил бадиком. — Выходи, дуреха, угоришь как пить дать, етить!

Девки с космической скоростью дунули за соседом и так же быстро притащили его за руки, даже не дав нормально обуться.

Димитрий поморщился, слушая их сбивчивое объяснение, и молча взялся за деревянную ручку. Дернул так, что стены мазанки покачнулись, и быстро выволок Снеженику за шиворот. Та откашливалась, отплевывалась, не забывая отбиваться.

— А ну отстань, сундук дубовый! Куда клешни свои тянешь! Отпусти!

Димитрий усадил ее в сугроб, а сам так же молча выгреб кочергой из топки горящие поленья и бросил их в снег. Туда же, шипя, полетела крышка чугунного чана.

— Мозги как у курицы, — констатировал он, укоризненно глядя на Снеженику.

Дед Данила заглянул в баню и присвистнул.

— А ну-кась, — он сунул в руки девкам по ведру, — бегом за водой на речку! Ты что же в чан воды не налила?! — обернулся он к Снеженике.

— Я налила! — отчаянно возразила она. — То есть снега насыпала! Вы что, не знаете, что снег — тоже вода?

— Вы что, не знаете, что снег тоже вода? — передразнил ее дед Данила. — А ты знаешь, сколь ее, этой воды, там останется, когда он растает? С гулькин нос плюс трезорова какашка! Давным-давно уж выпарилась вся! Охо-хо, — причитал он, оглядывая почерневшие стенки чана, который чадил темным угаром, — ить лишь бы кладка не треснула!

— Треснула… — оглядев печь, заключил Димитрий. — Топку летом перекладывать придется…

Он пригнулся, изучая дверь.

— Щепа в разъем попала, — наконец доложил он деду Даниле, демонстрируя расплющенную щепку. Повертел ее в руке и забросил на полати. Сама бы не открыла…

Раскрасневшиеся девчата, кряхтя, притащили воду.

— Лей! — скомандовал дед Данила. Чан зашипел раненым ужом, утонув в клубах пара. — Ить сколько дров-то извела, — почесал он в затылке.

Димитрий подождал, пока чан перестанет шипеть, поднапряг стальные мышцы и выволок его из бани.