Великий и Ужасный 4

* * *

Проснулся я от очень странного запаха. Даже не запаха — амбрэ! Терпкий мускусный аромат заполнил всё вокруг, щекотал ноздри, проникал в легкие, стимулировал слюноотделение. Открыв глаза я тут же увидел Бахара, который с ошалелым видом сидел на своем лежаке и смотрел на меня.

— Че там так воняет?! — хором проговорили мы, взгыгыкнули и полезли наружу — с мечами наперевес.

— Доброго утречка! — сказал тролль и помешал что-то в котле своим стальным дрыном. — А я вот трех штук кипячу.

— А?! — обалдели мы.

— Трех штук поймал, однако, и кипячу, — пояснил он. — Как думаешь три штуки хватит?

— Кого? На что?

— А вот! — он протянул руку куда-то вот тьму и достал оттуда бубен.

Даже не бубен, а БУБЕН! Вот это был инструмент так инструмент! Гигантский, подстать своему хозяину! Диаметром где-то метр двадцать, с каркасом из ребер рыболюда, мембраной из шкуры дедмороза, украшениями из бусинок и бисеринок Имбинских шаманов… Выглядел великолепно!

— Нужно раскрасить так-то! — сказал Хурджин. — На краску эссенция снегуркина пойдет. А ты — узоры сделаешь. Лучше тебя никто не сделает.

— А колотушка? — спохватился я. — Мы забыли про колотушку!

— И ничего не забыли, — отмахнулся тролль и с совершенно житейским видом разломал свой дрын на две одинаковые половинки. — Вот они, две колотушки. Одна на запас! Это хорошая вещь, она с нами за бубном ходила, пусть теперь послужит и дальше вместе с ним, однако!

— Изящное решение, — не мог не признать я. — Так ты что — трех снегурок поймал и кипятишь? А как они…

— Так-то как бабы. С жопами и цыцками, — пояснил Хурджин. — Только не настоящие и из снега.

— А как ты их…

— Известно как! — он помахал двумя обломками дрына в своих руках. Тут же изнутри выкатились чугунные шары и упали в снег.

— Поня-а-атно…

— Однако, если понятно — тебе пора узор делать. Дед сильно торопится. На рассвете — самое подходящее время!

— Ну, если дальше дело за мной — то сымай котел с огня…

Он снова же пользуясь половинками дрына переставил посудину с синей-синей жижей на дне в снег, который зашипел и испарился. Я достал кард, тем самым знаменитым шипом-зацепом на елмани ткнул себе в палец и уронил каплю крови в снегуркино зелье. Оно забулькало, зашипело и приобрело некий багряный отлив.

— Давай сюда бубен, — сказал я.

А потом обмакнул пальцы в содержимое котла и принялся рисовать. Начал с нашего знакомства с Хурджином, с его транспортировки в мусорке. Потом — проиллюстрировал хтонические приключения на Маяке, Орду, битвы и сражения и всё остальное, что знал про олога. И закончил нашим походом сюда, в Васюганскую Хтонь. Здесь поместились мерзляки, дедморозы, шаманы, самогонка, Имба, дрын, котел, острог и снегурки — такие, какими я их себе представлял. По центру изобразил внушительную фигуру самого Хурджина и въющихся вокруг него духов, которые почему-то напоминали те самые ахи-страхи из советского мультика. А потом написал кириллицей с абхазским колоритом: «Аимадара Умырзын». Ничего такого удивительного — просто слоган с рекламного билборда мобильного оператора, который видел когда-то на югах и он сильно въелся мне в мозг. По русски это звучало очень просто — «Не теряй связи». Что может быть более подходящее для шаманского бубна?

— Держи, Хурджин! — я почувствовал, как меня ощутимо повело, когад я передавал бубен шаману. — Я старался!

Вдруг полыхнуло! Золото заплескалось вокруг, мириады частиц золотой пыли окутали юрту, костер, тролля, меня, они кружились и плясали в причудливом, хаотическом хороводе, потом — взмыли в небеса и разом ринулись на меня, ударили в самое сердце — и исчезли.

— Охренеть! — сказал Кузя, высовываясь. — У тебя ваще-то глаза светятся. И рука тоже. Глянь!

Я не стал глядеть. Я и так прекрасно знал, что появилось у меня на предплечье.

Тролль помедлил лишь мгновение — а потом склонился низко к земле, прислушиваясь к чему-то неведомому, а потом тихонько стукнул колотушкой по мембране.

— Там-м-м!

Замер — и ударил снова:

— Та-там!

А потом громко крикнул:

— ЭЙ! — и погнал вокруг костра, наращивая темп и отбивая себе ритм мощными ударами. — Эй-я! Эй!

Кажется, я уже не раз восхищался тем, как танцует Хурджин. Он, черт побери, танцевал дьявольски классно! Такая гора мышц, с такой зверской рожей — и такая пластика, такая экспрессия! Да на всяких лабудовых шоу типа «Вы в танцах» он точно взял бы самое первое место! Это было охренительно искренне и охренительно красиво! Огромный тролль в отсветах от костра, под ветвями вековых деревьев встречал восходящее солнце…

Мы втроем замерли у входа в юрту и молча наблюдали за развернувшимся перед нами действом.

— А-хм! — проговорил кто-то басовитым тоном. — Я чего сказать-то хотел, внучки… Чего вас всех тут собрал-то? А! Ох, память, память… Одеваетесь-то вы все как обсосы, эх, молодежь! Да и музыка у вас — говно, не то что в мое время… Хурджин, внучок! Что за говно ты там отбиваешь? Это разве ж ритм? Говно, говорю, а не ритм!

— Деда! — огромный олог остановился как вкопанный, и даже руки с колотушкой и бубном отпустил.

— Что — деда? — старый, огромный, тощий и сутулый тролль с белой длинной бородой и впечатляющими клыками вышел из-под тени дерева и уселся у костра. — Я давно вам хотел сказать: вы всё делаете неправильно!

— Деда-а-а!

— Что за молодежь пошла? Старших не уважают… Сплошные наркоманы, проститутки и… А-хм! Какие-то придурки!

Оставалось надеяться, что мы все относимся к последней категории. Хотя насчет Кузи полной уверенности быть не могло.

— Деда, ты за этим нас заставил переться сюда? Чтобы сообщить что я и мои друзья — придурки? Так-то это как-то не это! — я видел, как градус злости в Хурджине повышается со страшной силой. — Это, однако, как-то совсем не того!

— А! Хм! Действительно… — старый тролль почесал бороду. — Я хотел сказать, что весной будет большая война. В стороне никто не останется. Страшная война, говорю! А потом вы все умрёте.

И исчез.

Мы стояли у костра и смотрели друг на друга как полные идиоты.

— Ну охренеть теперь, — сказал Хурджин.

И я был с ним полностью согласен!

КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОГО ТОМА