Червь

Тогда решено — валим к чёртовой матери от сюда нахер!

Я вылезаю из шкафа, подкрадываюсь к окну, стараясь не обращать внимания на мычание, но опять это любопытство. Мне пиздец как интересно — кто же там сидит! Вот я уже у окна, хочу вылезти на улицу, но громкий хлопок двери меня останавливает. Дед ушёл? Выглянув в окно, я вижу, как он прётся в свой сарай.

Пронесло, теперь можно спокойно съебаться из дома. Залезаю на подоконник и снова слышу мычание. Мычит и мычит!

Мычит и мычит! Ты можешь заткнуться? Успокойся! А любопытство тянет меня в дом обратно.

Да и дед сдвинул стол к стене. Теперь мне ничего не мешает открыть крышку подвала. Да и с пустыми руками уходить нельзя. Я знаю, что ведро и маска где-то здесь! Я чувствую! Вполне возможно, что они именно там и лежат, в подвале, дожидаются моего прихода!

Снова мычание и я окончательно всё для себя решил. Спустившись с подоконника, я подхожу к крышке. Хватаюсь за ржавое кольцо и тяну на себя. Крышка не поддаётся, тяжёлая как слон! Тужусь и тужусь, но всё в пустую.

Я вдруг осознал, что всё равно ничего не смогу сделать. Я — маленький мальчик с ножиком. И всё. Мне нужно сделать что-то радикальное. Я должен не только заполучить свои вещи обратно, но и остановить творившееся тут безумие! И не руками пиздюка. Может это и есть моя цель? Возможно, именно для этого я здесь оказался…

Я кидаю взгляд на стол, смотрю на горбушку хлеба. У меня есть идейка. Стрёмная, но, живём один раз, надо всё попробовать! Да и деду хочется насрать по полной. Нехуй воровать чужие вещи, и людей! И сейчас самый подходящий момент, иначе я никогда не узнаю, куда он спрятал мою маску.

Ладно, Отто, будем прощаться. Спасибо тебе за те тёплые дни, что я провёл в кругу семьи! Спасибо за единственно добрые воспоминания…

Положив нож на стол, я беру мягкую горбушку хлеба и вставляю свой мизинец в тёплый мякиш. Места достаточно. Затем спускаю портки до колен, не спуская глаз с входной двери, присаживаюсь на корточки и подставляю горбушку к своему анусу. Я начинаю извиваться, скользить по кишкам смазывая стенки молофьей. Двигаюсь быстро. Трусь о стенки кишок, трусь о кал, и уверенно двигаюсь вперёд. В какой-то момент окутывающее давление кишок исчезает. Моя продолговатая тонкая голова свободно повисает в воздухе. Я заглядываю между ног, рукой отодвигаю в сторону маленькую пипиську и вижу торчащую из своего очка головку извивающегося червячка. Прицелившись, накрываю его — то есть себя — горбушкой.

Я — тот, что солитёр, — выныриваю из ануса в горбушку и, свернувшись пружинкой, погружаюсь в тёплую тьму. Всё, больше я не чувствую тело Отто. И вот тут я проебался с планом по полной программе! Я так привык к телу мальца, что даже и мысли не допустил, что связь между нами может разорваться! Бляяяяя…. Тупой я пиздюк!

Ладно, спокойно… всё будет хорошо!

Тут отворяется дверь. Раздаётся громкий топот, и до меня доходят волны вибраций по тону схожие с голосом старика.

Приплыли…

— Ты что тут делаешь, паршивец! А зачем портки снял? Хотел нагадить мне на пол, засранец?!

Он заходит в комнату. Начинается какая-то суматоха, в которой я, сидя в хлебе, падаю на пол.

— А хлеб зачем украл? — хрипит старик. — Проголодался? Потерпи, скоро и тебя накормлю.

Отто захныкал, начал звать маму. Прости пацан, я не подумал о последствиях. Ну почему я всегда не думаю о последствия! Потерпи, я всё исправлю.

Две пары шагов засеменили в сторону подвала. Скрипнула крышка, после чего дед сказал:

— Полезай! Не бойся, у тебя будет компания.

— Пить… — мычал голос из подвала.

Отто заплакал еще громче. Началась суматоха, громко застучала по полу обувь. В какой-то момент, судя по всему, дед одержал победу и кинул Отто в подвал. Теперь я ощущал только одну пару ног. Грохнула крышка. И теперь, помимо мычания, я слышал детский плач, доносящийся из-под досок.

Шаркающие шаги приблизились ко мне. Я нервничал. Боялся быть обнаруженным, потому что если дед меня запалит — пострадаю не только я. Эта мысль сводит меня с ума.

Вот он поднял горбушку с пола. И я очень надеюсь, молюсь, что он не выкинет её в компостную яму. Слушай, дед, не надо переводить хороший продукт, особенно когда он нафарширован такой сочной начинкой — мной!

Дед подошёл к столу. Сел на стул, продолжая держать меня в руке. Я словно улитка, спрятавшаяся в раковине. Слышу, как он чмокает помидором, откусывая очередной кусок. А затем я поплыл по воздуху. Поплыл к потолку. Начинается. Он подносит горбушку к губам. Запихивает её на половину в рот и кусает своими розовыми деснами с парочкой гнилых зубов. Мякиш приятно давит на меня со всех сторон. Я словно завернулся в тёплое одеяло холодной зимней ночью. Осталось дождаться, когда зева тьмы захлопнется, утянув меня в горячие кишки старого деда, где я буду как дома. Как в хорошем, богато обставленном доме на побережье чёрного моря.

Мякиш давит сильнее. Полегче, дедуля, не сломай зубы! Если будешь продолжать в том же духе — перекусишь меня! Глотай так! Слышишь меня? Глотай! Глотай целиком!

Давление становится невыносимым. Еще чуть-чуть и мои чёрные глазки, как у креветки, вылезут из орбит, повиснув…

ЕБАТЬ! АААААА!

БОЛЬ…

НЕ…

ПЕРЕДАВАЕМАЯ…

Словно я рубанул себя топором по пальцу, перерубив не только кожу и сухожилия, но и кость…

СУКА! Дед перекусил меня своими гнилыми зубами пополам! Я не чувствую хвоста, не чувствую зада! Моя оставшаяся маленькая половинка погружается в густую слюну и перемешиваясь с кусочками прилипшей к дёснам еды. Моя голова скребёт о гнилые зубы, о шершавый язык. Острые крошки вонзаются в моё тельце, и я боюсь, что одна из них может попасть мне в дырку, загноиться там, а это в свою очередь приведет к смерти! Но я не знаю свою физиологию! А вдруг в откусанной части тела было сердце? Может, я сейчас умру…

Я не хочу умирать! НЕ ХОЧУ!

Мне хочется блевать. Блевать от боли и кричать от страха, что меня охватил!

Я трусь… не хочу, но трусь…

Трусь… Но слюна деда гуще; она не даёт извергнуться наружу моей молофье, и смывает меня в глотку. И я улетаю в пустоту, как каяк с водопада в бездну.