Семейные тайны

Глава 20. Кремлёвский архив и кремлёвские новости

Поход в Кремлёвский архив запомнится мне надолго. Начиналось всё буднично и спокойно, разумеется, если считать будничным делом посещение Кремля. Да, для дяди Андрея это буднично, но то для него. Я вот последний раз до того в Кремле был у государя, а такое запоминается надолго...

В архиве дядя недолго поговорил с пожилым чиновником, и вскоре я уже сидел за простым, но довольно удобным столом в маленькой тесной комнатушке, читая бумаги, подшитые в скромную укладку грубого серого картона. Честно сказать, мне и в голову никогда не приходило, что рождение ребёнка в княжеской семье может быть обставлено таким количеством бумаг. Хотя да, для городского начальства это было то ещё происшествие, вот оно и озаботилось запечатлеть все его обстоятельства документально. Надо отдать городским чиновникам должное, картину события они создали весьма и весьма подробную. И меня картина эта совсем не радовала. Почему? Да потому, что среди прочих бумаг в деле хранился и список всех постояльцев гостиницы госпожи Тимофеевой, находившихся в означенной гостинице, когда там рожала княгиня Бельская — результат служебного усердия городской губной стражи, решившей, должно быть, подстраховаться, а скорее, перестраховаться в связи с таким нерядовым для города событием. И в том списке значилась некая Татьяна Андреевна Полянова, дворянка. Как говорил один деятель в бывшем моём мире: «Совпадение? Не думаю...». И если бы это было единственным, за что я зацепился!

В архивном деле хватало и других шероховатостей. Каких? Ну вот, например, из допроса гостиничного приказчика выходило, что князь Бельский сразу же послал за Видяевой. Не за доктором, заметим, не за повитухой вообще, а именно за Анфисой Видяевой. Неплохо, да? А ещё Бельские вселились в гостиницу в восьмом часу пополудни. Семь вечера в начале марта — это уже, выражаясь наукообразно, тёмное время суток. От Москвы до Коломны чуть больше сотни вёрст,[1] то есть, в зимних-то условиях, никак не меньше двенадцати часов пути. Точнее, не пути, а одной лишь езды, не считая кормления-поения и отдыха лошадей, да и людям время от времени ноги размять и перекусить надобно. Куда как быстрее и удобнее было бы ехать железной дорогой, а в Рязани или где там ближайшая к имению Бельских станция, пересесть в карету, но нет, Бельские поехали в карете и выехали из дома совсем ранним утром, ещё затемно. То есть складывалось впечатление, что роды в Коломне — вовсе не неожиданное дорожное приключение. Получалось, князь Бельский целенаправленно вёз супругу рожать в Коломну. Или принимать младенца у той самой Поляновой.

На этом я не остановился, и через какое-то время мой разум выдал такую цепочку умозаключений, что у меня аж дух перехватило. Итак, целительница Ломская объявила Бельским, что княгиня Елена Фёдоровна понести и родить не может. Бельские, почти наверняка с подсказкой Ломской, решаются раздобыть младенца, чтобы затем выдать его за своего, и находят Полянову, которой вскорости рожать и что-то делать с нежеланным ребёнком. Находят, скорее всего, с помощью всё той же Ломской. Ломская же рассказывает им, как всё обставить при участии своей ученицы Видяевой, и вот князь с княгиней едут в Коломну, а дальнейшее мне уже известно. Ну что же, всё логично и правдоподобно. А Бельским — удобно и выгодно. Да, в полном объёме Александра, останься она единственным ребёнком, наследовать за князем не могла, но... Но в этом случае остальное не отошло бы в казну, как при отсутствии иной родни, а перешло бы к Бельским старшей ветви, то есть род в целом ущемлённым не оказался. В общем, всё прекрасно, все довольны, но тут княгиня Елена беременеет по-настоящему, и Бельские, наверняка заплатившие Ломской за затею с Александрой немало денег, совершенно справедливо возмущаются этаким обманом, отказывают Ломской от дома и пускают по Москве порочащие целительницу слухи. По времени всё совпадает, так что вряд ли я тут ошибаюсь.

Почему же Бельские не дали делу законный ход? Привязались к приёмной дочери и не пожелали отыграть назад? А что, очень и очень вероятно. Хотя и складывалось у меня впечатление, что княгиня уделяет княжне Александре больше любви, чем князь, но семья же! Да и рождение Варвары должно было укрепить семейный союз, а уж появление на свет Григория стало для князя и княгини просто праздником — семья получила полноценного наследника. И зачем тут, спрашивается, создавать вокруг себя нездоровую и убийственную для репутации шумиху с отказом от дочери? Правильно, совершенно незачем...

И, в общем-то, всё, что есть в Кремлёвском архиве, само по себе никаких вопросов к Бельским вызвать не может. Если, конечно, не знать ничего о проданной незаконнорожденной дочери Поляновой. Но это если просто поднять архивные бумаги. А вот если проводить дознание, то всплыть может многое, это уже от старания и удачи дознавателя зависит. Вот Бельские, стало быть, и решили вступить в родство с тем, кто того дознавателя или сам назначит, или будет иметь непосредственную причастность к назначению. Более того, родство это они хотят устроить через ту самую Александру, по обстоятельствам появления коей на свет и может быть назначено дознание. Вот не касалось бы оно меня лично, честное слово, посчитал бы затею Бельских блестящей комбинацией!

Тут, конечно, стоило восхититься и дерзким замыслом Евдокии Ломской, как и той ловкостью, с каковой он был исполнен. Напугала Бельских бесплодностью княгини, предложила способ эту неприятность обойти, наверняка и Полянову сама как-то нашла, в итоге получила в свои руки способ давить на Бельских для вымогательства у них денег. И ведь правильно всё рассчитала — ну куда бы Бельские делись? К губным бы уж точно не пошли, позора не оберёшься. Собственных мастеров тайных дел у Бельских, получается, нет, иначе Ломскую они бы утихомирили по-другому, и я бы сейчас обо всём этом не размышлял, потому как размышлять было бы не о ком и не о чем. Ну да, не учла Ломская жадности и хитрости своего же слуги Петьки, но ловкости придуманного ею плана это никак не отменяло. Но вернусь-ка я к Бельским...

Решение своё Бельские приняли внезапно и резко, посчитав отказ Александре в счастье с лейтенантом Азарьевым приемлемой платой за сохранение семейной репутации. О чём это говорит? Да о том, что у Бельских столь же внезапно и резко появился повод за ту самую репутацию испугаться! И поводом таким могло быть только появление некоего человека, никакого отношения к обзаведению Бельских дочерью Александрой не имевшего, но суть дела знавшего. Даже не само по себе появление, а требование им платы за своё молчание. Не знаю, кто и как, а я считаю, что человеком этим был Пётр Бабуров. Уж он-то, служа в доме Ломских, вполне мог узнать о делишках Евдокии Ильиничны и о том, кто был покупателем дочери Татьяны Поляновой.

Минуты полторы я гордился перед самим собой непревзойдённою мощью своего разума, а затем жгучее солнце истины растопило воск, коим были склеены крылья моего самомнения, и рухнул я с небес на землю, а сверху посыпались на меня обломки моих же собственных умопостроений. Не мог, никак не мог Бабуров так напугать Бельских, ибо был он уже почти два года как мёртв к тому времени, когда отец сообщил мне о моей предстоящей женитьбе. Вот так. Конечно, договорённость о том с Бельскими была достигнута заранее, но не за два же года!

Значит, получается, Лизунов? Больше-то вроде и некому? Ну да, получается, что он. Но вы как хотите, а мне такое не нравилось. Ну не подходил Лизунов на роль наглого вымогателя! Да, Бабурова я знал только по рассказам Лиды да Ломского, но всё равно, он тут был бы к месту. Тем более, Лизунова-то я и сам видел, и он уж точно смотрелся тут лишним. Но ничего и никого иного даже близко не просматривалось. Что ж, Лизунов, значит, Лизунов. Надо поделиться с Шаболдиным и Елисеевым своими соображениями...

А точно ли надо? — вдруг подумалось мне. Вот как я буду излагать тому же Елисееву все свои соображения по княжне Александре, если ему, на мой взгляд, знать это вовсе не обязательно? И как мне теперь быть, когда Шаболдин рано или поздно разыщет ту, кто прячется за именем несуществующей Поляновой? Придётся ли мне жениться на Александре Бельской, удастся ли жениться на Варваре Бельской — в любом случае посторонним, в том числе и губным, знать некоторые подробности семейной жизни моей будущей родни совершенно незачем.

К месту вспомнилось, как я втолковывал Лиде, что надо делиться с губными не самыми приятными страницами семейной истории. М-да, а сам теперь думаю, как бы мне от подобного уклониться... Нехорошо, Алексей Филиппович, ох, нехорошо! Совсем уже настоящим аристократом стал, понимаешь ли — народу одни правила проповедуешь, сам по другим поступаешь. Впрочем, тут меня охватила уверенность в том, что эти сложности вполне преодолимы, надо только не пропустить самому момент, когда вывернуться из них окажется возможным. Ау, предвидение, это ты меня так успокоило? Ну, спасибо тебе, родное...

В дверь деликатно постучали. Я быстро закрыл укладку, перевернул её, чтобы не было видно надписи на обложке, и громко сказал:

— Войдите!

— Прощения прошу покорнейше, — в раскрывшейся двери появился молоденький служитель, — боярин Андрей Васильевич передать велели, чтобы вы их не искали, заняты будут сильно. Сказали, что вы можете быть свободны, но с четырёх часов пополудни просили пребывать дома для получения важных известий.

— Благодарю, — лёгким кивком я отпустил парня, забрал укладку и отправился возвращать её чиновнику. Тот проверил целостность прошивки листов, аккуратно завязал шнурки укладки и положил её в ящик рядом со столом. Затем он поинтересовался, найду ли я самостоятельно выход, получил моё уверение в том, что найду, и вскоре моё пребывание в архиве закончилось.

По пути домой я прикинул, чем бы занять себя до четырёх часов. Вообще-то, в моих планах всё ещё числилось вручение огнестрельных подарков есаулу Турчанинову, но сегодня я решил это дело отложить. Завтра схожу. А сегодня посижу-ка я за составлением программы обучения артефакторов, дело тоже необходимое, да и никто, кроме меня, его не сделает...

Я как раз успел составить перечень обязательных к изучению тем, когда в четверть пятого прибыл дядя Андрей. Пока накрывали обед, мы с ним и отцом засели в отцовском кабинете.

— Тебе же, Алексей, «георгия» генерал-полковник Романов вручал? — уточнил дядя, едва мы уселись.

— И мне, и Василию тоже, — подтвердил я.

Да, было дело, вручал. И не так вроде давно оно было, но как всё уже изменилось! Я больше не подпоручик Левской-второй, Васька больше не поручик Левской-первый, да и Романов больше не генерал-полковник. Но если Васька отставлен от службы по завершению войны, а я по ранению, то Константин Иванович Романов мало того, что на службе остался, так ещё и получил из рук государя первую степень ордена Святого Георгия, шестопёр генерал-воеводы и грамоту о возведении в княжеское достоинство. Впрочем, орден в этом перечне стоило бы назвать последним, ибо генерал-воеводой князь Романов стал не по награждению «георгием», а за заслуги в поражении неприятеля, посягнувшего на священную землю Царства Русского, а орден получил уже в новом чине. Таким образом, мало того, что Романов стал первым в Царстве Русском военным, награждённым орденом Святого Георгия всех четырёх степеней, так ещё и высшую степень ордена получил в высшем воинском чине, то есть и среди всех генерал-воевод стал даже больше, чем первым среди равных. В общем, царскими милостями победитель шведов был осыпан в полной мере.