Свиток 2. Непобедимый

Глава 14

Я знал, что будет непросто, но не думал, что будет так жутко. Набегающие волны били в спину, почти каждый раз сшибая с ног, а потом неслись дальше, в темноту, с оглушающим грохотом разбиваясь о торчащие впереди камни. И хотя вчера я уже видел всю эту картину с моря и вроде даже сам убедился, что пройти тут возможно, — сейчас, в полной темноте, идея десантироваться на берег сквозь эту полосу прибоя уже не казалась мне настолько удачной. Издалека это все выглядело как-то намного меньше и тише.

Однако деваться некуда — лодки, подвезшие нас сюда, уже ушли обратно. Так что я перехватил поудобнее тюк с уже и без того промокшими вдрызг доспехами и, прощупывая протазаном путь перед собой, поминутно спотыкаясь и валясь с ног, двинулся навстречу грохоту.

Спасибо, конечно, Кор’теку (нет, реально спасибо), но сейчас мне почему-то хочется врезать ему по роже своей «тигриной лапой» за то, что я оказался тут и сейчас.

Гулянка прошла хорошо и была, как никогда, кстати. Все-таки возможность расслабиться и на несколько мгновений забыть об опасности, когда на тебя идет охота, — вещь абсолютно бесценная. Но за все хорошее приходит расплата.

К нам она пришла через шесть дней после того, как мы отчалили от островка. Тогда для ночной стоянки была выбрана очередная неудобная и тесная бухточка. Даже не бухточка, а так — неровность берега. Единственным достоинством этой неровности была полоса леса, прикрывающая ее от степи. Но, на нашу беду, эта же полоса леса привлекла внимание и верблюжатников.

Может, они тоже решили добыть шесты и бревнышки для ремонта своих шатров или заготовить древки для копий? А может, просто решили запастись дровами?

Но, так или иначе, едва мы разожгли костры и начали готовить ужин, сигнал дозорных заставил нас свернуть всю эту лавочку. Дозорным, под руководством Лга’нхи, даже пришлось вступить в бой и завалить парочку супостатов, устроив им засаду (моя школа), чтобы дать возможность бабам погрузить наш скарб и раненых на лодки и отойти от берега. Да и сами они, пользуясь тем, что противники верхом на своих верблюдах с большим трудом продирались по густо заросшей роще, успели убежать, погрузиться на лодки и отойти от берега без всяких потерь. Хотя владей аиотееки луками или хотя бы дротиками… Впрочем, тогда бы и мы, возможно, наваляли бы им совсем с другим результатом.

А вот дальше… Кажется, верблюжатники на нас обиделись. Или они выполняют некую священную миссию зачистки этих земель от неподвластных им жителей. Но так или иначе, а эти гады от нас не отстали. Следующие четыре дня стали настоящим кошмаром: как бы мы ни налегали на весла, параллельно нам, по бережку, всегда неспешно трусил приличный отряд верблюжатников.

Лишь исключительно благодаря Кор’теку и его знанию берега мы умудрялись пока выдерживать эти гонки с преследователями. Удивительно! Полторы тыщи километров извилистой береговой линии, а наш адмирал знает тут каждый мыс, каждую бухточку, каждую отмель, каждый ключ, ручей и речушку на берегу. И даже дно возле берега (как я убедился позднее) входило в зону его специфической эрудиции. Наше счастье, что он был с нами, сияя бритой, обгоревшей на солнце башкой вокруг нового ирокеза. Только благодаря ему и его ребятам мы пока успевали опередить наших преследователей и вовремя запасаться водой. Иначе скоро жажда выгнала бы нас на берег под копья и копыта верблюжатников.

Но торчать четверо суток подряд в тесных лодочках, где подчас и ноги нет возможности распрямить, экономя каждую каплю воды и не имея возможности выбраться на берег, — это суровое испытание, скажу я вам.

Один раз мы почти опередили супостатов, когда срезали по прямой изгибающийся дугой берег, для чего нам пришлось выйти в открытое море, где наши лодчонки начало бросать на большой волне. А на самой середине этого перехода мы даже теряли берег из виду, что вызвало у народа настоящую панику. Местные, причем в основном именно прибрежники-мореходы, жутко боялись потерять берег из виду, хотя, с моей точки зрения, движения солнца на небе никто не отменял, и, повернув на север, мы бы уж никак не промахнулись мимо заветной суши.

Кор’тек только посмеялся над моими предположениями, рассказав про существование сильных течений, способных утащить лодку за самый край мира, водоворотов, утягивающих отчаянных смельчаков в самую глубь бездны, и морских чудовищ, заглатывающих целые острова, для которых наш флот, будто кулек семечек, так, поразвлечься, сидя на лавочке и выбирая очередной остров на обед или ужин. А потом он добавил, что, если бы не вопиющая необходимость, он бы никогда не подверг наш караван такому испытанию. И посмотрел на меня с этаким намеком!

Так что мы гребли над бездной, не видя берега, чуть ли не скуля от страха и жалости к себе, поминутно цапая амулеты и шепча наговоры. А наши доблестные воины держали под рукой свои копья и топоры в полнейшей готовности в любой миг отразить нападение Ктулху. Однажды он даже мелькнул под днищами наших лодок. Реально огромный, может, даже в километр с хвостиком длиной. Я, правда, разглядел в Ктулху гигантский косяк рыбы, и не более, а чего там увидели местные, — уверен, они мне потом еще расскажут, наврав с три короба небылиц. Я даже заранее предвкушаю, как буду любоваться на полеты их фантазий.

Но с поднявшейся паникой надо было что-то делать. Я гордо ударил в бубен несколько раз, троекратно прокричав: «Уходи, Ктулху, уходи!!!» А поскольку солнце и дефицит воды иссушили мою глотку, заставил учеников спеть «Кузнечика».

Ктулху устрашился моего гнева и их воплей и губить наш караван передумал. Так, проплыл еще пару-тройку минут рядышком, поддерживая остатки достоинства перед разными гигантскими кальмарами, кашалотами и акулами-убийцами, а потом вильнул в сторону и скрылся.

Ирокезы опять победили в неравной схватке с чудовищами! И потому с новыми силами налегли на весла, надеясь скорее увидеть обещанную Кор’теком сушу. Доплыли, увидели. Даже вылезли на берег, чтобы поразмять косточки и приготовить горячую пищу. Но стоило нам радостно прилечь у костров, лелея отвыкшие от горяченького пузики, чертовы дозорные опять известили нас о подходе прилипчивых аиотееков. Пришлось сматываться. Но терпеть подобное уже не было мочи, — надо было что-то делать.

— Надо, однако, что-то делать, — глубокомысленно заметил Кор’тек, когда мы подогнали лодки поближе друг к другу для производственного совещания. — А то через два дня дойдем до того пляжа, где мы пиратов тех побили. А у нас там лодки с добычей спрятаны, если эти за нами идти будут, мы их забрать не сможем.

Ну да, а то я не вижу, что беспокоят нашего адмирала отнюдь не лодки. У нас и так на «флоте» был недокомплект экипажей — четыре лодки вообще на буксире тащим. Да и взятая с тех бедолаг «добыча», по сравнению с нашим нынешним богатством, была просто унылой кучей мусора. Но прямо говорить о своих страхах он не мог. И прямо обозначить срок, после которого начнутся проблемы, тоже. Потому и прибегнул к подобному иносказанию.

— Два дня, говоришь? — задумчиво сказал я. — Это выходит, половину пути мы прошли уже?

— Нет! — рявкнул на меня Кор’тек. — Негоже так говорить. Не бывает половины пути. Или прошел, или нет. И нечего попусту языком болтать!!!

М-да… Кажется, вляпался в какое-то суеверие. Потому что обычно спокойный и рассудительный Кор’тек со мной так себя не вел. Или это ему ирокез на мозги давит? Или просто аиотееки на нервы действуют?

— Врагов много, — дипломатично перевел Лга’нхи разговор в более конструктивное русло. — А у нас раненые биться не смогут. А их там…

— Две полные руки полных рук и еще четыре пальца. Короче — пятьдесят четыре, и все на верблюдах. А нас (хотел сказать, пятьдесят семь, включая барабанщика и горниста, но по глазам окружающих угадал, что буду не понят со своей точностью) примерно столько же. Только из них четыре пальца по полной руке и еще два пока драться не могут. Очень силы неравные, короче!

— Да, очень неравные, — согласно покивали Старшины, Адмирал и Вождь. И при этом так хитренько на меня поглядывают, видно, ожидая очередного чуда. С одной стороны, конечно, радовало, что дураков, желающих выйти на смертный бой и героически погибнуть в борьбе с превосходящими силами противника, не нашлось. Но и дельного никто ничего даже пытаться предлагать не стал. Все надеялись на Духов, которые через меня сообщат, как жить дальше.

А у меня ребята, вы уж извиняйте, но, видно, лимит на чудеса напрочь исчерпался. А все Духи ушли на обеденный перерыв! Ничего в голову интересного не лезло, хоть убейся!

Но народ смотрел и ждал. Привыкли, сволочи, что шаман за них все решает, а вот теперь, блин, зависли вместе со мной. Да и что, по-хорошему-то говоря, они могут предложить? Только выскочить на берег и напасть или, наоборот, попытаться втихаря подкрасться и, опять же, напасть! Да только что толку-то? И в первом, и втором случае нам ничего хорошего не грозит. В первом — перебьют с ходу, а во втором, может, и удастся немного набедокурить, но всех противников мы все равно не вырежем, а оставшиеся без проблем прикончат нас, когда мы попытаемся удрать. Аиотееки тоже хорошие воины, иначе не держали бы в страхе весь известный мне мир.

Да, дельных мыслей не было, и просто, чтобы не молчать, начал расспрашивать Кор’тека о местности впереди нас. Но, опять же, ничего нового не услышал — степи, камни возле берега, изредка встречающиеся пляжи и бухточки, в которых можно было бы переночевать, отдохнуть и пополнить запасы воды, если бы не караулящий нас враг. В общем, никаких светлых перспектив.

А на следующий день высланные вперед разведчики вернулись с хмурыми донельзя рожами — возле той речонки, в дельте которой они хотели набрать воды и, может быть, отыскать укромный уголок для всего племени, стоял очередной вражеский лагерь. А чуть дальше за нашими спинами неспешной верблюжьей рысью нас нагонял отряд наших преследователей, так что, даже если мы повернем назад, очередная ночевка в море и без воды нам обеспечена.

Судя по лицам моих товарищей, это известие окончательно вогнало их в уныние. Да и меня не обрадовало. Кажется, я переоценил собственные ум и хитрость: лучше бы мы вернулись в Вал’аклаву — с воинами Митк’окока и местным ополчением у нас было бы куда больше шансов. А вместо этого, руководствуясь лишь дурью и обидой, я затащил свое племя в самую середину пчелиного улья.

— А что за лагерь? В смысле, кто там? — с безнадегой в голосе, скорее для проформы, решил уточнить я.

— Оикия и несколько оуоо, — ответил мне глазастый Мнау’гхо.

Хм, оикия — это не только дюжина, или отряд воинов численностью двенадцать человек. Это слово так же означает и самих воинов, или, скорее уж род войск. Пехота, короче. А соответственно оуоо — это верблюды и те, кто на них ездит. А еще из расспросов ребят и собственных наблюдений я понял, что эти самые всадники были чем-то вроде дворян, благородных или рыцарей, а может, просто — самые коренные аиотееки. В то время как все оикия могли быть представителями ранее завоеванных народов. А еще, по собственным наблюдениям, а главное, по рассказам ребят, я понял, что особо офигительной дружбы между представителями разных лагерей-стойбищ у аиотееков не было. А это уже как-то немножечко вдохновляло! В отдаленном уголочке моего мозга забрезжил смутный план, но информации, как всегда, не хватало.