Семена Злобы

Глава 8

Утро было очень ранним и до омерзительности недобрым. Болело все тело, а ведь его еще нужно возвращать в седло. От одной мысли об этом впору пожалеть, что меня вчера не пришиб медведь.

Помощь пришла от старого характерника. Он преподнес мне какой-то отвар, и жизнь стала чуть лучше. По крайне мере, ушли суицидальные мысли. И все равно возвращение в седло было мукой.

В дальнейший путь мы отправились в усиленной компании еще двух казаков. Этот конный марш-бросок запомнился мне очень смутно и казался перманентной пыткой. Так что вынужденную передышку, которую пришлось сделать, когда мы встретили идущего на подмогу войскового старшину с тремя сотнями казаков и якутов, я воспринял как дар небесный.

Говорил, сидя на заботливо подложенной Эргисом шкуре, на которую я плюхнулся прямо возле лошади, как только выпал из седла. Казаки понимающе придержали усмешки и слушали внимательно. Засулич лишь ошалело качал головой и делал большие глаза. Ничего, когда увидит подземный дворец, расстанется не только с сомнениями, но и с кучей иллюзий в отношении своего понимания местных реалий.

Обратно в седло меня в прямом смысле усаживали. А провожали сочувственными взглядами. Все, теперь только на паромобиле или дирижабле, а гужевой транспорт – лишь в крайнем случае и в виде комфортабельной коляски.

До Якутска добрались задолго до заката. Эргис очень грамотно выбрал путь и скорость движения, но легче мне от этого не стало. В город я въезжал в полуобморочном состоянии.

И все же, когда сполз с седла и встал на твердую землю, а затем чуточку посидел прямо на ступеньках лестницы телеграфной станции, стало легче. Даже смог подняться на ноги, хоть и с небольшой помощью Эргиса.

Мои мучения не оказались напрасными. Через час после отправления телеграммы с кратким отчетом и просьбой прислать «Буревестник» пришел ответ, вырвавший из меня длиннющую тираду с отборнейшим матом. Уверен, телеграфист еще не видел коллежских асессоров, ругающихся, как биндюжники.

В полученном сообщении меня уведомили, что дирижабль занят и мне следует добираться до Иркутска своим ходом. Тут и ежу понятно, что хотят попросту кинуть. Ну и леший с ними, с обещаниями наместника! Там Намия с монахом корячатся, чтобы удержать Злобу, и их всех нужно срочно доставить в монастырь, а эти твари мне тут строят мелочные козни.

Инквизитор как знал: напутствуя меня в дорогу, наделил полномочиями ссылаться как на него лично, так и на его организацию.

Поэтому я не стал стесняться и приказал ошарашенному телеграфисту записывать:

– Требую немедленно отправить «Буревестник» для эвакуации монаха-инквизитора с чрезвычайно опасным грузом в Эбейтынский монастырь. Точка. Отправляйте.

Если телеграфист и хотел что-то возразить, то под моим пылающим яростью взглядом тут же передумал. Плевать на секретность. Пусть наместник попробует вставить палки в колеса инквизиции. Уверен, что даже у представителя августейшего семейства образ отца Андриана вызывает если не дрожь, то как минимум несварение желудка. Так оно и оказалось. Через полчаса пришла телеграмма о том, что «Буревестник» вылетает немедленно.

Какое блаженство – сидеть не в седле, а на мягком диванчике пролетки! Что уж говорить о моем безмерном счастье оказаться в постели, да еще и в чистом белье после быстрой помывки в бане. Даже офицерская кровать в крепостном флигеле показалась мне царским ложем.

И снова – побудка чуть свет, причем растолкал меня капитан Греков собственной персоной. Да они еще и изволили гнуть пальцы. Вот тут я и отвел душу. Матерные слова не использовал только из нежелания нарываться на дуэль. Да и то лишь потому, что она может задержать прибытие нашей группы в монастырь. Я ведь до сих пор не знаю, что случилось с моими соратниками за полтора дня моего отсутствия. А мы тут, понимаешь, дурью маемся!

– Вылетаем немедленно.

– Извольте выбирать…

– Капитан, если у вас есть какие-то претензии, то через пару часов сможете высказать их лично брату-инквизитору. Именно на эту организацию в данный момент мы и трудимся.

Аэронавт и бесстрашный покоритель небес тут же заткнулся.

Говорите, нет в стране никакой инквизиции? Так чего же вы все так ее боитесь?

«Буревестник» стартовал из якутского воздушного порта без задержек и с максимальной скоростью. Так что через сорок минут мы уже пролетали над кишащим людьми стойбищем, а еще через пятнадцать увидели сигнальный дым над лесом.

Если у капитана и были возражения по поводу условий посадки, то он оставил их при себе, как и претензии инквизитору. Я и сам не стал ничего говорить монаху, который внес на борт все еще бесчувственную девочку. Брат Иннокентий выглядел, как говорится, в гроб краше кладут. Намия, которой Чиж помог забраться в люк, была измученной и бледной. А ведь нам еще больше суток добираться до монастыря, и это если без задержек.

Кто бы сомневался, что эти самые задержки будут обязательно. И если первую в Бодайбо для дозаправки я перенес спокойно, благо скорость нашего шустрика не могла не радовать, то вторая меня просто взбесила.

В десять вечера мы наконец-то прибыли в воздушный порт Иркутска. И все это – благодаря поразительному мастерству капитана. Я стараюсь быть справедливым и, несмотря на наши разногласия с Грековым, не стану умалять его достоинств. Тем более когда капитан заглянул в каюту, где над иногда подергивающимся телом девочки молился изожженный монах, а его поддерживала пугающего вида шаманка, аэронавт преисполнился страстным желанием побыстрее доставить нас в конечную точку. Поэтому заявление капитана о том, что без приказа он порт Иркутск не покинет, прозвучало более чем странно.

– То есть как? – искренне негодовал я, пытаясь втолковать капитану всю серьезность ситуации.

– Это повеление его императорского высочества.

– Не выпускать нас из Иркутска? – все еще не понимал я сути проблемы.

Последние дни выдались тяжелыми. И даже в дирижабле отдохнуть я не смог. Ну не получается уснуть, когда понимаешь, как мучаются друзья в соседней каюте. Не помог даже пример посапывающих в обнимку Чижа и Леонарда. Так что с пониманием у меня было туго.

– Его императорское высочество приказал немедля доставить вас к нему для доклада.

– Вы здесь совсем рехнулись? – проворчал я, но буянить не стал, видя упрямую, с оттенком фанатизма решительность капитана.

Придется ехать.

Ждать машину из резиденции наместника я не стал и, размахивая бумагами, потребовал себе транспорт в порту. Как обычно, мне достался грузовик. Но не беда – будет о чем посплетничать припозднившимся прохожим после зрелища ночного стритрейсинга. Для меня-то скорость плевая, но для местных реалий это было что-то запредельно пугающее.

Несмотря на экспромт с транспортом, в резиденции наместника меня уже ждали. Лакей быстро провел по коридорам, а затем пропустил в кабинет начальника мимо излучающих свирепую угрозу сибиряков.

То, как меня там встретили, вызывало самые дурные предчувствия. В кабинете, царственно восседая за своим столом, замер сам наместник. А вот на диванчике у стены сидела хорошо знакомая мне особа. Рядом с явно оправившейся от потрясений и посвежевшей Варварой Ивановной стоял незнакомый мне попик. Персонажи очень разные, но неприязнь ко мне на их лицах написана одинаковая.

Ох, чувствую, тяжко мне придется. Наместник тоже смотрел почти волком.

У местных чинопочитание в крови, и в сложной ситуации оно только усугубляется. А вот мне с момента попадания в иную реальность это самое чинопочитание получалось лишь имитировать, да и то не очень-то успешно. Сейчас же состояние такое, что не до лицедейства. Так и за решетку загреметь недолго за оскорбление представителя монаршей фамилии в частности, да и всей августейшей семейки в целом. Если допекут, то точно не удержусь.

Так, Игнат Дормидонтович, кикимору тебе в тещи, соберись. Слишком многое поставлено на карту.

Чуть подумав, я все же пришел к выходу, что все не так плохо, как кажется. Если здесь губернаторша, то я, скорее всего, попал не на допрос с готовым обвинением, а как минимум на очную ставку. Так что делаем морду кирпичом.

– Ваше императорское высочество, коллежский асессор Силаев по вашему приказанию прибыл, – отчеканил я, явно шокировав всех присутствующих неподобающе долгой паузой и угрюмым видом.

Наместник наградил меня еще одним тяжелым взглядом, покосился на приемную дочь и начал разнос:

– Что за непотребство вы устроили в Якутске? Неужели ваше желание заполучить личный дирижабль настолько затмило разум, что вы решились на подлог? До меня дошли сведения о подкупе казаков, чтобы они поддержали ваше представление. Думаете, казна станет возмещать вам столь странные затраты?

С каждым словом наместника во мне стремительно нарастало раздражение. Поначалу я думал, что это какая-то чудовищная ошибка, но то, что я уже подметил на лицах губернаторши и этого странного попика, лишало меня всяких иллюзий. Не знаю, по своей ли воле или по наущению попа, но Варвара Ивановна оболгала меня перед отчимом.

Так, значит? Ну ладно.

– Ваше императорское высочество, – процедил я сквозь зубы, едва дождавшись конца гневной речи наместника. – У меня нет желания оправдываться перед вами. И деньги казакам за непомерный риск я предложил свои личные. Дирижабль можете оставить себе. Ежели пожелаете, то и вместе с погонами коллежского асессора, но коль уж мои действия – это всего лишь корыстный фарс, то не вижу далее необходимости держать в цепях невинную девочку. Как только вернусь на дирижабль, то отпущу ее на все четыре стороны. Как думаете, Варвара Ивановна, под чьими окнами она окажется этой же ночью?

Конечно, монах скорее прибьет меня, чем позволит отпустить одержимую, но губернаторша этого не знает, а если бы и догадалась, то в состоянии обуявшей ее паники вряд ли смогла бы сохранить здравомыслие. За одно мгновение женщина превратилась из пусть напряженной, но сильной и волевой личности в до ужаса перепуганного ребенка.

– Нет! – взвизгнула она и вскочила с диванчика. Поп попытался удержать ее, но едва не получил в лицо локтем вырывающейся женщины. Варвара подбежала ко мне и рухнула на колени. – Не делайте этого, молю!

Губернаторша вцепилась мне в штанину, как кошка, так что попытка отступить явно привела бы к волочению знатной особы по паркету, а это не совсем по-джентльменски. Я не собирался усугублять ситуацию, тем более, мне хватило и изменившегося выражения лица наместника.

– Полно вам, сударыня. В отличие от некоторых я не стану, потакая своему гонору, снова выпускать в мир Злобу, ради поимки которой погибли очень хорошие и смелые люди.

Губернаторша уже поняла, что ее развели как ребенка, и отцепилась от моих штанов. Если честно, я не особо надеялся, что подобный вариант сработает, но бытие пленницей в собственном же теле явно пошатнуло психику этой интриганки. Осознав свою ошибку, она тут же выкинула известнейший женский финт – плюхнулась на пятую точку и, закрыв лицо руками, разрыдалась.

Наместник явно пребывал в растерянности. Так что я, воспользовавшись этим, без лишних слов поклонился и вышел из кабинета, оставив папку с отчетами на столике у двери. Беролаки у входа явно почуяли накал страстей в кабинете и встретили мое возвращение угрожающим рычанием, но без приказа задерживать меня не стали. Все, теперь ходу, пока не тормознули.