13-й отдел НКВД

— Он исчез. Около года назад. Бросил меня. Иногда ощущаю его присутствие, небольшую помощь. Но он ушел. Я стал ему не интересен. Это ты виноват. Сначала украл книгу, а потом демона!

— Пацаны, — Я посмотрел на товарищей Мацкевича, которые, так понимаю, выполняли роль ударной силы. Вряд ли Генрих Эдуардович тащил меня сюда лично на своей благородной дворянской спине. — У вашего полководца немного с головой ненормально. Вас это не напрягает? Демоны, книги… Пересмотрите договор о сотрудничестве.

Вот честно, после двух дней в обществе майора государственной безопасности и Лизы, при которых необходимо следить за каждым вздохом, не то, что словом, в обществе шизанутых, не смотря на реальную опасность, признать ее наличие все равно вынужден, я, наконец, мог вести себя нормально. Нормально, имею в виду, для себя. Говорить, что думаю. Будет ли это странным для Мацкевича и его товарищей, честно говоря, плевать.

— Заткнись! Говори, где книга. — Генрих сунул руку в карман и вытащил… наган. Настоящий наган с блестящим сталью барабаном. А вот это уже не смешно. Пули ловить зубами не приучены.

— Книга… ну, ладно. — Я сделал задумчивое лицо, будто осмысляю все "за" и "против".

Нужно что-то делать со всем этим.

Предостережение бабули помню очень хорошо. Убьют Иваныча, умрем мы оба. Мало того, сам, так ещё грех за его жизнь. Нет, не хочу. Я быстро окинул взглядом комнату, где мы находились. Окона имеются в наличие. За ними, кстати, темно. Выходит, без сознания я пробыл до вечера. В конце комнаты — дверь. Не пойму, где мы. Мебели нет, да и на жилое помещение не похоже.

Внезапно створка одного окна беззвучно распахнулась. Просто медленно, как в фильмах ужаса, отъехала в сторону. Без малейшего звука. Из-за нее появился черный кот. Как всегда, наглый и, как всегда, жирный. Ну, наконец-то. Собственно говоря, его я и ждал. Не знаю, было ощущение, не бросят меня с двинутым Мацкевичем наедине. Вроде как, ещё нужен. Проблема с дедом так и остаётся нерешённой. А она им, судя по всему, очень поперек горла. Тем более, в свете открывшихся обстоятельств про книгу. Соответственно, допустить, чтоб Генрих меня тут прибил по-тихому — значит потерять возможность разобраться со своими насущными вопросами. Уж не знаю, какие они могут быть у нечистой силы. Тем более, не все кандидатуры подходят. Вон их Звезда Давида. Абы кого не захотела, выбрала меня.

Учитывая, что я сидел лицом к окну, а остальные стояли спиной, кота никто кроме меня не увидел. По идее, никто и не увидел бы, даже пройди он прямо перед ними. Но это, если верить словам Лизоньки. Убеждаться в их правоте именно сейчас, не хотелось.

Гад несколько минут отирался на подоконнике, поглядывая в мою сторону, потом прыгнул на пол, мягко, беззвучно, и направился к двери.

А вот это совсем не есть хорошо. Решил сбежать?

— Ну?! Говори. Не скажешь, разнесу тебе башку. — Мацкевич поднял револьвер и направил мне его прямо в лицо.

— Клише.

— Не понял? — Генрих отвёл руку немного в сторону, отвлекаясь на мои слова.

— Да вот это "разнесу башку". Вы то откуда пошлой гадости набрались? Времена дешёвых фильмов ещё не настали.

— Каких фильмов. О чем ты?

Да ни о чем. Просто нёс абсолютную чушь, чтоб иметь возможность сообразить, как выкрутиться. Гадский кот подошёл к двери и та, как окно несколько минут назад, медленно приоткрылась. Главное, реально ни звука. Вот и верь после этого демонам. Явился убедиться, что Мацкевич меня точно порешит?

Жирная скотина скользнула в образовавшуюся щель, оставив меня мысленно материться. Черт. Я реально рассчитывал, что роль деда окажется на самом деле значимой и мне помогут.

— Ты специально отвлекаешь… — Взгляд Мацкевича вдруг стал более адекватным. Будто просветление снизошло на человека. — Ждёшь помощи от своих. Ну, так это зря. Девка осталась в квартире Федора. Она ничего не видела и не слышала. Где ты, никому не известно. Может и нашли бы, если бы у них было время. Но мы торопимся, а, значит, возможности им не дадим. Последний раз спрашиваю, где книга? Вернешь мне ее, оставлю в живых.

— Ой, да перестань. Зачем тебе лишний свидетель? Как только расскажу, что хочешь, тут же выстрелишь. Нашел лоха.

В этот момент на пороге обозначилась Наталья Никаноровна собственной персоной. Не кот, именно она. Я осекся на половине фразы. Мацкевич, естественно, каким бы психом он не был, сразу понял, что-то пошло не так, и оглянулся.

— Извините за вмешательство, но по-моему, вы все сильно устали. Поспать бы вам, ребятушки. — Бабуля расплылась улыбкой и кокетливо одной рукой поправила вуальку. Неизменный ридикюль висел, как обычно, на локотке.

В один момент Мацкевич вместе с молчаливыми парнями как-то вгрустнули лицами, зевнули, а потом, в лучших традициях барышень девятнадцатого века, красиво осели на пол. Даже слова против никто не успел сказать.

— Мощно. Вас, Наталья Никаноровна, можно использовать в качестве оружия массового поражения. Каков максимальный охват?

— Шутишь? Смотрю, в обществе Генриха ты стал гораздо разговорчивее.

Старушка мелкими шажками приблизилась ко мне, а потом принялась развязывать веревки.

— Вот так? А щёлкнуть пальцами, например? Или волшебное слово, чтоб оковы сами растворились в воздухе.

— Иван, волшебников не существует. Как и деда мороза. Уж не мне тебе это пояснять.

Бабуля достаточно проворно распутала узлы. Я тут же принялся растирать запястья.

— Скажите, почему он? — Кивнул на валяющегося неподалеку Мацкевича. — Человек же совсем неадекватен. У него кукуха съехала полностью.

— Правда? Ну, чтоб ты понимал, он не был таким. Наоборот. Ум имел очень быстрый и на удивление сообразительный. Только, видишь ли, Генрих продал душу. Его сумасшествие — закономерное последствие. Говорю же, вы, люди, смешные. Не думаете, когда делаете. А потом удивляетесь. Ой — ой — ой… что-то у меня в жизни не складывается. Сначала-то оно привалит, конечно, богатство, удача, власть. А потом, отдашь больше, чем взял. Но когда вас это волновало? Мацкевич заключил договор. Я не благотворительный фонд. За "спасибо" не работаю. От меня — помощь, от него — душа. Идём уже. Лизка там места себе не находит.

— Волнуется? — Я спорить с Натальей Никаноровной не стал и резво двинулся за ней. Ну, как резво… По мере сил. Голова ещё болела, во рту был привкус крови и чего-то гадкого, ноги затекли, а потому их простреливало тысячами крохотных иголочек.

— За тебя — нет. За себя. Сложно было бы объяснить майору, каким образом чекиста у нее из-под носа, словно красну девицу, увели. Тихонов за подобный саботаж ее бы жёстко наказал.

Старушка шла впереди, прекрасно ориентируясь в здании.

— Как Феню?

— Во как… Рассказала… Да, как Феню. — Голос Натальи Никаноровны звучал серьезно, без обычной издёвки. Хотя, она семенила впереди и ее лица видно не было. Может, там выражение привычного ехидства.

— Рассказала. Лиза Тихонову этого простить не может?

— Слушай, Иван, опять ты вынуждаешь меня повторять одно и то же. Тихонов… Что тебе Тихонов? Человек, между прочим, живёт с пониманием, что очень скоро его страна, его родина окажется втянута в самое страшное событие столетия. Каково оно? А? Знать это наверняка. И ведь не день уже знает, не два. Естественно, он готов на все, чтоб предотвратить беду. Что для него какая-то Феня? Если на кону миллионы жизней.

Я в ответ промолчал. Сказать особо было нечего. Может, Наталья Никаноровна права. Но я бы проникся, озвучь мне все это человек. От нее подобные речи больше настораживали, чем просвещали.

Когда мы оказались на улице, покрутил головой. Территория принадлежала каким-то старым складам, а меня Мацкевич определил в здание, наподобие административного.

— Хватит башкой-то вертеть. Торопиться надо. Через час-два за тобой приедет товарищ майор. Хочет отвезти на встречу с Наркомом.

— Вы про Берию?

— Про него, родимого. — Старушка очень больно подтолкнула меня острым кулачком в спину, прямо между лопаток.

— Так ночь на дворе. Какие встречи?

— Эх, Иван… Все самые важные вещи происходят только ночью…