Мийол-ученик

Охотник 16:…и косвенные последствия

В коридоре за порогом мастерской (и ещё одним артефактным пологом тишины — их Ригар и Васаре наделали с запасом, благо, эта магия не из сложных) Мийол развернулся.

— Где лучше поговорить, чтобы точно никто не подслушал?

— Можно у меня.

— Уверена?

— Ну, если надо, чтобы уж точно-точно не подслушали, можно ещё взять яхту и отлететь подальше от… всех.

— Тогда возьмём. Это даже к лучшему, кстати…

— Почему?

— На яхте.

Спорить Васька не стала, но напряглась. «Серьёзный разговор, который точно-точно никто-никто не должен подслушать» — такое кого хочешь заставит поволноваться. Особенно с учётом разговора в более широком кругу, который только что завершился.

— Эм… братик…

— Сестрица, ты чего жмёшься? Прекращай.

— Я… — шумный вдох, выдох, снова вдох-выдох. — Вот фуск.

— Авторитетно заявляю: совершенно не похожа. Ни размером, ни формой, и пахнешь ты намного прият… Эй! Опять дерёшься, заноза этакая?

Правда, слово «дерёшься» подходило к ситуации не в полной мере. Мийол заменил Кирасу Истины подаренной на пятнадцатилетие броней Ограждающего Отклонения Атак (махание кулаками после драки, часть вторая), поэтому побить его в обыденном физическом смысле стало задачей непростой. Но кому, как не артефактору знать ограничения собственного изделия? Вот и Васька вполне успешно справилась с незримым упругим барьером: плавно продавила его…

И ущипнула своего старшего.

За ягодицу. Левую.

Причём больно!

Бегать от Бронированной Суки её никто, конечно, не заставлял, но «заноза этакая» всё-таки тоже стала экспертом магии с прилагающейся по статусу плотностью праны… а пальчики её, неслабо натренированные работой с неподатливыми материалами ещё в нежном возрасте, могли цапнуть не намного слабее кусачек. Не просто больно, а очень больно.

Однако же ремесло научило Ваську дозировать применяемую силу, так что щипалась она, конечно, без настоящей злобы.

— Ригара на тебя нет, — буркнул Мийол. — За ругань не по делу отец бы тебя и выстрогал, и ошкурил, и отполировал… и, пожалуй, залакировал сохранности результата для. Исключительно проникновенно и до полного удовлетворения.

— Пошляк, — не преминула констатировать сестрица.

— Это у тебя ассоциации пошлые. А столярные сравнения — бессмертная классика!

— Мухи имеют совесть, — немедленно процитировала она. И понеслась по бездорожью. — Брат мой её лишён. Грустная, люди, повесть: братец — амикошон…

— А от кого, простите, он нахватал пурги? Младшая виновата: жрёт на обед мозги!

«Чем хорошо Ускорение Магических Действий, среди прочего — можно выдавать годные экспромты в кратчайшие сроки».

Однако же Васька активно эксплуатировала то же самое заклинание. И сдаваться без боя не собиралась:

— Старшие на примере ей указали путь: с ними в одном вольере учишься, как куснуть.

— Ой, отговорки это. Удочеривший знал: сути твоей примета — хищнический оскал! Даже отдай ягнёнка на воспитанье псу — он не начнёт котёнком жрать кровяную колбасу.

— Вышел из размера! Я победила!

— Ну, победила, и успокойся.

— Нет, не успокоюсь! — объявила она.

И повторно (правда, поласковей) ущипнула брата. За то же самое.

— Васька! — ухитрился прорычать он, невзирая на отсутствие подходящих согласных. — Ты никак на сеанс щекотки нарываешься?

— Ой, ты всё грозишься и пугаешь, да только к делу не переходишь, — и преисполненный скепсиса фырк. Впрочем, эти гордые и провокационные слова нисколько не помешали ей чуть отодвинуться, чтобы затруднить отлов для защекотания.

— Ты смотри, я нынче отнюдь не усталый спат. Доведёшь — получишь!

— Ой-ой. Прям вся триписчу и боюс-с-с.

— Бойся. Но лучше скажи, что ты там собиралась поведать, прежде чем фуска помянуть.

— Считай, уже ничего.

— Точно ничего?

— Сейчас — ничего.

— Ну, смотри… почти взрослая уже, сама решишь, что делать и о чём молчать.

— Почти? Братец, ты точно нарываешься!

— Я, не в пример отдельным младшеньким, совершено серьёзен. И торопить с полноценным взрослением тебя не намерен. Сам-то не сказать, чтобы полноценно взрослый… даром что успел и чужой, и своей крови пролить. Особенно чужой, да-а…

— Ох и бука ты, братец. Я только-только от мрачности всяческой отошла, а ты опять!

— Не я такой — жизнь такая. Ладно, мы уже вроде достаточно далеко и высоко отлетели. Давай спустимся в кают-компанию, а там и начнём.

— Давай.

Внутри прошедший первым Мийол немного покружил по ограниченному пространству. Васаре уже успела пристроиться в своём любимом уголке под парой эликсирных ламп, нарочно укреплённых пониже, ради удобства чтения, готовая внимать брату; а он всё ходил, глядя сквозь предметы и порой машинально касаясь то обложек оставленных на полке книг, то стен.

Потом он на добрую четверть минуты задержался напротив доски на стене — размер локоть на две трети локтя, чуть грубоватый, но искренний стиль. На нейтральном фоне косой сетки-штриховки, положенной по традиции мертвецам, с курящейся трубочкой в правом углу слабо улыбающегося рта знакомо щурился подмастерье магии призыва Хитолору Ахтрешт Наус, разглядывающий содержимое небольшого сосуда, зажатого в пальцах левой кисти: не то с очередным алхимическим составом, не то, что куда вероятнее, с порцией гномовки.

Рельеф рисунка подчёркивал контраст более светлых ложбинок и тёмной после травления поверхности, а после окончания работы автор залакировал её в три слоя слёзной смолкой.

Работа Ригара, к слову. О да, отца неспроста прозвали Резчиком…

— Два слова, — не выдержав молчания, буркнула Васаре.

— А? Точно. Прости.

— Ты лучше вернись к теме. У меня там окуляры Флинка валяются не изученные, и вообще всякие там… личности бродят по мастерской без присмотра, делая невесть что.

— Знаю. Так вот… готовься демонтировать с «Хитолору» уловитель Акрата.

— Что?!

— Для местной навигации нам хватит поделки Пятиглаза, — Мийол развернулся к сестре лицом, заложив левую руку за спину, а правой знакомым бессознательным жестом дёргая мочку уха. — А вам здесь пригодится образец для копирования. И вообще.

— Братец, ты что удумал? Быстро раздумай обратно!

Слабая усмешка.

— Не получается, родная. Никак. Я тут в очередной раз припомнил слова старика…

Пауза.

— Не всегда наших знаний, сил и опыта хватает, чтобы получить именно нужное; не всегда то, что нам удалось успешно призвать, возможно столь же успешно контролировать.

— Ты отвратно имитируешь фальцет.

— Ну, как умею, так и имитирую. Знаешь, это очень отрезвляющее чувство: сперва влезть в тобой же заваренную гущу событий, в самую серёдку, — а потом осознать, что исходы зависят не только от твоих решений, и ставки выросли этак… неприятно. По сравнению с временами, когда я подставлял только свою голову и шеи сокомандников. Не подумай, — он вскинул руку в резком отвращающем жесте, — я по-прежнему твёрдо верю в себя и в успех, по-прежнему готов сделать всё, что могу, и даже немножко сверх того. Но… этого может не хватить. Я обязан учитывать даже и такой исход. Иногда случается… полный фрасс — особенно если в игру влезают те, кто старше, сильнее и интригуют враг с врагом дольше, чем я живу на свете.

— То есть ты…

— То есть можешь считать это моим капитанским приказом: ещё до завтрашнего отлёта и желательно в полной тайне ты демонтируешь уловитель Акрата. А в наше отсутствие начнёшь собирать основу для новой, неучтённой леталки. Также в тайне. У тебя и Ригара — и всех наших курасов, конечно — должно быть наготове средство для… эвакуации из Рифовых Гнёзд.

Молчание.

— Васька, не смотри так. Это мера на крайний случай, я вовсе не собираюсь сдаваться. Мне просто будет спокойнее, если… ты меня поняла?

— Поняла-поняла… капитан. Это всё?

— Да. Летим обратно.

— Сперва ещё одно.

Мийол склонил голову немного набок.

— Что?

Вылезшая из своего уголка и подошедшая близко-близко сестрица плавно закинула руки ему за шею, нагнула и с самым решительным видом поцеловала.

Очень крепко. Очень глубоко.

Когда он обнял её в ответ, чуть приподнимая за талию левой, а за что пониже — правой рукой, Васаре не упустила шанса устроиться ещё ближе и обхватила его вдобавок ногами, скрестив их за его спиной.

Прямо медвежонок на дереве.

«Лёгкая…»

Жестковатая кожаная кираса защищала его торс от тех многочисленных штуковин, что наполняли кармашки с внешней стороны её пояса и поддерживающего пояс ремня. И мешала как следует ощутить прижавшуюся фигуру. Но даже с такой помехой он пусть смутно, но ощущал дополнительные, хм… приятные изменения. Говоря прямее, сестрица с их последних объятий заметно округлилась в районе груди. Не так, чтобы очень уж заметно, но без небольшого мухлежа с Атрибутом явно не обошлось.

Его Атрибут тоже работал. И в ауру, словно волны прибоя в Баалирские рифы, неровным пульсом стучали противоречивые эмоции: решительность, возбуждение, сомнение, робость…

И страх.

Впрочем, последний понемногу таял, подтачиваемый возбуждением; да и сомнение, и так еле угадываемое, быстро растворялось в волнах удовольствия. Нахлынувшего особенно высокой волной, когда Мийол передвинул левую руку с талии на затылок и уже немного отработанным жестом принялся поглаживать там, пробравшись пальцами сквозь густую массу распущенных волос. Наградой за нехитрую ласку стал тихий стон, что прорвался через ноздри вместе с тёплым дыханием. И попытка вернуть её, поглаживая (скорее слегка царапая короткими ногтями) затылок и шею парня.

«Сладкая…

И явно успела изрядно напрактиковаться в поцелуях… интересно, с кем? Хотя — фрасс! Не хочу даже знать! Не хочу знать, не буду ревновать. Не хочу и не буду…

Главное — не опозориться. Чтобы первый раз — не как первый блин.

Ну, на то и контроль чресельного узла».

А этот самый контроль стал очень даже актуален, поскольку из-за «медвежонка», слегка ёрзающего на «дереве», в штанах стало тесновато. Приоткрыв до поры узел и тем ослабив напор проблемы, Мийол развернулся и аккуратно двинулся к своей каюте, косясь на дорогу одним глазом, чтобы не споткнуться.

Попутно он всё равно пару раз неаккуратно задел васькиными коленями стены коридора, но она вряд ли заметила эти мелочи. Благодаря литым хитиновым наколенникам она бы не то, что от скользящего, но даже и от слабого прямого удара не пострадала.

Впрочем, в ещё более узкую, чем коридор, дверь капитанской каюты им пришлось протискиваться, чуть ли не извиваясь. Добрых полминуты на это ушло, и то не хватило. То колени мешают, то ступни отказываются пролезать… в итоге Мийол всё же победил узость, втащил добычу в логово, а там прервал поцелуй и потребовал (под аккомпанемент тихого хихиканья «медвежонка», чтоб её!):

— Слезай!

— Хи-хи-хи-хи… не-а. Не хочу.

— А придётся. Слазь!

— Не хочу, сказала же… а-а-ай! Ви-и-и! Отстань!

— Слабое место номер раз: рёбра, — наставительно сказал он. — Или слезаешь, или щекочу до полного — моего, конечно — удовлетворения.