Мийол-ученик

Новичок 7: снова Лагор

После экстренного возвращения в укреплённый лагерь вместе с Пастырем и сдачи трупа клеймёного голохвостого пара подмастерьев поспешила вернуться в чернолесье.

Ну, как — поспешила? На случай возникновения вопросов остаток третьего дня четвёртой недели они всё же провели в лагере. Подчинитель воспользовался случаем, познакомил призывателя с рядом своих коллег и устроил небольшую экскурсию по хозяйству (Мийола особенно поразили вольеры риск-зоны, где Жестокие Акриды оказались далеко не самыми опасными тварями — и даже требующими не самых специфических условий!).

А ещё затащил временного напарника на часовой концерт одного из Охотников.

Невысокий рангом Воин почти профессионально играл на арбессе и неплохо, несмотря на заметную хрипотцу, пел; ему в помощь нашлась пара аккомпаниаторов: целительница с каэли вместе со стройняшкой-Воином, отменно чувствующей ритм, что помогало виртуозно управляться с барабанами. Все трое объединялись так явно не впервые, площадку под облаками огородили звуковым пологом, создающим почти такое же ощущение, как от пребывания в концертном зале. В общем, развлечение вышло душевное, собравшее всех, кто хотел и мог отвлечься от дел. Мийол нисколько не пожалел об участии в этом вечере.

А вот на четвёртый день оба подмастерья полным составом — те же и звери — вернулись к Охоте. Причём тандем из живого Младшего Демонического Конга (наковальня) и призванной Молниеносной Демонической Крысы (молот) с поддержкой фиксирующих и подчиняющих чар Пастыря в качестве страховки оказался настолько эффективен, что к концу шестого дня пришлось заканчивать рейд. По причине прозаической и приятной: в пространственных коробах — двух сравнительно объёмных, путешествующих на горбу Кошмарного Лося, и даже компактном коробе гномьей работы за спиной Мийола — попросту закончилось свободное место.

Даже при поверхностном взгляде (и с учётом последующего честного дележа добычи с выделением Пастырю несколько большей доли как лидеру) становилось ясно: призыватель не только полностью закрыл кредит на обустройство в гильдии Сарекси, он ещё обеспечит себя на оставшийся до очередной экзаменации месяц. И даже сможет неплохо шикануть два-три раза… ну, если не замахиваться на нечто масштабное, обойдясь камерным празднованием в согласии со статусом полноценного — после выхода в плюс по очкам вклада — неофита.

Когда в начале седьмого дня Мийол вернулся в Лагор и обрадовал Элойн достижениями в Охоте, она загорелась организовать то самое традиционное камерное празднование. В близкую к корпусам гильдии крепилку «Дары чернолесья» отправился заказ на грядущее угощение, внутри общежития распространилась весть о том, что «новый хахаль той рыжули даёт всем поржать, ой, то есть пожрать, айда кутнём на дармовщинку!», сама Элойн потащила призывателя в Чёрный Пассаж за обновками… за его счёт… развела хлопоты, в общем.

Но — следует отдать должное — к бледному подобию званого обеда в первый день новой недели она подготовилась достойно. Собрала в крепилке почти всех, кого хотела, и даже сумела отфильтровать либо нейтрализовать более двух третей нежелательных персон (один из тех, кого комендант отрекомендовал «вечно нанюханным» базиларом, и пара его духовных братьев в ранге неофитов всё же просочились в зал вместе с уже знакомым всклокоченным брюнетом-болтуном — но оказались оперативно отсажены в дальний угол, где не особо мешали остальным).

И вот обед начался.

«Сдаётся, именно нечто подобное зовётся торжеством суеты», — подумал Мийол.

Само выражение «торжество суеты» — или «суетливое торжество», или даже «суетливый торг»: при переводе на низкую речь возможно несколько толкований в зависимости от контекста — стало крылатым после выхода классического романа Илката-безымянного под этим многозначным (и многозначительным) заглавием.

Собственно, «илкат» на мистическом языке означает «ничто» или «пустота»; жаркие споры насчёт истинного имени автора меж любителями литературы не утихают по сию пору — и по способности поучаствовать в таком споре литературоведы как раз опознают друг друга…

А также меряются рангами.

Ноль. Ты даже про загадку безымянного не знаешь? Ну, тогда с тобой и говорить не о чем.

Один. Слышал что-то о существовании загадки личности Илката? Пфе, дилетант. Об этом все слышали! Ну, хотя бы краем уха, без деталей.

Два. Имеешь предпочитаемую гипотезу атрибуции и способен обосновать её? Пожалуй, достоин начального звания книголюба.

Три. Знаешь в деталях все семь традиционных гипотез и можешь сопоставить их с десятком гипотез нетрадиционных, но популярных? Настоящий знаток! Такого среди любителей печатного слова примут со всем уважением, а то и с подлинным почтением.

Четыре. Но что это? В кругу беседующих появился уникум, который способен выдвинуть и обосновать собственную гипотезу об истинном имени безымянного?

Ба! Да перед нами, никак, фанатичный илкатовед…

Один из многих тысяч.

Но не только загадкой авторства славен один из знаменитейших классических романов, вышедший в печать в юбилейном 2000-м году от Кадарского Завоевания — то есть аккурат в эпоху, когда раннесилонский стиль сменялся среднесилонским, а Империя приближалась к пику своего могущества (обычно соотносимому с рубежом двадцать первого и двадцать второго веков). Когда Ригар просил Венорида Седоуса составить небольшую библиотеку в сотню книг, чтобы те наилучшим образом охарактеризовали человечество как общность, в состав этого заказа вошёл и комментированный перевод самой громкой работы Илката на низкую речь.

Достойный, между прочим, отдельного похвального слова за труды Аллоса эн-Сутомор.

Его перевод «Торжества суеты» и поныне считается образцовым; довольно сказать, что три четверти всех переизданий романа традиционно двуязычны. Причём на чётных страницах размещён исходный текст на мистическом языке, а на нечётных — перевод Аллоса с его же комментариями. Очень многие начинают изучать мистический язык по этой книге.

А кто не начинает, тот — как Мийол, например — углубляет имеющиеся познания.

Что до сюжета романа, то он крутится вокруг запутанных отношений двух семейств: более древнего и благородного, принадлежащего правящей элите клана Орр, и относительно молодой, но набравшей силу и достаток главной семье торговой гильдии Ис. (Очередной прозрачный символизм: «орр» значит «один», «ис» — «два»). Семьи собираются породниться, да вот беда: прямо во время торжественного оглашения помолвки с обсуждением условий происходят пертурбации, связанные исключительно с доходящими извне новостями.

То врывается дядюшка из побочной семьи клана Орр с потрясающей новостью: элита клана, ведомая долгом, ввязалась в чернолесье в сражение с вечным зверодемоном и в результате поголовно полегла. То врывается курьер с не менее потрясающей новостью: оказывается, на главную резиденцию гильдии Ис напала коалиция конкурентов, в результате штурма там все убиты, а сокровища — подчистую разграблены. Не успевают присутствующие опомниться от этих страшных вестей, как спустя каких-то четверть часа потрясает очередная новость: да, элита Орр и впрямь билась с вечным зверодемоном — но победила! Теперь-то никто не усомнится в мощи этого мифического клана, а трофеи могут поправить его состояние. Ещё четверть часа — и снова всех присутствующих сотрясает до основания донесение о штурме резиденции Ис. Да, это реально случилось. Вот только коалицию заранее подточили хитрые интриги и подкуп; часть нападающих переметнулась на сторону штурмуемых, ещё часть лишь изображала атаку и быстро отступила, а наиболее непримиримых своих врагов силы гильдии сумели окружить и уничтожить — так что недалёк час, когда, поглотив ресурсы неудачников, Ис станет богаче и сильнее прежнего.

Немалая доля трагикомедии романа заключена в лавировании среднего состава двух семейств под влиянием этих далёких бурь. Где-то там, вдалеке, творятся подвиги, вершится политика, льётся кровь. А на оглашении помолвки это отзывается фарсом — притом совершенно непристойным. Создаётся полное ощущение, что собственной позиции в жизни просто нет ни у кого из многочисленных, обезличенных номерами вместо имён тётушек, дядюшек, почтенных патриархов и чтимых матрон. Подобно кронам деревьев, кланяющимся под ветром, они гнутся исключительно в сторону выгоды. Легко и непринуждённо их мнения меняются даже на прямо противоположные… и потом обратно… и снова крутой поворот на шестнадцать румбов!

Причём никто не видит в этом ничего странного. Вот вообще никто!

Кроме одной маленькой девочки, подслушивающей в углу разговоры взрослых — и ближе к финалу перестающей изливать сарказм на зигзаги ситуации. То ли от усталости, то ли…

На этом фоне описываются также запутанные личные отношения потенциальных супругов, имеющих уже не численные, а символьные обозначения: флегматичного Ла ян-Орр, холерической Ши то-Ис, сангвиника Йо то-Ис и меланхоличной Ун инь-Орр. Правда, эти две пары — Ла плюс Ши и Йо плюс Ун — являются финальной, так сказать, конфигурацией. Потому что да, финал у «Торжества суеты» вроде как счастливый: пары объединяются именно по условно подходящим характерам, а не по исходным условиям и с откровенно неприятными кандидатами — отвалившимися из-за многократного почти-срыва помолвки, инспирированного грозными вестями и в итоге трансформировавшегося в подготовку к двойному торжеству…

Да. О какой-то там любви речи не шло изначально и не идёт теперь, финальный результат всего лишь более приемлем. Но мало-мальски проницательный читатель не может не задаться вопросом, сколь прочно это «счастье» и даже — состоится ли вообще парная свадьба? Раз уж во время помолвки, за смешной срок около полутора часов, всё столько раз переменилось без малого полностью, то что может случиться за следующиймесяц?

Зыбкость всякого статуса, тщета усилий и суетность мелких людишек — вот что доминирует в атмосфере романа Илката. Который сразу после публикации читался как пародия, во времена упадка Империи — как предвосхитившее своё время прозрение о грядущем падении нравов, ну а после падения — чуть ли не как реалистическая зарисовка. Но общая неустойчивость мнения толпы, тотальная людская зависимость от «авторитетов», «силы», «достатка» и прочих подобных наваждений — это самая суть «Торжества суеты» для вдумчивых читателей во все времена.

И… эту суть, пусть не в такой гротескной форме, как у Илката, наблюдал собственными глазами прямо сейчас Мийол.

Для начала: Элойн после визита в Чёрный Пассаж приоделась. И в салон красоты с самого осветления сбежала на битых три часа. А вот призывателя, даром что также унёсшего из торговых рядов пару интересных обнов, попросила одеться по-старому. В тот самый наряд, в котором она увидела его впервые: приличный, практичный, но явно не богатый (иные кандидаты на каждый день облачаются в нечто поизящнее) и сверх того, что важно, не модный. Подмастерье возражать не стал, хотя догадывался, зачем это нужно и против кого готовит интригу новая подруга.