Солдат никому не пишет

Да, вернуться домой он должен, но не такой ценой. Что сказали бы его родные, если узнали, во что он здесь превратился? Как обагрились его руки кровью, чем он был, и чем он стал, как он принял участие в бойне собственных соотечественников, поднял руку на Родную землю. В крайнем возбуждении, похожем на помешательство, не осознавая толком, что он делает, Рохард внезапно скомандовал обернуться кругом. При наблюдении данного манёвра, Гернулла обуяло странное чувство, предвосхищающее не менее странную догадку. Со всей силой своих могучих лёгких, он заорал на Рохарда, требуя от него объяснения, но его не последовало.

Внезапно, в уме Рохарда выкристаллизировалась сильная, страшная мысль, предлагающая достойный выход из сложившийся ситуации. Слово внезапно упомянуто весьма условно, ведь, хоть эта мысль и была воспринята Гейбрином в качестве осенения, но на самом деле она долгие месяцы планомерно прорастала в нём, подпитываясь его эмоциями и переживаниями, порождала многочисленные догадки и сомнения, пока сама, в конец созрев, не смогла явиться во всей мощи и славе. Пусть это задержит воссоединения с семьёй, но совесть не будет запятнана. Твёрдо утвердившись в решении, Рохард, преодолев ком в горле, скомандовал:

— Стреляй!

Тотчас взведённые курки синхронно опустились, пустив вперёд стремительно несущиеся болты, мигом нашедшие предназначенные им цели. При отдании команды, Рохард всё ещё стоял лицом к осуждённым, теперь же он решил сменить позицию и взглянуть на последствия своего поступка. Как и ожидалось, Гернулл уже беспомощно распластался на земле, в посмертной компании двух своих адъютантов. Некогда наводящий леденящий ужас на всякого ополченца теперь был сам же сражён плодами дел своих. Задыхаясь от жгучей боли и бессильной ярости, он попытался было вырвать из груди болт, но при первом же прикосновении к древку его смуглое лицо исказилось в судороге и чрез мгновение застыло в нём навечно.

Из-за спины, в среде ряда осуждённых заслышались радостные восклицания и благочестивые пожелания Гернуллу, чтобы он вовек жарился на сковородке в кипящем масле. Отвлечённый этим звуковым шумом, Рохард полуобернулся назад и заметил, что ближайший к нему солдат всё так же стоит наготове с заряженным арбалетом, поджав губы и в нерешительности стреляя глазами по сторонам. Рывком приблизившись к ослушнику, Рохард быстро вырвал арбалет у того из рук, вдобавок смирив холодным взглядом. Вооружившись подобающим орудием, Рохард до конца обернулся к колонне приговоренных, мгновенно выстрелив в намеченную им заранее цель и с свойственной ему точностью без промаха поразил её. Сражённый стальным болтом в самое сердце, Унцфер не успел ничего произнести, одарив напоследок Рохарда лишь истым недоуменным взглядом. Тело, испустившее дух, тяжело наклонилось назад и, потеряв равновесие, кубарем скатилось на дно оврага, словно тряпичная кукла. Исполнив своё намерение, Рохард кинул арбалет обратно его владельцу, даже не обернувшись для этого.

Среди всех свидетелей этой ошеломляющей и в высшей степени непонятной сцены царило обескураженное молчание. Каждый, будь то солдат или поселянин, поглядывал на соседа, стремясь заглянуть ему в глаза и убедиться, что им всё это не предвиделось, что наваждённое марево не затуманило им разума. Видя и, более того, осознавая состояние людей, Рохард поспешил растолковать им свой поступок и, что важней, "продать" его им, дабы получить первых сподвижников.

— Жители Флодмунда, — дрожащим от волнения голосом начал он, вздымая руки к укрытому дымной пеленой небу, — что вы только что видели: жестокую ли расправу над двумя неповинными людьми и их прихвостнями, или же справедливое возмездие негодяем за все их преступления? Я, Рохард Гейбрин, боевой офицер, верный отец и муж, истинный сын Флодмунда, болезнующий душой за свою Отчизну отвечу вам: это люди были предателями своей Родины, гнусными кровопийцами и получили по заслугам за свои деяния. Оглянитесь вокруг, — продолжил вдохновенно вещать Рохард, рассекая жестом близлежащие виды, — что вы видите? Недавно ли тучнеющие золотом золотые волны нив или же унылые пепельные пустоши, разорённые и попранные чьей-то злой волей? — Выждав драматическую паузу, оратор с новым приливом горячей убедительности повёл речь. — Вы можете, конечно, сказать, что повинны в этом солдаты, окружающие вас в данную секунду и сам вещатель. Не скрою, наша совесть нечиста, мы проливали кровь наших соотечественников и предавали дома их огню. Но доподлинно ли это было плодом нашей воли? Нужно ли нам было всё это само по себе? Нет и ещё раз нет! Мы, я, он, все мои сотоварищи были жестоко обмануты — призванные защищать пределы своих отцов, их заставили предать огню чужие веси. Так что же, раз это не было нашим свободным решением, то кто же был отцом всех этих злодеяний? Я вам скажу: Герннул и Уцнфер в частности и всё высшее командование Северного и Восточного Флодмунда в общности. Из-за непомерной жадности и амбиций названных Правителей, являющихся потомками отцеубийц, наша земля была разодрана бурей междоусобиц и смятений, реки окрашены кровью, а плодоносящие поля засыпаны пеплом. Видя это, я, Рохард, вольный сын Флодмунда, счёл себя свободным от клятвы, принесённым мной при поступлении в ополчение, и, согласно древним законам нашей страны, произвёл суд над убийцами. Кто меня осудит за это? Кто хочет видеть разлитым океан раздоров и смертей? Покажись!

Мощный посыл риторического вопроса, согласно ожиданиям оратора, остался без ответа — все без исключения слушатели немолчно внимали его лихорадочной, захваченной огнём праведного гнева речи и невольно соглашались с сказанными словами. Наконец, некто и осмелился подать глас одобрения, вслед за которым, словно горох из мешка, посыпались и другие.

— Он прав, устами его движат духи!

— Истину он говорит, никто не хочет этой братской брани!

Воочию убедившись в успехе, Рохард повёл её к заключительному этапу.

— Итак, — начал он, как только голоса стихли, — я, Рохард Гейбрин, сын Мелькора, отрекаюсь от своей прежней клятвы верности военному командованию, но, тем не менее, не отказываюсь от принесённой клятвы верности Флодмунду, и буду хранить её до конца. Поэтому я буду сражаться за свободу и благоденствие своей страны. Не только с внешними врагами, но и с внутренними, кои страшней любого самого грозного завоевателя, ибо поедают корень жизни народа изнутри. И пока наша земля не будет очищена от внутренней скверны и не воссоединена в былом единстве, я не вложу меч в ножны. Кто готов пойти за мной? Кто готов встать на защиту Отчизны? Кто готов постоять за землю отцов?!

— За тобой в пламень и в водную пучину, — раздался в ответ традиционный обет следования, вслед за которым из ряда застрельщиков вышел и сам вопиющий. Это был Кинрир.

Выйдя из ряда, он медленно, без лишних слов, приблизился к Рохарду и… обнял его.

— Очень надеюсь, что ты понимаешь, что делаешь и чем это всё кончится, — предостороженно шепнул он на ухо лёгким дуновением ветерка.

— Конечно понимаю, — почти столь же тихо ответствовал Рохард, — но в противном случае тень Бренделла будет неотступно преследовать меня до могилы.

*****

В общей целостности, отряд Рохарда был наполнен двумя дюжинами его сотоварищей, выразивших готовность сражаться за Флодмунд и только Флодмунд. Вслед за этим немедленно развернулась негласная война, понеслись галопом диверсии, перехваты обозов и покушения на высокопоставленных лиц. Вполне понятно, что такая яркая жизнедеятельность не могла остаться без внимания со стороны армии, поспешившей, после того как были убиты несколько высокопоставленных лиц, начать охоту за дезертирами, которые под наплывом повышенного внимания быстро наловчились успешно скрываться в непроходимых дубравах, болотах и предпринимать внезапные, как налёты хищных птиц, молниеносные атаки, с немедленным отступлением вглубь леса.

Одночасно с этим следует осветить и порядком более масштабные события, радиальным образом отразившиеся на судьбе Рохарда и его сподвижников. Принимавший грозные обороты конфликт серьёзно озадачил Правителя Южного Флодмунда и его окружение. Если бы северяне достигли своей цели и стяжали полную и безоговорочную победу над противником, то Юг Флодмунда оказывался под нешуточной угрозой вторжения двух объединённых Земель, дать существенный отпор которым он вряд ли был в состоянии. Поэтому, прозаседав две недели, обтесав друг об друга кулаки, сорвав голоса и нервы в нескончаемой цепи дебатов, Советом Правителя было решено безотлагательно оказать военную поддержку восточному соседу для предотвращения дальнейшей победоносной экспансии Севера. Объявление войны произошло быстро, бесхитростно и бесповоротно: просто-напросто в один прекрасный солнечный день, без предупреждения, полчища южного Флодмунда вторглись в пределы боевых действий и обрушились на головы северян смертоносным градом.

В гуще происходящих сражений и побоищ, Рохард со своими соратниками смог по-настоящему развернуться, ведь в относительно небольшом земляном отрезке он мог преспокойно кошмарить сразу три армии. Но вместе с этим поднялись и сами ставки: теперь партизан преследовал не один отряд, а целых три, так что уходить от погони становилось всё сложнее и сложнее. Если первоначально можно было попытаться стравить преследователей друг с другом, то впоследствии, после десятка стычек, они разумно договорились меж собою о нейтралитете, пока идёт выуживание дезертиров.

А Северный Флодмунд тем временем начал постепенно сдавать позицию одну за другой из-за объединённого сопротивления Востока и Юга. Прилив начал отступать. Вместе с театром военных действий менял дислокацию и Рохард, — какой прок-то шарахаться по мирным территориям? Наконец, завоеватели были выдворены с территорий Востока и началось наступление на сами исконные земли Севера, погрузившие их в пламень смерти и озарившие ночные небеса заревами пожаров. Вот здесь и проявился во всей своей красе стратегический талант Рохарда. Скорбя сердцем за родную землю и стремясь всеми силами сохранить её в мирном виде, в пущем неистовстве начал косить он неприятелей в бесконечных вылазках и засадах, заманивать в хитроумные ловушки и заводить в гиблые места, лишая жизни целые отряды. Вместе с этим неимоверно вознеслась и его слава, так что он стал главной темой для обсуждения у ночных костров, окрестив лихого повстанца Лесным Демоном, — скрытый комплимент, отражающий его неуловимость и беспредельную удачу.

Комплименты комплиментами, а нести потери от партизан никому не улыбается. Поэтому, сосчитав потери и учуяв грозящую опасность телесам, военное командование, скрепя душу, решило всё же раскошелиться и объявило о солидной награде за поимку означенной банды дезертиров — живыми или, что ещё лучше, мёртвыми, так что них точно не будет проблем. Вот здесь-то и обнаружилась ахиллесова пята повстанцев, и, надо заметить, обнаружились именно среди своего стана, ведь среди повстанцев нашёлся некий неравнодушный к золоту человек, готовый ради обладания Жёлтым Дьяволом продать хоть душу, а может и две. Сговорившись с карательными отрядами, он выдал им местоположения одного из тайных привалов, условившись, что, после очередной вылазки, он даст им знак, что всё тихо и можно приступать к делу, а после можно брать их тёплыми во сне, хоть живыми, хоть нет, ему всё равно — лишь бы получить по счетам.