Солдат никому не пишет

События благоприятствовали заговорщикам — стремясь воссоединиться с семьёй, Рохард занял постоянное место для стоянки подле своего родного города, производя оттуда набеги и вылазки. Главным причиной использования убежища возле многолюдного города был план по эвакуации семейства, предусматривающий её транспортировку первоначально в этот лагерь, а потом уже куда-нибудь в глубокий и надёжный тыл. Как говориться, хочешь стяжать успех — держи свои планы при себе. К великому сожалению, Гейбрин не был знаком с подобным мудрым советом. Это, впоследствии, и послужило ему горьким уроком.

Возвращаясь однажды после очередной стычки, он вместе с остальными заночевал в помянутом лагере, чая следующем днём вызволить семью. В томном сне мерещились ему призрачные образы родных, он с трепетом осязал их и радовался долгожданному воссоединению. Но неожиданно лицо жены преисполнилось необъяснимым ужасом и она резко рванула его за плечо, погрузив Гейбрина в кажущиеся бесконечным падение в звенящую пустоту, взорванную под конец душераздирающим криком. Раскрыв глаза, Рохард начал по своему обыкновению прислушиваться к окружению. Приглушённые шаги украдкой разлетались по лагерю. Встав, — последняя время Гейбрин постоянно носил броню и не снимал её даже во время ночного отдыха, — он аккуратно приблизился ко входу в палатку и осторожно приподнял полу. Блёклый отсвет костра слабо осветил Айтина, по-заговорщически крадущегося к кустам. Почувствовал недоброе, Рохард тотчас разбудил своих ближайших товарищей, вооружился самострелами, и притаился в ожидании дальнейших событий, которые не заставили себя ждать. Вскоре после ухода Айтина по всей периферии лагеря зашумели кусты, из-за зелени коих начали появляться чьи-то недобрые лица.

Уразумев факт предательства, Гейбрин не растрачивая время попусту, вскинул арбалет и выстрелил по первой попавшейся цели, его немолчному примеру последовали и другие. В ответ раздалось четыре приглушённых крика, сопровождаемых громкими хлопками, словно что-то тяжёлое враз рухнуло на землю всей своей массой.

— Тревога, нас предали! — со всей возможной дурью заорал Рохард во всю мочь своей глотки, изрядно всполошив как повстанцев, так и животный мир спящего леса.

Сразу же после предупреждения он ничком рухнул на землю — полезная привычка доставшаяся в наследство от армии, — и вовремя. Секунда промедления и тело охотника было бы пронизано роем болтов, уподобив того ежу. Воспользовавшись решетоподобным состоянием палатки, Рохард схватил лежачий рядом заряженный арбалет и через проделанное отверстие отослал ещё одного карателя на встречу с пратоцами. Повторив позу морского котика, охотник взглянул на испуганные лица сотоварищей и понял, что отстреливать противником по одному не лучшая затея, так как, во-первых, их слишком много, а во-вторых, по всей видимости, отстрел ему придётся совершать самому. Взбудораженный разум в секунды перебирал самые многоразличные и бесчисленные идеи, откидывая одну за другой в бешенном вихре, пока, наконец, не остановил свой выбор на весьма рискованном варианте. Вскочив на ноги, Рохард прожогом выбежал из шатра и, подавшись вперёд всем телом, ринулся к стоящей близ палатке, служащей своеобразным складом. Благодаря неожиданности манёвра, ему удалось выгадать у противником драгоценные миги. Лишь когда он с разбега запрыгнул в палатку, вслед запоздало полетели свистящие снаряды, изрядно потрепавшие многострадальную нервную систему.

Продолжая извиваться на пузе, Гейбрину удалось нащупать в потёмках искомый маленький мешочек, добитый в тот памятный день, когда Гернулл изрыгнул свою душу в разгаре злодеяний. На радостях одарив мешочек поцелуем, он бережно взял его в руки и под визг болтов подполз к выходу из палатки. Интенсивность обстрела к тому времени значительно снизилась и каратели, решив, что все, кого можно было застрелить, уже перебиты, высвободили клинки и, издав боевой клич, кинулись к палаткам. Медлить было нельзя. С размаха бросив мешочек в догорающие головни костра, Рохарда быстро откатился назад. В тоже самое время над сонными чащами проревел взрыв, оглушивший своим адским криком всю округу. Ближайшие к костру палатки были сметены чей-то сильной невидимой рукой и теперь беспомощно валялись на скрюченных кустах, а люди, которым не повезло в момент взрыва стоять на ногах, столь же жалко барахтались на спинах, оглушённые силой взрывной волны.

Рохард тяжело поднялся на ноги и покачиваясь, словно опьянев от вина, направился к своим спутникам. Сквозь мучительный звон в ушах и трещание в голове, до него донеслась какофония, поднятая птицами, пробуждёнными от сна, и яростный вой хищников, перепуганных не меньше своих пернатых братьев. Схватив по дороге небольшой горшочек, Рохард тотчас приспособил его к делу, метнув в ползавшего по земле головореза. Дело это было не столь лёгкое, как можно подумать с первого раза, ведь глаза Рохарда будто сошли с ума и носили перед собой тройные, а то и четверные, фантомы реальности, плавающие по кругам в сумбурном танце. Из разбитого горшочка вылилась тёмная, вязкая субстанция, отдающая отчётливым маслянистым запахом. Выхватив из кострища ещё озарённую поцелуем огня головню, охотник метко метнул её вдогонку. Только-но остатки дыхания огня соприкоснулись с жидкостью, как неудержимый поток яркого пламени заполнил собой стоявшую в лагере мглу. Страшный, пробирающий до дрожи костей вопль разом вырвался из нескольких глоток. Соприкоснувшиеся с маслянистой жидкостью люди попали в палящие объятия смертельной стихии, превратившись за раз в ходячие живые факелы, подверженные ещё в этой жизни настоящим геенским мукам. Разражаясь бездонным воплем, тщетно валялись они по земле, пытаясь отделаться и сбить беспощадные языки огня, с ненасытной жадностью пожирающего их плоть. Воспользовавшись замешательством, Рохард подскочил к тому месту, где оставил товарищей. Хоть палатка и превратилась в сито, но, к счастью, живой материал сохранился. Подняв бойцов, он привёл их в более-менее мобильное состояние и в гуще огненного беспорядка уложил последних карателей. Собрав выживших, Гейбрин немногословно приказал хватать всё самое ценное и давать дёру в лесные чаши, пока сюда не подоспели другие, вспомогательные отряды охотников за головами. Начавшие долетать с юга крики лишь подтвердили мудрость его слов.

Когда злосчастная стоянка была составлена позади и охотник, во главе колонны выживших, удалился в зелёную пучину, почти что сразу его глаза узрели страшную картину: возле ствола массивного, как скала, древнего дуба сидел человек, с застывшей гримасе ужаса, от одного вида которой душа уходит в пятки. Разинутый рот был ознаменован торчащим одиноким арбалетным болтом, крепко прибившим Айтина к дереву. Исходя из сугубо прагматично-экономических причин каратели прикинули, что делится значительной частью вознаграждения с прохвостом невыгодно, а посему и решили вычеркнуть его из уравнения, как только он сыграла свою роль. Впрочем, как сказал Кинрир, также опознавший тело и догадавшийся о остальном: «собаке собачья смерть».