Солдат никому не пишет

Час смертный

Преследуемые, словно дикие звери, отрядами гончих, они неустанно пытались оторваться от погони, целенапраленно выбирая наиболее трудные маршруты через непроглядные дубравы, тёмные чащи, стремительные реки и гиблые болота, но охотника за головами проявляли отнюдь не меньший энтузиазм, решительно преодолевая все возникающие на пути препятствия. Так Рохарду приходилось уходить всё дальше и дальше на север, так что, в день, когда он смотрел на белевшие вдали снежные шипы, в его голове зародился новый рискованный план — перевалить через Тьёорхунские горы и на время осесть в приграничных землях Скральдсона, пока буря немного не стихнет. Хоть осуществление подобного замысла и было сопряжено с величайшим количеством сложностей и опасностей, однако другого способа сбросить с хвоста надоедливых головорезов пока не предвиделось.

Первоначальная реакция партизан на подобное предложение была крайне отрицательной, после ещё одной недели нескончаемой беготни, перелетания с места на место, постоянного трясения в страхе от надвигающейся беды, нервы дали знать своё, и колеблющиеся приняли план перехода, осуществления коего было предпринято немедленно. При помощи географических познаний Ольфирра был выбран наиболее благоприятный и близкий к беглецам перевал, известный в народной среде под обнадёживающим названием Костяной Путь.

Утеплённые самодельными накидками и плащами из шкур подстреленных животных, повстанцы начали свой длинный извилистый путь по узким горным тропам, огороженным, с одной стороны, головокружительными отвесными уступами, а с другой бездонной пропастью. По мере того, как отряд подвигался всё выше и выше по опасной горной дороге, восхождение становилось всё более и более трудным, так что количество привалов возростало прямо пропоционально высоте с математической чёткостью. Под час каждого подобного привала многие повстанцы тревожно подбирались к обрыву, тщательно вглядываясь в распростёртую перед ними синеющую даль: не виднеются ли там, внизу, огни от костров преследующих их по пятам головорезов?

Под вечер, возле линии вечных снегов, где густой холод опутывает путника в своих цепких объятиях, вновь был сделан привал. Избрав в качестве временного пристанища широкий каменистый выступ, с нависающей над ним скалой, беглецы расторопно очистили площадку от обломков горной породы и зажгли костры, в миг наполнив негостеприимные и суровые горные обители хором человеческих голосов. Рохард стоял вдалеке от своих соратников и в глубокой тоске созерцал раскинувшийся перед ним пейзаж родной земли. Смотрел он на великую лампаду, плавно и величаво уходящую на ночной покой за край небосвода, осыпая перед сном земля последними лучами своей милости, окружёнными со всех сторон наступающей стеной синей мглы. Смотрел он на причудливо извивающиеся ленты ручьёв и речушек, бурлящих животворным серебром. Смотрел он и на дорогие сердцу непроходимые леса, тронутые замысловатыми мазками осенних красок, с раскиданными по ним пятнам милых полян с их покрывалом из буйных диких трав и цветов.

— Терзаешь душу перед уходом? — Многозначительно спросил чей-то знакомый голос за спиной.

Обернувшись, Гейбрин увидел Кинрира, заложившего руки за спину и точно так же сосредоточенно созерцавшего картину природы.

— Что поделать, нельзя покинуть Отчизну, не возмутив при этом духа, — серьёзно ответил охотник. — А уходить придётся всё-равно. Или мы уйдём, или ляжем здесь костями навечно.

— Вот это меня и беспокоит, будто у нас два варианта: умереть здесь, во Флодмунде, или там, в Скральдсоне. Ты уж прости, но, как по-мне, если уж умирать, так лучше уж упокоится в земле предков.

— Не совсем тебя понимаю. Мы условились, что перебьёмся в Скральдсоне месяц-другой, пока вся эта завирюха не утихнет, а затем проскользнём обратно.

— Хорошо сказать, «перебьёмся», но кто нас там ждёт, гм? Ты мне не скажешь?

Кинрир с похвальной меткостью поразил больное место. Помыслы Рохарда в последнее время как раз обуревались этой тяжёлой мыслью, которая из раза в раз приводила всегда к одному и тому же заключению и следующему за ним мучительному решению.

— Никто. — мрачно ответил Рохард. — Нам придётся идти по стопам Людбина Этрийсуоксого.

Судя по непоколебимому выражению лица Кинрира, именно такой ответ он и ожидал услышать. Но в разговор вмешалось третье лицо.

— Стать разбойниками с большой дороги?! — возмутился Олфирр, стоявший в стороне у костра, но подслушавший благодаря острому морфитскому слуху беседу и решивший окончательно разобраться в вопросе.

— Ну, не совсем, — несколько смущённо ответствовал Рохард, — мы просто будем по мере необходимости взимать нужные для пропитания вещи.

— Какой ещё из Людбина разбойник?! — одномоментно с Рохардом выпалил Кинрир.

— Обыкновенный, — без тени смущения спокойно ответил Олфирр и обратился к Рохарду: — А если мы будем «взимать» необходимые нам вещи, то чем же мы будем лучше разбойников и этих самых воров, от головорезов которых мы сейчас убегаем за горы, прочь из Отчизны?

— Тем, что мы будем заниматься этим не пали наживы, а во имя высокого дела. Иногда приходится чем-то жертвовать, чтобы чего-то достичь.

— Вот именно, что чего-то. А чего именно? Будет ли, в конечном счёте, стоить результат затраченных на него усилий? Да и вообще: не превратимся ли мы сами, под час борьбы, незаметными образом в наших же врагов?

— Мне кажется, я никого арканом не тащил за собой, и выбор встать на стезю освободительной войны был добровольным. Если у кого-либо возникли сомнение относительно выбора, то он волен решать свою судьбу сам, — жёстко отмолвил Рохард. — Мне не нравится мысль о разбое не меньше твоего, Олфирр, но я отчётливо понимаю, что иного пути нет, что мы не можем отступить, что сделанный нами выбор обязует идти до конца, несмотря на затраченные усилия и жертвы. Иного выхода нет.

— Нет, или его просто не желают видеть?

Рохард открыл уже было рот, чтобы возразить, но подбежавший к нему в тревоге повстанец прервал острую нить разговора.

— Тама, оно, стоят, уже — нечленораздельно тарахтел как сорока молодой человек, по-видимому, в состоянии крайнего возбуждения.

— Говори как человек, — несколько грубо прикрикнул Кинрир, — от твоего трескота никакого толка.

Молодой человек бросил смутный взгляд на Кинрира и на секунду замолк, приводя себя в порядок и стараясь немного успокоится.

— Каратели уже внизу, — ядром вылетело сообщение, встревожившее и остальных повстанцев. Вместе с этим молодой человек махнул рукой, указывая, где он заметил противника.

Без слов, все лавиной кинулись к крайнему правому краю уступа и, вытаращив что есть мочи глаза, начали усиленно прочёсывать местность. Долго искать и не пришлось, — у самого начала горной тропы виднелся алый рубин, отчётливо и как-то зловеще мерцающий в сгущающейся тьме сумерек. В перекинутых взглядах было видно нешуточные опасения.

В свете открывшихся обстоятельств, было решено немедля сниматься с стоянки и как можно быстрей перевалиться через горы. В самом крайнем случае, если преследователи проявят упорство, можно будет выбрать удобную узкую расщелину, засесть на её вершине, и расстрелять загнанного в ловушку неприятеля с двух сторон. Оставалось только надеяться, что подобное место найдётся.

Серебристый песок звучно скрипел под сапогами повстанцев, оставляя вслед за ними предательский след, которым неминуемо воспользуется их преследователи. Горные вершины в рассеянном свете луны сверкали таинственными всполохами бриллиантовой пыли. Но мало кому приходило на ум наслаждаться красотами. Нестерпимый холод, несмотря на сопровождение меховых накидок, снедал беглецов от кости до кости, сводя тело в всё растущей и растущей боли. Грудь каждого участника похода периодически судорожно вздымалась, стараясь захватить как можно более воздуха, но как будто не находила его здесь, в облачных вершинах, и после вздоха настойчиво продолжала требовать новой порции кислорода. У некоторых повстанцев, если верить их словам, начались головные боли и головокружение. Вести такого характера мало радовали Рохарда, но ничем помочь он не мог, — иногда приходится смиряться с ударами судьбы, если ставки слишком высоки.

Ближе к полуночи, когда изнеможение членов тела стало нестерпимым и мышцы грозили скоропостижно окончить своё печальное существование, один из молодых повстанцев, склонивший от усталости голову вниз в бездумном созерцании однообразной дороги, заметил, что по снежному покрову тревожно забегали короткие змейки, постепенно всё увеличивающиеся в размерах. Вскоре, вслед за появлением змеек, с юга налетел мощный порыв ветра, заставив весь отряд сморщится от ледяного удара. Первым догадался о причине столь странных событий Олфирр. Окинув взглядом южное небо, он увидел там, что, собственно, и ожидал увидеть.

— Начинается метель! — прокричал он, указывая рукой на густые и тяжёлые свинцовые тучи с молниеносной скоростью несущиеся с юга.

Крик Олфирра столь странно прозвучал в немом царстве необитаемых высот, где, казалось, первозданная тишина никогда не разражалась звуком жизни, что многие из его соратников от неожиданности пошарохались, а два человека и вовсе упали в снег, потеряв равновесие. Предоставив помощь пострадавшим, был экстренно созван всеобщий совет, который должен был решить, какие действие предпринимать далее. Первоначально голос взяли наиболее беспечные члены отряда, с наигранной бравостью заявившие, что солдату, познавшему нестерпимое дыхание смерти в затылок, нечего бояться какой-то там завирюхи, — подует да и только. Чай, не впервой в жизни со снегом сталкиваемся. На это необоснованное заявление Олфирр сразу же обрушил всю тяжесть своего рацио и здравомыслия, указав, что пережить метель в горах не равносильно посиделкам у камина за тёплыми деревянными стенами. Любого, кого метель застигнет врасплох в горах, ожидает лишь адский холод, полное отсутствие видимости, беспорядочные ледяные шипы, осколки камней и сучья ветвей жалами разящие плоть и слепящие глаза, да постоянная угроза быть заживо погребённым под отколовшимися кусками породы, ведь даже равновесие столь маститых гигантов не может противиться не знающей преград силе ветра. Если решено навечно остаться в этих глухих местах, то такой вариант просто идеален.

В последовавшим вслед за этим предложением была выдвинута мысль махом перескочить злосчастный перевал и отдышаться на скральдсонской стороне, за надёжными спинами исполинских гор. Однако и эту идею никак нельзя было принять без риска для жизни, ведь, судя по всему, метель надвигается семимильными шагами, а чтобы достичь безопасного участка придётся истратить солидный запас времени, под час коего их неминуемо настигнет снежный шторм. Не дожидаясь дальнейших прожектов, Олфирр, как признанный глашатай здравого смысла, сам предложил оптимальный, по его заверениям, план действий, заключавшийся в том, чтобы как можно скорее выбрать устойчивый закуток, забуриться в него и закрыться от метели самодельными экранами из шкур. Предложение снискало поддержку большинства, поэтому поиск укромного уголка начался незамедлительно.