Солдат никому не пишет

В самом окончании этой странной картины, подле наибольшего экипажа, роскошно украшенного виртуозной резьбой по дереву и запечатленному весьма внушительным геральдическим гербом, стояло два человека, одновременно похожих и не похожих друг на друга. Первый был молодой русоволосый человек, чрезвычайно высокий по людским меркам, с телом атлета и новой мыслителя, что делало его весьма схожим на ожившую статую какого-нибудь талантливого халфского скульптора. Подобное впечатление несколько скрашивалось виллером, — длинным зимним дартадским плащом, сделанным из тёплой материи и отороченным северной пушниной, делавшим фигуру молодого человека менее чёткой. Под порывами студёного ветра, долетающего сюда из самого моря Бурь, дартадец каждый раз невольно ёжился от холода, а побеспокоенный плащ давал различить характерный металлический блеск множества мелких пластин, скрытых под его надёжной опекой. Сосредоточенные серые глаза незнакомца неспешно бродили по округе, изредка одаривая своим вниманием собеседника. Этот мужчина был значительно ниже, но старше своего соседа, пребывая в доподлинном расцвете душевных и телесных сил, что превосходно оттенялось богатой соболиной шубой. Немного вытянутое умное лицо украшалось бурной светлой шевелюрой и вычурной бородкой, треугольником торчащей вниз. По уровню возбуждения он значительно превосходил молодого человека, — холодные синие глаза повсечастно разражались снопами искр, а из уст выплывали сложносочинённые конструкции. В чём же была схожесть этих двух людей? Как можно было уже понять, отнюдь не в внешности. Объединяла их общая манера держаться, насквозь пропитанная аристократизмом и чувством собственного достоинства, а также едва уловимая схожесть в чертах, доступная лишь для опытного наблюдателя.

Когда возле собеседников один из воинов перевернул с живота труп, облачённый в изумрудную бригантину с багровым пятном возле сердца, молодой человек внезапно оживился и что-то кинул старшему соседу. Тот молча кивнул в ответ. Отойдя от экипажа, дворянин отстранил воина от тела и, нагнувшись над ним, принялся всматриваться в неподвижные черты лица усопшего.

— Рохард, что же ты наделал, — задумчиво протянул он философским тоном, отдающим и некими скорбными нотками.

Но стеклянные глаза покойника не ответил на укор. Повысив голос, молодой человек спросил, не осматривал ли кто тело флодмундца до этого. Первоначально ответом было всеобщее молчание, смешанное с раболепными взглядами, устремлёнными на светловолосого господина, — без его приказа воины не шалохнут и пальцем, так велит местный обычай.

— Что молчите псы? Отвечайте на вопросы господ, если не желаете познакомится с палками, клянусь бородой Торегина! — прогремел он, возвысившись в угрожающей позе, подобно разъярённому медведю.

Из почтительно согнувшихся воинов выступил один шрамированный муж, сообщивший, что в пылу битвы из-за бригантины Рохарда выпало некое письмо, которое он после поднял и имеет при себе. Под действием свежего выговора, он беспрекословно отдал молодому человеку испещрённый чёрными знаками кусок бумаги.

Эйфире Бре, Улица ВязовНе знаю, дорогая, дойдёт ли теперь до тебя когда-нибудь это письмо, но возлагаю упование на духов, что они смилуются над нашими душами и доставят его тебе. Как ты уже знаешь, наш план по воссоединению с треском провалился под землю и мне с соратниками пришлось бегством спасть жизнь от цепных псов пожирателей нашей Отчизны. Загнанные в угол, как лесные звери во время травли, у нас не осталось иного выбора, как уйти в горы и скрыться в чуждом краю отверженными скитальцами. Совершив это, мы смогли уйти от преследования, но подверглись страху голодной смерти из-за наступающей зимы. Не знаю, как мы её переживём, но обещаю тебе, что всё закончиться благополучно и, когда всё уляжется, я всё-таки заберу тебя с детьми. Крепись духом и мужайся, придёт час, когда мы вновь встретимся, обещаю тебе это. Твой любящий муж, Рохард.

Прочитав письмо до конца, Магнификус дважды сложил кусочек бумаги пополам и спрятал в недрах виллера. Быть может, не воспитай его столь строго, он закусил бы в задумчивости губу, но этого не произошло. Тяжёлая история. Окинув охладевшее тело Рохарда ещё раз и с трудом узнав в нём того, кого он некогда повстречал в тёмное переулке, Квинтиллиан быстрым шагом подошёл к беловласому человеку и попросил его об одной услуге.

— Для вас всё что угодно, вы спасли мне жизнь и я обязан вам отплатить, — торжественно заявил северный аристократ, подтвердив слова широким жестом руки.

— Охотно ловлю на слове. В таком случае, прошу, распорядитесь, чтобы ваши люди предали земле для вечного покоя кости этих людей.

На широком лбе беловласого человека вырисовалась недовольная складка, а изящная бородка гадливо дрогнула.

— Прошу прощение, Вы желаете, чтобы мы оказали последнюю честь этим псам, желавшим обчистить нас донага, как конунгские сборщики податей, а затем и вовсе посечь наши жизни мечом?

— Я желаю оказать последнюю честь тому человеку, которому поклялся сам себе отдать долг, если на то по божьему произволению выпадет возможность, — чётко и размеренно, словно машина, отчеканил Магнификус, вперив в собеседника свой фирменный взгляд, прожигающий, по уверению многих, насквозь. — Как потомственные дворянин я обязан сдержать это слово и, более того, так как мне положено отдавать с лихвой, я хочу, чтобы все спутники этого человека также были преданы в пуховое лоно земли. Всё, если Вы откажите, то, клянусь, я сделаю это сам. Как говорят у меня на Родине, dixi.

Раздумав с некоторое время, достаточное для тщательного обдумавания, но и достаточно короткое, чтобы не оскорбить собеседника, беловласый человек ответил согласием.

— Ринхерд, — крикнул он.

К нему подступил офицер, почтительно прислонив правую руку к сердцу.

— Предайте этих… — видимо, аристократ хотел отсыпать нелестный эпитет, но вовремя осёкся, — людей земле. И как можно быстрей, я не намерен стоять здесь вечность.

Пока солдатня была занята рытьём могил, Магнификус обратил внимание на лежачую подле Рохарда секиру, коей он раньше не предал особого внимания, поглощённый мыслями о её хозяине. Подняв орудие, он удивился как её удивительной лёгкости, так и поистине виртуозной работе, если он не ошибаелся, принадлежавшей гротдорским мастерам. Металл лезвия живо напомнил ему юношескую поездку в Урванийские горы, в Монтибус, когда он сопровождал отца, явившегося с чрезвычайной проверкой работы Горной Коллегии. Вполне естественно, что таскать с собой юнца по пыльным кабинетам Коллегии и знойным плавильным цехам не было особого смысла, поэтому его сбагрили на руки одному чиновнику, с поручением провести экскурсию и вообще как-то развлечь поросль Магнификусов. Тогда, среди последних достижений дартадской металлургии, он и видел подобный сплав, вызвавший у чиновника Горной Коллегии особую гордость, так как, по его заверениям, это было гигантским прорывом, сулящим многие выгоды. Да, крайне занимательная вещь, интересно, откуда она взялась у Рохарда? Даже если он и отобрал её у кого-то силой, то это кажется неправдоподобным, ведь качество исполнение и диковиность материала слишком высока для Флодмунда.

— Чрезвычайно интересная вещица, не правда ли? — заметил чей-то голос прямо из-за спины, словно считав мысли Квинтиллиана.

Обернувшись, Магнификус увидел своего беловласого собеседника. В его взгляде чувствовалась некая таинственность и жадный интерес, будто бы артефакт интересовал его не просто, как произведение искусства, но как нечто большее, качественным образом большее.

— Бесспорно, — лаконично подтвердил Магнификус, тщетно пытаясь угадать причину столь странного взгляда.