Ветры границы
- Автор: Голанд Валентина
- Жанр: Повесть / Спецслужбы
- Дата выхода: 1982
Читать книгу "Ветры границы"
2
Анна Ивановна Шкред, тридцатишестилетняя жена начальника заставы, была воплощением трудолюбия, доброжелательности и того домашнего уюта, который может создавать далеко не каждая женщина. Она все умела: выстирать белье, приготовить обед, вовремя накормить детей, найти интересную книгу, улыбкой встретить мужа. И делала все быстро, с любовью.
У нее сноровка рабочего человека и руки художника. Как-то не было в магазине свечей, а электричество от заставского движка гаснет в доме после двенадцати, так она, недолго думая, сама сделала свечи. Намочила суровую нитку в керосине и залила расплавленным воском.
И огурцы выращивала зимой — научилась еще в Заполярье: посадит в фанерный ящик семена, удобряет, поливает их, и такие побеги, вырастали — все окно прикроют листвой, будто это не огурцы, а виноград вьется. Весной немалый урожай собирала. В День пограничника всей заставой окрошку со свежими огурцами ели.
До замужества она была членом комитета комсомола швейной фабрики: работала и училась.
Однажды ей поручили провести новогодний вечер в подшефной воинской части. Со свойственной ей рабочей хваткой она организовала и оркестр и подарки и объявила новогодний карнавал… Многим запомнился тот Новый год, тот вечер… А ей — особенно. Тогда на вечере она встретила своего Степана.
Симпатичный старший лейтенант сразу покорил ее. Несмотря на молодость, он уже успел повоевать. Участвовал в боях на Северо-Западном, Брянском, Воронежском фронтах, был дважды ранен. На его груди ордена — Отечественной войны II степени, Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги»… Анечка сразу и навсегда полюбила Степана и не мыслила себе жизни без него. Через год после свадьбы родилась Светка. А потом молодая чета Шкредов поехала, как они тогда выражались, «в суровые условия». Восьмимесячная Светка после тридцатиградусной жары оказалась на сорокаградусном морозе. Из края вечного солнца, фруктов они попали в мрачную заполярную ночь.
Анна Ивановна долго помнила эту бесконечную дорогу: самолетом до Ленинграда, потом поездом до Мурманска, а потом на машине, в метель, до комендатуры. На деревенских розвальнях подкатили к заставе.
Офицерский домик на заставе долго пустовал: предшественник Шкреда не вызывал жену из Москвы, все надеялся на перевод. Вскоре так и вышло, он уехал. В домик вселился старший лейтенант Шкред с семьей.
Утром Аня и Светка проснулись в новом доме (Степан Федорович ушел рано на службу) и увидели иней на стенах. Не привыкшая топить печь, Аня забыла закрыть задвижку, и все тепло из дома выдуло.
Пришлось учиться жить в новых условиях самостоятельно.
Сначала жутковато было на новом месте: вокруг лесистые сопки, сосны стонут — будто нарочно пугают. Да что там! За дровами пойдешь, а оттуда дорогу уже так заметет, что не доберешься. Холодно, неуютно, одиноко. Порою казалось, не вынести всего этого.
Аня — человек общительный, все время на людях привыкла быть, а тут лес да лес, и человека свежего не увидишь. Радовалась каждому приезжему как ребенок. Всех, кто добирался до заставы, за родню считала. Не знала, куда посадить, чем угостить.
Помнит, как однажды артисты Ленинградского театра оперы и балета приезжали. Одна актриса подозвала Светочку и спрашивает: «У тебя подружки есть?» «Нет», — отвечает Света. «А почему?» «Потому что у солдат нет девочек и мальчиков». «Поедем тогда с нами?» «Нетушки», — и подбежала к пограничнику, спряталась за него. Тот взял ее на руки: «Не бойся, Светик, ты наша. Мы тебя никому не отдадим».
Через четыре года у Шкредов родился Алешка. Как начал ходить — так с тех пор на заставе, пограничную фуражку не снимал с себя, все его называли: «Наш Алешка, сын заставы!»
Анатолий помнит свой первый визит к Шкредам, когда он, приглашенный «на пельмени», впервые переступил порог дома командира. Тогда его поразила чистота и рациональность быта капитана. Ничего лишнего в доме не было — только то, что необходимо, без чего нельзя обойтись. За маленькой ширмой — две койки для детей, покрытые пикейными розовыми одеялами. У хозяев — раскладная тахта с двумя игрушечными мишками по углам. Стол, этажерка с книгами, радиоприемник и цветы. Много цветов.
Анна Ивановна разрумяненная, в домашнем платье-сарафане, заканчивала стряпню и, мило извиняясь «за вид не для гостей», быстро скрылась за ширмой.
Через несколько минут она появилась в темной юбке с белой кофточкой в нежных цветочках, слишком просторной, как показалось Анатолию. Потом он догадался: жена капитана ждала ребенка и пыталась до времени скрыть это от постороннего взгляда.
— Здравствуйте, Анатолий Николаевич, — пропела Анна Ивановна, — а я говорю своему: «Познакомь да познакомь с новым замполитом», — а он все отмалчивается да отмалчивается… А тут на тебе, и переодеться как следует не успела.
— Ничего, ты у меня во всех нарядах хороша, — радостно и счастливо глядя на жену, сказал Степан Федорович и прошел в глубину комнаты посмотреть, как спят дети. Такой же довольный вернулся он к столу.
— Ну как, Анатолий Николаевич, привыкаете?
— Такая у нас профессия, надо привыкать! — смеясь ответил Анатолий.
Между тем на столе появилась огромная чаша с только что вынутыми из подсоленного кипятка пахучими пельменями. Опытная рука хозяйки и помаслила и уксусом полила в меру. И хренку в свекольном соусе поставила на любителя.
— Наверное, до заставы запах дошел! — с удовольствием проглотив первый пельмень, заметил капитан.
— А мы с Пономаренко их на всю заставу налепили, — не удержалась Анна Ивановна, — тем более, что у Крутова сегодня день рождения.
— Знаю, — принимая нарочито серьезный вид, сказал Степан Федорович, — на боевом расчете вчера поздравляли, но пельмени, по-моему, у нас на заставе не были сегодня запланированы, а, Анатолий Николаевич, так я говорю?
— Так точно, — подыгрывая командиру, говорил Анатолий Хрустов.
— А я люблю твоего Крутова, ты же знаешь, захотелось как-то выделить ему этот день, порадовать пельмешками…
— И кого только ты у меня не хочешь порадовать, голубушка ты моя, — не стесняясь лейтенанта, по-семейному откровенно сказал Шкред.
— Была бы возможность — всех бы радовала!..
— Да ты и так помощница моя первая… Помнишь, как начинали мы тут с тобой, как трудно было нам? — вдруг неожиданно спросил Шкред жену.
Очевидно, это была одна из любимых тем капитана, и он с присущей ему откровенностью начал:
— Человека, Анатолий Николаевич, понять надо. Так — нет? Это только на первый взгляд они одинаковые, солдаты-то. А потом и лица их вырисовываются, и характеры… Не знал я поначалу на этой заставе, за что браться: и служба нехорошо шла, и боевой подготовке внимание надо уделить, и дисциплине… Говорят, дисциплина с мелочей начинается, с умения подчиняться.
— Это вы меня поэтому тогда в начале службы по трудному маршруту провели? Проверяли, значит, мою способность подчиняться? Изучали? — прервал его Анатолий Николаевич.
— А почему бы и нет? — горячо поддержал его Шкред. — В таких ситуациях, какую я вам предложил, человек вырисовывается четко… Да-а, — протянул Шкред и, помолчав немного, продолжил: — Была у моих хлопцев тогда дурная привычка: ложиться спать в верхней одежде. Как придут со службы, так, не раздеваясь, в постель! И разъяснял им, и запрещал, и наказывал за неисполнительность — ничего не помогало… Конечно, кто-то изменился, но не все. Думали мы думали со старшиной — замполита тогда на заставе не было — что делать? И решили распорядиться заправлять койки, как в больнице: конвертиками, с белыми простынями по краям. Посмотрели в обед — койки заправлены, как приказано. Ждем — вот придут с границы наряды, что будет? Неужели на белое в одежде лягут? И верите? Остановило их это. Стали все по-людски делать: раздеваться, разбирать постель, все как и положено по уставу. И самим приятно было, и мы довольны. Трудные порою жизнь преподносит сюрпризы, не сразу и сообразишь, как поступить надо, а потом опыт что ли, чутье какое-то подсказывает, как в данном случае распорядиться надо. Почему поступить так, а не иначе.
Я вот всю войну прошел: и на германской земле пришлось кровь проливать, и на Дальнем Востоке… солдат через мои руки много прошло и знаю твердо: званиями, властью толку не добьешься. Уважать солдат надо. Я все их премудрости солдатские знаю, меня обмануть-то никто и не пытается… Верите, Анатолий Николаевич, за все годы службы я не наказал ни одного солдата.
— И как же вам это удалось? — удивился Анатолий.
— Сам не знаю.
— Тут ответ один — понимают и любят вас солдаты, наверное, — заметил Анатолий, в котором возникало большое теплое чувство к этому человеку.
— Может быть, — только и сказал Шкред.
— Господи, да они его отцом называют, сама слышала, — вмешалась в разговор Анна Ивановна. — Он строгий, да. Порядок любит, но уж если накажет, на него не в обиде, потому что справедливо. Вот ты, дорогой, говорил, не наказывал никого… А помнишь, еще когда в школе сержантского состава служил, объявил одному два наряда вне очереди? Тогда еще все переживал, сам не свой ходил…
— Твоя правда, Аннушка. Объявил. Повел его на кухню, а там уже человек восемь работало, кто картошку чистит, кто котлы моет, кто раковину драит, а его заставил кафель на стене отчищать. Через полчаса прихожу, с него пот струйкой стекает. «Ну как, говорю, кто виноват, ты или я, что тебя наказываю?» «Я, говорит». С тех пор у него никаких замечаний по службе не было.
— А на этой заставе как складывались ваши отношения с людьми? — спросил его Анатолий. Ему были интересны любые подробности из опыта Степана Федоровича.
— На этой заставе брались сразу за все: и за службу, и за боевую, политическую подготовки, и, конечно, за дисциплину.
— Комплексно, как сейчас говорят, решали проблему, — подытожил Анатолий.
— Во-во! Теперь все комплексное: и воспитание, и обеды, и спортивные сооружения… И если у кого-нибудь не хватает чего-то, говорят: «У него комплекс неполноценности». Охочи теперь до модных словечек. А мы, дорогой, не о моде думали, нам коллектив надо было создавать надежный. Конечно, и тут не все гладко было. Не сразу все получалось.
Как и везде, у нас были люди всякие: и способные, и средненькие, и с образованием, и без. Были организаторы хорошие, но скрывали свои достоинства за внешним равнодушием, расхлябанностью, что ли. Помню Валерия Костина… Анечка, да и ты его должна помнить?
— Как же не помнить, — все с той же готовностью ответила она. — Помню. Парень в принципе неплохой, боевой был.
— Вот-вот. Я сразу почувствовал в нем командирскую жилку. И не ошибся. Как оставлю его за старшего на заставе — все как по маслу, не налюбуюсь парнем. Весь выложится, а порядок обеспечит. Предложил я его избрать секретарем комитета комсомола. Ну, первое время помогал, конечно. А потом уже и без моей помощи он обходился. На слет победителей социалистического соревнования в Москву ездил. Он-то мне, можно сказать, и помог доверие коллектива завоевать.
— И сколько занял у вас этот процесс перевоспитания, ведь у нас сейчас служат мало, задачи большие, как все успеть? — не выдержал Анатолий.