Люди

— Ага, во сне, — пробурчал Финниган.

Я чувствовал, что все мы стараемся держаться дерзко, даже вызывающе, чтобы подавить нарастающий страх.

— Интересен ваш источник информации, — произнес я таким же противным тоном, как говорил Праудфут.

— Что вы, господа, мы не раскрываем своих источников.

— Значит он надежен, как зелье в котле Лонгботтома, — Дэрек откинулся на спинку дивана. — Иначе мы бы сидели в подвалах министерства, а не в удобных креслах этого прекрасного кабинета.

Невилл покраснел и опустил голову, а Дэрек нагло улыбался, глядя на Праудфута.

— Мы вернулись в спальни в третьем часу, — говорю уверенно.

— И где же вы были до этого, господа?

— Нарушали школьные правила, посетив кухню, приобретя там запас бутербродов и поглотив его в качестве позднего ужина в нашей гостиной, — Дэрек скрестил руки на груди. — Это легко проверить. Или домовые эльфы считаются неразумными существами и их показания в расчет не берутся?

— Что вы, мистер Дуглас. Мы проверим. Итак, вы утверждаете что все, все вместе, я имею ввиду, были в гостиной факультета? И часто вы ложитесь спать так поздно?

— Периодически, — инициативу перехватил Дэрек, наверное, чувствуя себя в безопасности. Он же, действительно, на кухню шатался.

— Мистер Лонгботтом, — когда Праудфут обратился к Невиллу, тот вздрогнул. Наверное, он вообще не понимал, что он тут делает. — Профессор Дамблдор сообщил нам, что у вас есть некоторые... особенности сна. Скажите, как долго вы не могли уснуть этой ночью?

— Н-не помню, — Невилл смотрел на свои ботинки, отвечая. — Я не смотрел на время.

— Но когда ваши приятели вернулись в спальню, в третьем часу, как они утверждают, вы еще не спали?

— Нет.

— И вы можете сказать точно, что это было именно в третьем часу, а не в пятом или шестом?

— Я вызвал Темпус... Потому что почти начал засыпать, а они помешали.

— Вы делали им замечания?

— Нет, я перевернулся и попытался уснуть снова.

— Они разговаривали о чем-либо?

— Нет. Легли сразу.

— Втроем? Мистер Поттер, мистер Финниган и мистер Томас? Они вместе вернулись?

— Наверное.

— Вы точно не знаете?

— Я не открывал полог.

Праудфут задавал еще какие-то вопросы, после чего отпустил нас, сказав, что, возможно, потребуется задать дополнительные вопросы позже, но мы можем не беспокоится.

Первое, что я сделал, придя в гостиную — отослал письмо тете, чтобы та не подписывала никаких бумаг, если к ней придут из аврората. Потому что Мэтт по дороге вещал, что если нас допросят с Веритасерумом, то нам пиздец. Но использовать его можно только с согласия родителей.

Вскоре слухи расползлись по школе, на нас косились, словно уверенные, что это мы, в то время, как аврорат нифига не мог доказать и найти нужные улики. На нас откровенно пялились: злобно, брезгливо, завистливо и восхищенно, кому на что хватало личных эмоций и отношения к произошедшему.

А допросили под Веритасерумом только Дэрека. Я в тот момент обожал свою тетю больше всех на свете — она не ответила на мое письмо, не задала никаких вопросов, но авроров, заглянувших к ней в одно прекрасное утро, послала нафиг, написав письменный отказ. Дэрек был единственным, на кого мать подписала разрешение на допрос. Гермиона, до которой к тому моменту тоже дошли слухи говорила, что если он невиновен, то ему бояться нечего, потому то по 24 статье какого-то там договора, при допросе с Веритасерумом, первый вопрос который обязаны задать авроры — виновен ли человек именно в этом преступлении. Причем сформулировать вопрос необходимо однозначно.

Не знаю, везение ли это, правила протоколирования допроса или что-то еще, но единственным вопросом, который задали Дэреку, было: Ты убил Винсента Крэбба? Естественно, он ответил "нет". Неизвестно, что было бы, сформулируй они вопрос иначе. Например, причастен ли Дэрек к убийству. Возможно, тогда бы он ответил «да», и все бы пропало.

Плохо помню происходящее тогда, ходил, как в тумане, время текло то слишком медленно, то очень быстро, что я и не успевал подумать. Взгляды окружающих ничуть не трогали — благо, иммунитет к такому отношению сформировался еще со времен истории с наследником Тайной комнаты.

Но в один из последних учебных дней, уже после всех экзаменов, когда авроры прекратили домогаться по наши души, Дамблдор вызвал меня к себе. Чувство у меня было паршивое, когда я поднимался по той винтовой лестнице. Воображение подбрасывало картинки, что меня ждет в конце не круглый кабинет, а эшафот.

Дамблдор всего лишь повторил свой вопрос двухгодичной давности, спросив, не хочу ли я ему что-нибудь рассказать. После ответа, что нет, мне нечего сказать, он отпустил меня. Но уже у двери какой-то черт дернул меня обернуться, посмотреть в грустные глаза директора и спросить:

— Вы думаете, что это я убил Крэбба? И сейчас ждали моего признания? — так же грустно улыбнувшись, как будто копируя его мимику, произнес я.

— Если честно, то да, Гарри.

Старик, ты серьезно? Ты не прикалываешься? Рассказать все сразу после того, как авроры от нас отъебались, не найдя никаких серьезных доказательств?

— Вы мне не верите.

— У меня нет оснований тебе верить, Гарри.

— А есть основания не верить?

— Присядь, — устало проговорил Дамблдор, указывая на кресло.

Я покроно сел, и стал ждать объяснений. Мне, действительно, было интересно отношение ко мне Дамблдора. Многих он просто не замечал, наверное, и по именам всех не помнил. Но именно к себе я чувствовал неприязнь, хотя, возможно, это было не так и мне всего лишь казалось.

— Много лет назад здесь, в этих стенах, учился способный мальчик — Том Риддл. Все учителя были в восторге от него, как сейчас они довольны тобой. Даже профессор Снейп. Он не любит тебя, потому что в свое время не ладил с твоим отцом, и в твоем характере он видит Джейсма, хоть я с ним не согласен в этом. Однако и он отмечает твое стремление к учебе, твои модификации школьных рецептов и качество твоих работ.

Дамблдор замолчал на какое-о время, пристально приглядываясь ко мне, а я всего лишь ждал продолжение его истории, которая, если честно, не сильно заинтересовала.

— Этот мальчик блестяще закончил школу, ему прочили карьеру в министерстве, но он пошел по иному пути. И этот путь он выбрал еще в школе. Я чувствовал в нем тьму с самого детства, в то время как другие ее не замечали. Только я был уверен, что он еще в школе увлекся темными искусствами и уже тогда знал, к чему будет стремиться в дальнейшем, — директор грустно улыбнулся, как будто воспоминания об этом школьнике были печальными, но приятными, как старики улыбаются, вспоминая детские истории повзрослевших сыновей. — Ты похож на него, и нет. Иногда ты ведешь себя точно так же, как и он, в другое время я вижу в тебе сына Лили и Джеймса. Мне страшно, Гарри, что ты захочешь повторить его судьбу. Этого мальчика позже все звали Волдемортом.

Злость закипала во мне, мне было противно, брезгливо, отчего-то сразу захотелось покинуть этот кабинет и сделать все возможное, чтобы никогда здесь не оказываться.

— Я не интересуюсь темными искусствами, профессор.

— Не знаю, Гарри. У меня нет оснований тебе верить.

— А у меня есть основания быть тем, кем хотели бы видеть меня вы? — психанул я, вставая с кресла. — Вы кто мне вообще? Родной отец?

Уже подойдя к двери, я снова обернулся. Дамблдор не смотрел на меня, он наблюдал за своим Фоусом, с которым я так же познакомился на своем втором курсе. Лицо старика было безразличным, как будто и нет ему никакого дела до меня. Как будто не он вызвал меня на этот разговор, а ему пришлось поговорить со мной по долгу службы.

— Знаете, сэр, это крайне неприятно, когда кто-то считает, что ты хуже, чем есть на самом деле, — сказал я, покидая его кабинет и пообещав себе сделать все возможное, чтобы не встречаться с Дамблдором нигде, кроме Большого зала и коридоров. Не слушать никаких его речей, кроме приветственных и прощальных, сказанных для всех сразу.