Гарри Поттер и Нефритовый жезл

От света уличных фонарей исчезли все цвета и оттенки, кроме темных волос и глаз Гермионы. В неестественном смешении света луны и уличных фонарей она казалась неземным существом, чей спокойный голос тихо звучал в ночи.

Внезапно Гарри, поколебавшись с секунду, взял ее руки в свои ладони.

— Я был счастлив сегодня, словно время вернулось вспять и мы снова сидим в гостиной Гриффиндора. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, когда я общался с женщиной. Я не имею в виду секс, — спокойно объяснил он. — Я говорю о дружбе, возможности поговорить и насладиться обществом другого человека. Вместе отдохнуть, в конце концов. Я был уверен, что лишился этого навсегда. Но сегодня я… чувствовал себя замечательно. Спасибо тебе.

Пальцы Гермионы сжались, слегка коснувшись его руки:

— Для этого и существуют друзья.

Гарри проводил ее до дверей. Открыв дверь, Гермиона включила свет и повернулась к нему лицом. На ее губах блуждала грустная улыбка. Гермионе не хотелось прощаться, не хотелось, чтобы кончился этот замечательный вечер. Лучший вечер в ее жизни.

— Спокойной ночи. Это был неплохо. «Это было волшебно», — шептало ее сердце.

— Спокойной ночи, — произнес Гарри, но вместо того чтобы уйти, встал в дверях, пристально глядя на Гермиону. Он поднял руку и провел пальцем по её скуле, ласково приподнимая подбородок.

Гермиона дрожала от предвкушения. Её тело будто насквозь пронзило молнией, глаза широко раскрылись от возбуждения. Он собирался поцеловать ее снова. Его губы коснулись рта Гермионы, и она прикрыла веки. С легким вздохом она обмякла в его руках, а большего поощрения Гарри и не требовалось. Обняв и притянув Гермиону к своей груди, он принялся целовать ее настойчивее.

Она не собиралась отталкивать его. Гермиона не могла даже подумать о сопротивлении. Близость его тела обжигала, несмотря на разделяющую их одежду, и именно это тепло притягивало Гермиону. Она обвила руками шею Гарри и с удовольствием приняла ласки его языка. В ней разгорался пожар чистого, неприкрытого желания, ей хотелось быть ближе к любимому, отдаться ему без остатка.

Гарри гладил ее спину, не в состоянии удержать руки на одном месте и одновременно пытаясь не потерять контроль над собой и ситуацией.

Чувствуя, что может ему довериться, Гермиона полностью отдалась поцелую, не скрывая чувственного голода.

«Секс с Гарри должен быть чудесным», — промелькнула ветреная мысль в голове Гермионы, и она прижалась к нему еще крепче. Она все для себя решила. Пусть Гарри не любит её и никогда не будет с ней, но познать минуты наслаждения она должна именно с ним. Возможно, если эта мысль пришла бы к ней в палатке, все могло бы повернуться по-другому.

— Хочешь кофе? — оторвавшись от его губ, предложила она и сразу прошла в дом, чтобы у Гарри не было шанса на отступление.

— Нет, — вдруг последовал категоричный ответ.

— Думаю, ты голоден. Тот стейк мы ели пару часов назад, — сообщила она через плечо. — Как насчет сандви…

Неожиданно Гарри схватил ее сзади. Сильные руки обвили ее талию и притянули Гермиону спиной к нему. Он склонился к ней, и его горячее дыхание вызвало дрожь удовольствия по всему женскому телу. Гермиона с трепетом ожидала его дальнейших действий, прижимаясь к его крепкому телу еще крепче, и потерлась ягодицами о внушительный признак его желания.

— Я не хочу сандвич, — прохрипел Гарри, прикусывая зубами ее шею и затем поглаживая легкий укус осторожными касаниями кончика языка.

Глаза Гермионы закрылись в экстазе, и она откинула голову ему на плечо, открывая нежный изгиб шеи.

Дыхание Гарри стало тяжелым, Правая рука переместилась с талии, дерзко скользя вверх, чтобы потереть и сжать ее соски, обжигая Гермиону прикосновением даже сквозь одежду.

— Сейчас мне не хочется думать о том, что мы кому-то должны или обязаны, сейчас я хочу забыться в тебе. Позволь мне… — В голосе Гарри была противоположная словам резкость, гортанный тон яростного желания, который Гермиона не замечала прежде. Его руки были повсюду, лаская, требуя принадлежащее только ему. Гермиона подрагивала, волны наслаждения прокатывались по ней, каждая сильнее предыдущей.

С резким, нетерпеливым звуком Гарри потянул вниз молнию платья и спустил его на бедра, расстегнул бюстгальтер, освобождая груди для своих рук и взгляда. Гермиона тихо застонала, когда он обхватил ее груди руками, лаская мягкую плоть и нежно сжимая розовые соски.

— Я часто задумывался о том, какая она на ощупь, — признался он, заставляя Гермиону замереть в своих объятиях.

«Он думал обо мне?» — с восторгом и виной перед Джинни подумала она.

— Да, — простонал Гарри, словно отвечая на не заданный вопрос, и, резко разворачивая к себе, поцеловал горло Гермионы. Он отклонил её назад, заставив повиснуть на его руке, и потянулся к ее соблазнительной груди. Гермиона тихо вскрикнула, когда его горячие губы сомкнулись на соске и втянули его в рот. Ее закружило в темнеющем вихре страсти — теплом, бархатно-черном, — который смел последние сомнения Гермионы. Она растворилась в чисто физическом животном влечении, двигаясь навстречу удовольствию, которое он ей предлагал. Они нетерпеливо исследовали друг друга руками, срывая одежду, разделявшую их тела. Гарри дрожал от ее прикосновений, умоляя о большем.

В какой-то момент они опустились на пол, на мягкий плюшевый ковер. Не в силах ждать, Гарри задрал юбку и стянул с нее колготки. Гермиона выгнулась и прижалась к нему. Она выглядела отрешенной и полностью поглощенной похотью, которую он в ней пробудил, и он резко перевел дыхание.

— Тише, тише, — хрипло успокаивал Гарри, не желая, чтобы все закончилось слишком быстро, и зная, как опасно близок к разрядке. Он хотел убедиться, что она полностью удовлетворена; он хотел видеть ее лицо на пике наслаждения. Он подался назад, уходя от ее соблазнительных рук, поглаживая ее промежность, лаская быстрыми, волнообразными движениями, которые побуждали ее выгибаться, умоляя о большем.

Гермиона стонала от растущего в ней напряжения, которое было таким же пугающим, как и приятным, словно она глыба льда, распадающаяся на тысячи кусочков, таявших в столкновении с его жаром. Пальцы Гарри своим дьявольским танцем заставляли ее забыть саму себя, потерять над собой контроль.

— Не сдерживайся, отдайся, покажи мне, какая ты, — уговаривал он, шепча это ей на ухо, и она не сдерживалась, выкрикивая безумные звуки удовлетворенной страсти, сжимая его руками, в то время как ее тело извивалось в поглощавшем ее блаженстве оргазма.

Не в силах ждать, пока Гермиона придет в себя, Гарри быстро стянул с себя последнюю преграду и вошел в нее одним точным мощным движением.

Гермиона не смогла сдержать резкий крик боли, вырвавшийся из горла, и ее тело содрогнулось от шока. Но она протянула руки и обняла его за шею, прижимаясь к нему, предлагая утешение своего нежного тела. Сила захлестнувших ее чувств ошеломила Гермиону.

Гарри хрипло стонал у ее шеи и потерял всякий контроль, вбиваясь быстро, даже грубо, и все же, несмотря на чувство острого дискомфорта, снова зажигая в ней слабую искру желания.

Гарри кончил, изливаясь в Гермиону прежде, чем искра смогла стать пламенем, которое поглотило бы ее — рыча сквозь сжатые зубы, он достиг своего пика.

Он скатился с нее, и Гермиона лежала на ковре, пытаясь понять и осознать шквал незнакомых ощущений. Она так и осталась бы лежать и даже заснула бы на ковре, если бы сердитый, с трудом сдерживаемый голос Гарри не вернул ее к действительности.

— Какого Волдеморта, Гермиона. О таких вещах предупреждают заранее.

Все еще не придя в себя, Гермиона стала неловкими движениями поправлять платье, стараясь прикрыть ноги и грудь.

— Я… что? — смущенно пробормотала она. Гермиона почувствовала внезапную усталость, подняла руку и прикрыла глаза.

Гарри выругался; грязное слово взорвалось о ее чувствительную кожу, заставив Гермиону слегка вздрогнуть. Она не могла понять, почему он злится; это из-за Джинни? Так ведь она ничего от него не требует.

— Я же ничего…— начала говорить Гермиона и замерла. Она затравленно посмотрела на Гарри, и этот взгляд остановил его, — как будто с ее глаз ненадолго спала пелена, позволяя увидеть ту боль, которая терзала Гермиону день за днем. Она отвела взгляд и постаралась подобрать дрожащие ноги, чтобы подняться.

Гарри что-то тихо произнес, пересек комнату тремя быстрыми шагами, наклонился и взял ее на руки, выпрямляясь без малейшего усилия.

— Чего ты ожидала? — бросил он, неся ее в спальню и укладывая на кровать. — Не сказать мне было чертовски глупо! — несмотря на гнев, руки его были нежными, когда он раздевал ее.

Гермиона тихо лежала, пока Гарри заботился о ней. Он достал палочку и произнес несколько очищающих заклинаний, включая противозачаточное. Услышав последнее слова, Гермиона непонимающе на него взглянула. В конце концов, она поняла причину его злости. Ее неопытность — это не то, чего он ожидал. Она лишь хотела знать, был ли он разочарован или злился, потому что она застала его врасплох. Когда Гарри помог ей переодеться в пижаму с рисунком из перьев на ткани, то сразу уложил на подушки и присел рядом с ней. Свет единственной лампы бросал резкие тени на его жестко очерченное лицо. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

Его реакция вызывала улыбку на губах Гермионы. Она попыталась побороть ее, зная, что Гарри совсем не настроен шутить, но не удержалась. Мягкие губы изогнулись в нежной улыбке, и она тихо поддразнила:

— Секс не сделал меня инвалидом. Я могла бы раздеться сама.

Гарри сердито глянул на нее и увидел нежность улыбки, которая приглашала посмеяться вместе. Понимая, что обращается с ней, как с раненой, он смягчился и даже почувствовал робость, но поборол это чувство, сохраняя свирепое выражение лица.

— Тогда тебе повезло больше, чем ты того заслуживаешь. Я мог причинить тебе боль, на самом деле тебя поранить. Проклятье, ты должна была сказать, что это был твой первый раз!

— Прости, — серьезно извинилась Гермиона. — Не знала, что на этот случай тоже есть правила.

Какой-то момент Гарри выглядел так, словно вот-вот взорвется, в темных глубинах его глаз полыхала чистая ярость. Но он умел контролировать свой нрав и сейчас проявил всю свою выдержку. Он молчал до тех пор, пока не смог снова себе доверять. В конце концов, он резко провел рукой по взъерошенным черным волосам и снял очки, потирая переносицу.

— Тебе двадцать восемь. Какого дракла ты все еще девственница?

Он был совершенно сбит с толку, произошедшее было выше его понимания. Гарри неловко поерзала, осознавая, каким пережитком прошлого она выглядела. Если бы она родилась хотя бы на одно поколение раньше, она бы не казалась такой старомодной; до замужества от нее ожидали бы соблюдения целомудрия. Гермиона не была ханжой и в душе была абсолютно раскрепощена, но в реальности в решающих ситуациях вела себя скованно и никак не могла решиться пойти до конца с Роном, потом она поняла, что любит Гарри, и это свело на нет шансы всех остальных мужчин. Если она не могла заполучить его, она не хотела никого другого.