Чекистские были

6

Протокол допроса Ксении мы отнесли Осипову. Он передал нам распоряжение сегодня же произвести обыск у Анастасии Усовой и, если нужно, арестовать ее. Из допроса Ксении нам уже было известно, что Усова живет на своей даче в Махинджаури, пригороде Батуми, и служит бухгалтером в одном из городских учреждений. Домой со службы она приезжает не позже шести часов вечера. Мы полагали, что только тогда ей могут быть известны результаты переброски Ксении. Об этом ей мог сообщить вернувшийся Болквадзе или таинственный Алексей.

Получив ордера на обыск и арест, мы в шестом часу вечера отправились в Махинджаури. Предварительно заехали в поселковый Совет и пригласили с собой понятых — председателя и секретаря. Николая же с автомашиной мы оставили у Совета, чтобы не привлекать к дому Усовой внимания любопытных.

Небольшой красивый домик Усовой стоял в глубине сада среди густых кустов олеандр, лавров, мандариновых и грушевых деревьев.

В дверях застекленной веранды нас встретила хозяйка дома. Она держала большую, светлой масти овчарку.

— Вы Анастасия Усова? — спросил Щекотихин.

— Да, я. Что вам угодно? — спросила женщина.

— Мы из ГПУ. Просим убрать собаку. Лучше всего привязать ее где-нибудь позади дома, в глубине сада.

Усова пристегнула к ошейнику поводок и в сопровождении Щекотихина отправилась за дом привязыватьсобаку. Когда они вернулись, я предъявил ей ордер на обыск.

— Что же вы собираетесь искать?

— Вы не сдали государству иностранную валюту и драгоценные вещи. Может быть, вы добровольно, без обыска, сдадите их?

— У меня нет никаких драгоценностей, а тем более иностранной валюты. Вас кто-то ввел в заблуждение. — При этом Усова показала несколько колец на своих руках и небольшую золотую брошку, — Вот все.

Мы начали обыск. Тщательно осмотрели весь дом, от подвала до чердака, застекленную веранду, на которой хозяйка хранила садовый урожай — мандарины и груши.

Единственной вещью, заинтересовавшей нас, была деревянная резная шкатулка, в ней Усова хранила личную переписку и десятка два фотографий. Эту шкатулку мы решили взять с собой для внимательного изучения ее содержимого.

Закончив составление протокола обыска, мы с Щекотихиным подписали его, затем попросили подписать понятых и после этого предложили Усовой ознакомиться с ним, ввести свои замечания, если таковые у нее появятся. Бегло проглядев протокол, она подписала его и, возвращая мне, спокойно спросила:

— Чем еще могу быть полезной?

В ее словах сквозила плохо скрытая ирония.

Не обращая внимания на ее тон, Валентин Щекотихин протянул ей ордер на арест.

— Придется поехать с нами.

— Вы арестовываете меня? — теперь с явной тревогой спросила Усова. — Можно узнать, за что?

— Мы предъявим вам мотивированное объяснение. Пока же собирайтесь, возьмите нужные вам вещи.

— А как же моя собака?

— Позаботимся о ней, отвезем ее в питомник погра-личного отряда. Там ей будет не хуже, чем у вас, — сказал Щекотихин, отправляя секретаря поселкового Совета за Николаем, который находился у машины.

Нам оставалось подождать машину и, опечатав дом, сдать его под охрану председателя поселкового Совета. В этот момент с веранды в комнату вошел какой-то мужчина. Увидев нас, он что-то пробормотал и повернулся, чтобы уйти.

— Куда же вы? Вы к хозяйке пришли? — спросил Щекотихин, опуская правую руку в карман.

— Я зайду в другой раз…

— Руки вверх! — резко приказал Валентин и выхватил из кармана пистолет. — Имя, фамилия?

Я подошел к незнакомцу, извлек у него из-за пояса за спиной спортивный десятизарядный пистолет.

— Имя, фамилия, живо! — повторил Щекотихин.

— Авдонин…

— Алексей Авдонин? — с нескрываемой радостью произнес мой товарищ.

— Д-да, Алексей, — с удивлением произнес вошедший. — Что вы от меня хотите?

— Узнаете, если сами не догадываетесь. Вверх, вверх руки! Ну быстро!

К дому подъехала наша машина, и Николай появился в комнате. Щекотихин приказал Николаю надеть на задержанного наручники и обыскать его. Николай извлек из бокового кармана пиджака Авдонина документы, по которым тот значился служащим кооператива в небольшом городке Зугдиди в Западной Грузии, два железнодорожных билета: один на местный поезд от Батуми до Чаквы и обратно и билет на вечерний поезд до Тбилиси. Валентин оба билета поднес к электрической лампочке, чтобы посмотреть на свет пробитую на них компостером дату. Оба билета были датированы сегодняшним днем.

Мы опечатали двери, закрыли ставни на окнах, залили горевшие в плите дрова и вышли из дома. Арестованных рассадили в машине: Усову рядом с шофером, а Авдонина между собой на заднее сиденье, не забыли захватить овчарку, на которую надели намордник. Приехав в ГПУ, мы сдали арестованных в комендатуру. Собаку же пришлось везти в питомник пограничного отряда. Со всеми этими делами мы провозились долго, порядком устали, были голодны и едва успели к десяти часам вечера забежать в столовую, чтобы наспех поужинать.

Осипов, узнав, что Авдонин был именно тем, кого мы безуспешно разыскивали, сказал:

— Не завалите дело в процессе следствия. Продумайте план допроса, сперва займитесь Усовой.

На следующее утро я спросил Щекотихина:

— Авдонин занимается стрелковым спортом? Для чего у него такой пистолет?

— Стрелковым спортом, говоришь? Навряд ли. У него боевое оружие для каких-то определенных целей. Патрон такой же, как у мелкокалиберной винтовки. Им можно убить кого хочешь, особенно если стрелять с близкого расстояния.

Валентин замолчал, прищурился, стараясь что-то вспомнить, а затем стукнул себя ладонью по лбу, стал с лихорадочной поспешностью перелистывать папку с материалами.

— Смотри, здесь написано, что старик Нифонт был ранен из мелкокалиберного оружия! Так, так… Вот для чего у этого молодца был мелкокалиберный пистолет. Оружие как будто бы и спортивное, но вместе с тем убойное и стреляет почти бесшумно!..

Начали мы с того, что разобрали содержимое шкатулки, отобранной у Анастасии Усовой. В ней были старые письма, главным образом переписка с покойным мужем, когда он еще был на фронте в период первой мировой войны, несколько незначительных по содержанию писем от отца и матери Ксении за 1914–1928 годы. Большой интерес представили фотографии, вернее, две из них. На одной, датированной мартом 1919 года, были сфотографированы двое военных — офицер и солдат. Офицером был умерший в 1922 году муж Усовой, а в солдате нетрудно было узнать Алексея Авдонина. Кроме обычного для близких родственников посвящения, на обратной стороне фотографии указывалось место, где она была сделана или откуда была прислана. Этим местом был город Салоники в Греции. На второй карточке был Алексей Авдонин, сделавший короткую надпись: «Верному другу моего друга и покровителя. Алексей Авдеев. Май 1921 года. Тифлис».

Фотографии заинтересовали нас. Возникали, по крайней мере, три вопроса, требовавшие убедительных ответов и, как нам казалось, имевших существенное значение для следствия: что связывало в царской армии офицера в чине капитана с рядовым солдатом? Почему они оба оказались во время войны за границей, в Греции? Почему на фотографии восьмилетней давности вместо фамилии Авдонин стоит фамилия Авдеев?