Стажёр в Министерстве Магии

Глава 21. Волей-неволей

Volens nolens.Волей-неволей, вне твоего желания (лат.).

Василиса облизала губы. Было липко и вкусно. «Как же хочется еще». В руке лежала еще теплая тушка. Вася подняла ее поближе к лицу, с наслаждением обнюхала и вцепилась зубами.

«Кровь! Кровь! Кровь!» — стучал пульс, отбивая такт рывкам, с которыми она выгрызала куски.

Хотелось выпить всю жидкость. А ту, что пролилась мимо, размазать по коже. Впитать все, до последней капли.

Василиса исступленно терла себя скользкими пальцами по рукам, ногам, по лицу и шее — везде, где тело не прикрывала одежда.

Она сидела в туннеле, лишенном света. Осмотрелась. Увидела на бетонных плитах пола и стен капли. Они пахли просто одуряюще. Василиса уделила внимание каждой: аккуратно промакивала пальчиком и убирала его в рот, а после — хорошенько вылизала то место на полу или стене, чтобы ни малейшей частички драгоценной жидкости не пропало зря.

«Кровь! Кровь! Кровь!» — ужасно хотелось ещё.

Найти, поймать такие же сладкие и вкусные теплые кровяные мешочки.

Но кто-то звал ее. Звал так сильно, что желание пить оказалось слабее этого зова.

— ... зовут этот город Москвой, — сказала она тихо, не понимая смысла этих слов. Сейчас для нее это были бессмысленные звуки, — Р-раа! Я восстану и сожгу её!

Темные стены тоннеля погасили её рык. Мгновение и тишина.

Она постояла немного, с сожалением посмотрела на остатки смелого и хитрого крысюка и стремительно пошла по тоннелю в сторону центра.

В этот момент в семидесяти трёх метрах сверху над Василисой «наводчик» и мелкий мошенник шагнул в подъезд жилого дома у станции метро «Парк Победы».

Ровно там столетиями располагался холм, называемый Поклонной горой, пока в советские годы его не накрыла большая послевоенная стройка, изменившая облик города и без стеснения перенесшая множество исторических мест оттуда, где они были, туда, где это было удобно советской власти.

«Что-то не то...» — подумал мошенник и поднял взгляд.

Подъезд искрился свежей гранитной отделкой. Поверх темно-серого гранита хаотично раскиданы объемные скульптуры малахитово-зеленых ящериц самых разных размеров: от крошечной, с детский мизинчик, до здоровых, с французскую бульдожку.

Какой-то безумный дизайнер раскидал их по стене с намеком не иначе как на первозданный хаос бытия. По одной и группами, они сидели на стене, на подоконнике единственного в подъезде окна, даже на батарее (тоже, кстати, в тон граниту окрашенной в темно-серый, чего только не напридумывают эти дизайнеры!).

«День, определенно, удачный! — позитивно подумал Слюнякин, — черные риэлторы адрес бабки в таком шикарнецком доме с руками оторвут».

Оставалось обойти квартиры и добыть адреса вожделенных мошенниками пенсионерок.

Слюнякин поправил бейсболку и собирался прикрыть за собой дверь, как из нее подуло теплым московским ветерком. И тут все ящерицы, как одна, повернули свои змеиные зеленые головы в сторону двери и стоявшего в проеме Дениса Георгиевича. Пресмыкающиеся резко подались в его сторону и зашипели, высовывая тонкие раздвоенные языки.

Денис Георгиевич вылетел во двор. Дверь бахнула о стену и медленно поползла обратно, защелкнулась. По земле еще катилась бейсболка, а Дениса Георгиевича уже не было видно. Мелкий мошенник бежал подальше от странного дома. Бежал так быстро, как могли нести его ноги. Оказалось, могут они гораздо быстрее, чем он полагал. Также он полагал, что пора ему поискать себе более спокойную работу: курьером, продавцом или профессиональным бегуном.

***

С самого утра день Веры Степановны не задался. Красную ветку метро, пересекающую Москву наискось, перекрыли из-за аварии. Экскурсовод застрял в пробке и катастрофически не успевал ни к началу, ни к середине, ни даже к концу предполагаемой экскурсии. Вера Степановна все понимала, Вера Степановна ему сопереживала, Вера Степановна очень даже ему верила и без фотографии из салона автобуса, на которой хорошо просматривалась уходящая во все стороны бескрайняя река красных автомобильных огней.

Надо было что-то делать. Срочно.

Партнеры из Китая приехали на финальные переговоры, и все шло на удивление гладко. Вчера, на первой встрече, они всего четыре часа торговались и согласились почти на все пункты Веры Степановны. Сегодня вечером должны были, по ее плану, согласиться на оставшиеся, подписать контракты и, через пару дней, отбыть.

Если бы не знаменитые московские пробки! И самое красивое метро в мире, будь оно неладно!

Китайцы обидчивые, китайцы восточные, китайцы немного странные, а уж какие прижимистые и капризные, когда речь заходит о подписании контрактов на поставку оборудования для муниципалитета такого большого города как Москва. Найдут ведь повод придраться и пересмотреть уже, казалось бы, согласованный контракт.

Но Вера Степановна Шварц была урожденная Шварц. По маменьке даже и Роденберг. Какой-то транспортный коллапс не мог нарушить ее наполеоновских планов!

Прямо в пушистых розовых тапках и с чашкой кофе руке она вышла из квартиры и позвонила в соседскую дверь. Хороший район, в котором жила Вера Степановна, включал в себя не только самые дорогие в стране цены на квадратный метр жилья и впечатляющие счета коммунальные услуги, но и приличных, хорошо образованных соседей.

— Софочка, деточка, — Вере Степановне повезло, дверь открыла единственная и любимая дочь главврача крупнейшей московской больницы: — Напомни, какие языки ты знаешь свободно, а какие со словарем?

Вопрос Веры Степановны был лишь поводом для дальнейшего предложения, потому что с ее прекрасной памятью грешно было забыть, что Софочка Сарикян кроме русского, армянского и иврита свободно говорит на английском и китайском.

Если у Софочки еще были какие-то планы на день, то с появлением напористой и энергичной Веры Степановны они сразу потускнели и растаяли в воздухе. Она быстренько собралась и погрузилась на переднее сиденье автомобиля мадам Шварц.

— Пристегнись, Софочка, — по доброму посоветовала Вера Степановна, — мы сейчас поедем до офиса. С ветерком.

«В интересах твоего душевного равновесия, серна моя волоокая, прикрою-ка я спидометр косметичкой...» — продолжила она уже про себя, выруливая из двора.

В этот момент из депо на Красной Пресне, в самом центре Москвы, выехал железнодорожный состав с ремкомплектом — на аварию. Рабочие в спецовках отпустили его и спешно загружали следующий. Впервые за последние полсотни лет завхоз рельсохранилища (как он сам называл площадку, где вдоль забора были уложены рельсы и шпалы) увидел дальнюю стенку этого самого забора и даже надпись «Здесь был Изя», аккуратно выведенную на бетоне белой масляной краской. Долгие годы она была скрыта штабелями неподъемных и, как правило, не особо используемых рельс. Но вот, настал момент и надпись явилась миру. Сколько лет она скрывалась за горами рельс? Кто её написал? Зачем? Всеми этими вопросами никто сейчас не задавался — люди были заняты, особенно завхоз.

Он уже знал, что творится непонятное: в одну ночь на двенадцати участках метрополитена рельсы и шпалы были заменены неизвестными на... каменные.

Он бы не поверил, но рабочие, возвращаясь со смены, активно делились где-то смазанными, а где-то и очень даже четкими фотографиями покрошенных уже колесами составов или еще целыми (в некоторых туннелях не дошло до аварий — быстро спохватились и перекрыли движение) малахитовых стержней, в которые превратились рельсы.

Никто ничего не понимал. Завхоз бегал по рельсохранилищу, подписывал ежечасно документы на изъятие ценного подведомственного ему расходного материала, и бормотал «Черт-те что творится, черт-те что!».