Винки

4

Полицейский фургон остановился, и двери раскрылись: солнце, лампы-вспышки, стена тел, вопящих за барьером. «Освободите Винки!» — кричали одни. «Убить Винки!» — кричали другие.

Присяжные совещались больше двух недель. Медведя вели мимо камер и толпы вверх по слишком ярким ступеням, по затемненному коридору в приемную без окон, где всегда приходилось ждать судью.

Маленькая комната была овальной без каких-либо еще признаков — белые стены, стол «Формайка», металлические стулья с виниловыми подонками. Здесь было необыкновенно тихо, и ни помощник Уолтер, ни агенты Майк и Мэри Сью, ни приставы не произносили ни слова. Даже Чарльз Неудалый сидел в полной тишине, грызя ногти. Спертый воздух не был ни теплым, ни прохладным. Кандалы врезались Винки в лодыжки, но он и не думал пошевелить ими Он смотрел прямо перед собой. Он не знал, сколько времени прошло до момента когда судья и присяжные были гитовы.

Он старался думать о хорошем. Он не знал, что его жизнь превратится в такое — поиск надежды. Давным-давно, в тот судьбоносный день, когда родилась Малышка Винки, медведю казалось, что он навсегда обрел надежду. Теперь же, казалось, он навсегда обречен лишь на поиск.

Один из охранников откашлялся, и в комнатке-чистилище снова стало тихо. И тогда Винки увидел, что надежда мерцает перед его глазами, как большая блестящая монета, вращающаяся в пустом овальном пространстве между стен, — монета-привидение, поворачивающаяся медленно, исчезающая и появляющаяся в воздухе в нескольких сантиметрах от его глаз. Если она поворачивалась боком, ты не видел ее; или ты видел лишь половинку ее, или четверть, или совсем чуть-чуть, как видишь серп луны, или лишь на мгновение ее всю, круглую и золотую. И неподвижный воздух, в котором вращалась эта монета-приведение, был ощутим, как туман; в этих частичках пряталась или показывалась надежда, поворачиваясь, мерцая; и казалось, что этот светящийся, неуловимый образ делал воздух воздухом, комнату комнатой, мгновение мгновением. Винки наблюдал, как во сне. Должно было существовать правило, и в данном случае правило было таково, что нельзя протянуть руку и прикоснуться к надежде, что парила перед тобой, нельзя, как нельзя было оглянуться Лоту. Нет, у медведя не было выбора Надежда вращалась. Винки наблюдал за ней. Она показывалась между частицами настоящего или пряталась. Он просто наблюдал.

— Дамы и господа присяжные заседатели, в деле общественного обвинения против Винки вынесли ли вы приговор?

Даже сам вопрос, казалось, на мгновение повис в воздухе. Винки смотрел на голубой занавес, слегка качающийся от сквозняка.

— Нет, ваша честь.

Медведь удивленно втянул подбородок, и зал начал неистово шуметь. Судья ударял молотком до тех пор, пока тишина не восстановилась.

— Следует ли мне понимать, что вы зашли в полный тупик?

— Да, ваша честь. — Голос мог сойти как за мужской, так и за женский, Винки не разобрался. — Нам не удалось вынести приговор.

Судья выглядел раздраженным.

— По всем девяти тысячам шестистам семидесяти восьми пунктам обвинения?

Быстро зашуршали бумаги.

— Девять тысяч шестьсот семьдесят восемь. Да.

Судья вздохнул.

— Да будет так! — Бум! Бум!

Молоток стучал со своей обычной категоричностью, будто судьба медведя никогда не решится. Из зала выбежал молодой репортер с воплем: «Присяжных на виселицу!» Все одновременно заговорили. Винки все пытался понять, что случилось, когда Неудалый поднял его с кресла.

— Мы сделали это! — кричал он, крепко обнимая медведя. — Я, я, я не могу в это поверить! Поздравляю, мистер Винки!

Медведь почувствовал, как на его макушку плюхнулись слезы радости адвоката. Он не решался спросить, но ему необходимо было знать наверняка.

— Я… свободен?

Неудалый отпрянул.

— Гм, не совсем… — Он смущенно засмеялся и посадил медведя на место. — Но, но, но… ну… ну…

Винки повернулся к толпе, чтобы отыскать Франсуаз и Марианну, но они выглядели так же смущенно, как и он. Франсуаз помахала медведю рукой и попыталась улыбнуться. Остальные же насмехались над ним; возможно, так они будут делать и дальше.

— Порядок! — как обычно, закричал судья. Бум! Бум! Бум! — Господин прокурор, будет ли общественное обвинение добиваться нового процесса?

Винки тревожно навострил уши. Он принялся тянуть Неудалого за рукав, но адвокат пожимал кому-то руку и не обращал на происходящее никакого внимания. Зал понемногу затих, и судья повторил свой вопрос.

— Мы совершенно непременно будем настаивать на новом процессе! — раздался оглушительный ответ прокурора. — И мы требуем, чтобы подзащитный оставался под стражей, без права освобождения под залог!

Винки — революционер семейной жизни, и самих законов природы, и повествования — еще не был свободен. Медведь вздохнул, Неудалый начал заикаться, пытаясь выразить протест, и спор начался заново.