Мой разрыв с сектантами-трясунами

* * *

Я до сих пор не упомянул про моего дядю Максима. Скромный труженик, бескорыстный и честный человек, он был далек от религиозной атмосферы, которая царила в нашем доме. Бывало, придет усталый с работы, подсядет ко мне:

— Ну как, парень, уроки? Ну-ка, тетрадки покажи.

Замечая рядом библию, он уносил ее в другую комнату, о чем-то бранился с родными, потом снова возвращался ко мне:

— Учиться, Феденька, учиться надо. Ты будешь первым грамотеем в нашей семье, — говорил он и мечтал: — Когда вырастешь, мы с тобой уедем отсюда далеко-далеко. Будем строить заводы…

Строить заводы нам с ним не пришлось. В 1941 году дядя Максим ушел на фронт. Последнее письмо, которое мы получили, было написано им под Сталинградом.

А Мачульская, между тем, не оставляла меня ни на минуту в покое. Я верил ей, как самому себе. Но позднее, когда мне стала известна подлинная деятельность и настоящее лицо этой религиозной фанатички, я рвал на себе волосы: кому была вверена моя жизнь!

Мачульская была одной из активнейших сектанток-пятидесятниц. Несмотря на преклонный возраст, она активно и ревностно распространяла по городам и селам сектантское учение. Но если бы только этим ограничивалась ее деятельность! Впоследствии для меня стало понятно, что религия была для нее лишь ширмой, за которой она скрывала свою подлинную сущность, враждебную нашей советской жизни. Среди отсталых, малограмотных людей эта фанатичка, рисуясь «страдалицей за веру», открыто высказывалась антисоветски, сея неверие в дело социализма, пророчествуя «божье наказание» для нашего государства, его скорую «гибель». Когда лучшие сыны и дочери советского народа грудью защищали отчизну от немецко-фашистских захватчиков, она шипела:

— Не берите в руки оружие, убойтесь бога.

Именем бога она пророчествовала победу немецко-фашистским захватчикам. Слушатели Мачульской так были напуганы адом и карой божьей на том свете, что подчас даже затруднялись провести грань между верой и предательством.

Но, внимая проповедям Мачульской, я тогда сам еще не разбирался в этих вопросах. К тому времени я уже давно замкнулся в себе, школьные друзья от меня отошли, я жил мыслями о предстоящем суде всевышнего.

Однажды Мачульская сказала мне:

— Каждый, кто хочет спасти свою грешную душу, должен в сердце своем иметь дух святой.

Давно подготовленный ее беседами, я ответил, что тоже хочу иметь в своем сердце святой дух. Мачульская только этого и ждала. В тот же вечер в наш дом пришли сектанты — просить бога, чтобы он крестил меня «духом святым». Окна были занавешены, все долго сидели в полумраке при слабом мерцании керосиновой лампы. Мачульская прочитала отрывок из библии — беседу Никодима с Иисусом Христом. Все упали на колени, начали шумно молиться. Кричали все громче и громче, доводя себя до исступления. Мне становилось страшно.

— Ты, Федя, руки вверх подними, — услышал я шепот. Я исполнил это.

— Кричи, моли бога, Федя!

Я закричал во все горло:

— Крести, господи, меня, крести, господи!

Прошло десять минут, двадцать, час… Колени у меня онемели, тело покрылось испариной, по лицу текли капли пота и слезы, голос охрип, а я все кричал и кричал:

— Крести, господи, меня, крести, господи!

Но бог, видимо, не торопился спасать мою душу. Я был уже в полуобморочном состоянии, а «чудо» все не свершалось. Решили отдохнуть. Все перестали молиться.

— Вспомни, Федя, — внушала мне Мачульская, — может, есть у тебя еще грехи, может, что гнетет твое сердце?

Я перебирал в памяти и рассказывал Мачульской все, что мог: и как лазил в чужие сады, и как дергал девчонок за косички… Но, видимо, мои грехи не очень устраивали духовную наставницу. Она снова открыла библию и начала читать послание Иакова.

Все собравшиеся снова упали на колени. Мачульская велела опять поднять руки, но у меня уже не было больше сил. Тогда одну мою руку она подняла сама, другую держала старая сектантка Татьяна Губа. Мачульская шептала:

— Федя, кричи одно слово «крести».

И я кричал:

— Крести, крести, крести…

А вокруг — вопли собравшихся:

— Дай, дай, дай!.. Крести его, крести «духом святым!».

У меня стал заплетаться язык, я терял сознание.

— Крести… сти… кре… ре… рестикри…

Я уже не соображал, что говорил[1]. Но едва нечленораздельные звуки стали срываться с моих уст, стены дома задрожали от крика: сектанты возликовали. Я стал бегать по комнате. Все кричали, как оглашенные:

— Благодарим тебя, боже, что ты послал крещение духом святым, омытым и очищенным кровью Христа…

Я продолжал выкрикивать несуразности: онари, контури, онтари, шанар, файмана…

Людям, неосведомленным в подобных психических самоистязаниях, это может показаться выдумкой. Однако фанатизм пятидесятников действительно доводит их до умопомрачения, и именно это-то и является одной из отличительных черт их обрядности. Невразумительные слова, которые выкрикивает человек, доведенный до бесчувственного состояния, считаются у пятидесятников ангельским наречием, которым, дескать, дух святой ходатайствует перед богом о прощении человеческих грехов.

Насколько «божественно» проявление «иноязыков», можно судить по такому любопытному случаю, о котором рассказывали приезжавшие из Владивостока сектанты. Хитроватая пятидесятница Нина Блохина, живущая во Владивостоке, решила не утруждать себя муками во время крещения и получить ангельское наречие более легким способом, пойдя на сделку с богом. Она потихоньку от всех заучила несколько бессмысленных слов и на собрании общины в подходящий момент нараспев повторила эти слова. Сначала все молчали. Тогда Нина, не смущаясь, громче повторила то же самое. Это возымело успех. Члены общины стали бегать вокруг нее, кричать, благодарить бога за милость. Она удивилась, что никто в общине ничего не заметил и не нашел разницы между ангельским наречием и ее, Нининой, изобретательностью. Она тревожно рассказала об этом подруге Дусе Прощенко. Та, успокоив Нину, воспользовалась ее выдумкой и успешно приняла крещение таким же безболезненным образом. Проповедник даже отметил благозвучность и нежность их ангельских наречий.

Однако большинство сектантов добивается крещения «честным» путем, доводят себя до исступления, до кликушества.

Вряд ли надо подчеркивать, сколь пагубно отражается этот обряд на здоровье верующих. Мне известно немало случаев, когда крещение «духом святым» буквально калечило психику людей на всю жизнь. Сектант Денис Карабанов, живущий во Владивостоке, молился, например, не покидая чердака дома. Рядом с ним стояло ведро воды, ему приносили хлеб. Проделав в крыше возле трубы дырку, он молился в течение целого месяца, глядя на небеса, пока, наконец, не «заговорил» на «иноязыках». Ничто уже не в силах было восстановить его подорванное здоровье.

В городе Имане Приморского края крестили «духом святым» сектанта Петра Федоренко. Верующие повели своего «брата» в глухую тайгу, заставили его опуститься на колени, неистово рычать и грести под собою землю. Эта процедура продолжалась до тех пор, пока несчастный не потерял сознания. Только после того как из груди его стали вырываться нечеловеческие вопли, его подхватили и поволокли обратно.

В этом же городе недавно отправили на излечение в психиатрическую больницу сектантку Анну Полякову, с детства воспитанную в религиозном духе. Во время одного из ревностных молений, сопровождавшегося истерикой, тридцатилетняя женщина сошла с ума.

Такую же участь разделила ее «сестра» по секте Нина Некрасова. Стремясь угодить богу, она ночами просиживала над евангелием и усиленно молилась. Старый проповедник Денис Карабанов решил устроить женщине крещение «духом святым». Сколько он ни заставлял ее трястись и кричать, Некрасова так и не изрекла бессмысленных слов. Не добившись цели, старик отослал ее к «братьям» в Находку. Здесь уже имели опыт в этом деле. Над женщиной куражились так, что вскоре после беспрерывных молений ее поместили в больницу для душевнобольных.

В семье сектанта Циммермана решили окрестить 12-летнего мальчика. Ребенка тоже довели до такого состояния, что он стал выкрикивать нечленораздельные звуки.