Всё, всегда, везде. Как мы стали постмодернистами

С самого начала он считал Америку нулевой страной в плане культуры — пустыней, не идущей ни в какое сравнение с Европой. Это выглядело почти как если бы он перед своим путешествием создал компьютерную симуляцию Америки и, ступив на ее реальную землю, начал использовать эту симуляцию в качестве иллюстрации того, что хотел увидеть: «Американская культура — не то чудесное средство, которое у нас потребляют в сакраментальном ментальном пространстве и которое имеет право на свое особое место в сознании и периодических изданиях. Культура здесь — это пространство, это скорость, это кино, это технологии. Она аутентична, если мы вообще можем так сказать о чем-либо»[417].

Он писал об американцах как о людях «наивных», хотя, как утверждает Джефф Дайер в своем предисловии к Америке, здесь наивен был сам Бодрийяр, «учитывая, что, по крайней мере со времени окончания Второй мировой войны, американцы занимали высшие места во всех видах культурных состязаний»[418]. Дни, когда Европа могла свысока смотреть на Америку, а Америка была вынуждена завидовать культурной изысканности Европы, давно прошли. И всё же, несмотря ни на что, в книге, которая представляет собой серию удивительно безответственных цветистых риторических заметок, которые, если вы в лирическом настроении, покажутся вам поэтически проницательными, однако, в противном случае, могут выглядеть типичными для современных французских философов безапелляционными утверждениями, без аргументов и извинений, Бодрийяр продолжает нести возвышенную чушь. «Америка — не сновидение, не реальность, — писал Бодрийяр. — Америка — гиперреальность. Она гиперреальна, поскольку представляет собой утопию, которая с самого начала переживалась как воплощенная»[419].

Понятно, что рассуждения подобного сорта приводили в бешенство некоторых критиков. Высказывались предположения, что он зря пересек Атлантику, поскольку не смог рассмотреть на той стороне Америку, увидев лишь себя. Даже его редактор Марк Постер посчитал, что автор зашел слишком далеко.

Написанное Бодрийяром заслуживает нескольких критических замечаний. Он не смог определить ключевые термины… Его стиль письма излишне гиперболичен и декларативен, зачастую ему не хватает последовательного систематического анализа, там, где это уместно. Он излишне полагается на свою интуицию, отказываясь квалифицировать или ограничивать свои утверждения. Он пишет о конкретных персональных впечатлениях, телевизионных образах, как будто всё остальное происходящее в обществе не имеет значения, экстраполируя из этого ограниченного примера мрачный взгляд на весь мир. Он игнорирует противоречащие этому доказательства[420].

Всё это правда, но в философствовании Бодрийяра на основании проплывающих за окном автомобиля пейзажей есть метод. Америку определенно можно читать как симптом того, что он критикует. Его книга была столь же оторвана от реальности, как и ее предмет. Она сама по себе представляла третий порядок симулякра, который не обязательно должен иметь какое-либо сходство с чем-то, существующим в реальном мире. Поэтому американцы могут резонно заявить, что его книга точно так же не имеет отношения к реальной Америке, и поэтому наблюдения и выводы, сделанные в ней, не имеют к ним никакого отношения.

Другие философы тоже находили в Америке постмодернистскую гиперреальность, но они не делали открытия о ее вездесущности, как Бодрийяр. Например, его коллега по туризму в гиперреальность, Умберто Эко, писал о своем паломничестве в поисках «абсолютной подделки», под которой он имел в виду имитации, не просто воспроизводящие реальность, но пытающиеся улучшить ее. Итальянский профессор сообщает в эссе Путешествие в гиперреальность, что обнаружил в Музее восковых фигур «отреставрированную» Венеру Милосскую — с руками. Однако конкретно то, чего он искал, Эко обнаружил в двух «абсолютно ненастоящих городах» — Диснейленде и Мире Диснея, с их искусственными замками и роботами-аниматронами.

Посетив эти подделки, он обнаружил, что реальность разочаровывает. Эко желчно отметил, что во время путешествия по настоящей Миссисипи река отказалась показать ему своих пресловутых аллигаторов, тогда как на искусственной реке в Диснейленде аниматронные имитации животных услужливо позировали ему. «Когда <…> вы попадаете из игрушечного Нового Орлеана Диснейленда в настоящий, <…> где капитан колесного парохода предупреждает, что здесь можно увидеть крокодилов, которых в итоге вы не видите, не исключено, что тогда вы с грустью вспомните про Диснейленд, где, чтобы посмотреть на диких животных, их не надо умолять. Диснейленд говорит нам, что техника может предоставить куда больше реальности, чем природа»[421], — заключил он. Действительно, это один из аспектов постмодернизма: реальность можно улучшить с помощью технологий. И сегодня мы видим примеры этого повсюду. Песок на пляжи Тенерифе завозится из Сахары. В Эмиратах строят Мировые острова — искусственный архипелаг в форме карты мира. И наши приключения в интернете часто заставляют реальную жизнь выглядеть бледной и неинтересной в сравнении.

Еще более важно, что Эко увидел в Диснейленде прямую связь между постмодернизмом и неолиберальным консюмеризмом: «Аллегория общества потребления, место абсолютного иконизма, Диснейленд также является местом полной пассивности. Посетители должны быть готовы, что им придется действовать, как его автоматоны»[422]. Если у постмодернистской гиперреальности была своя функция, она состояла в том, чтобы сделать нас пассивными потребителями.

Бодрийяр не соглашается с анализом Эко. Диснейленд не гиперреален. Точнее, гиперреальны Соединенные Штаты целиком. Он утверждает, что Диснейленд является алиби для идеального преступления: убийства реальности. В своем эссе 1983 года Симуляции он писал, что «Диснейленд существует для того, чтобы скрыть, что Диснейлендом на самом деле является „реальная“ страна — вся „реальная“ Америка (примерно так, как тюрьмы служат для того, чтобы скрыть, что весь социум во всей своей полноте, во всей своей банальной вездесущности является местом заключения)»[423].

Ту же иллюзию, как утверждал Бодрийяр, создает и лелеет уотергейтский скандал — взлом республиканцами штаб-квартиры Национального комитета демократической партии в Вашингтоне в 1972 году и последующая попытка сокрытия этого администрацией президента Ричарда Никсона. Бодрийяр считал, что, хотя попытки Никсона препятствовать расследованию были изобличены, само публичное разоблачение и последующее освещение этой истории порождает иллюзию, а именно иллюзию того, что закон и мораль существуют на уровне реальности и что американская политическая система не коррумпирована.

Это ощущение того, что Америка представляет собой общество симуляции, является, как утверждал Дуглас Келлнер, симптомом кибернетического воображения Бодрийяра, рассматривающего современное общество как программный механизм, обеспечивающий тщательно продуманную систему сдерживания, предохраняющую его от краха или революционных изменений[424]. Это сдерживание проявляется не только в системах вооружений или в политике, но и в системе образования, в демократической системе и в том, что американцы делают для развлечения. Диснейленд и Мир Диснея создают иллюзию, что это парки развлечений, имитирующие реальный мир; но они, скорее, скрывают правду о том, что различия между реальным и воображаемым больше не существует. Гиперреальное превзошло и заменило реальное. И нет ничего более гиперреального, чем Лас-Вегас, город в пустыне Невада, который Бодрийяр посетил во время своего путешествия.