Андрей Капица. Колумб XX века

Помню, пришли с тетей Женей из какого-то кино. Тете Жене понравилось, а мне — нет. Андрей Петрович бросает взгляд на дочерей: „Нет, надо, надо. Вам надо посмотреть!“ Он очень любил фильмы про Индиану Джонса. Это он привез их из-за границы сначала на кассетах, потом на дисках. У него было много кассет со всякими путешествиями. И еще был период, когда он не расставался с кинокамерой — снимал все места, где бывал. Тетя Женя тоже снимала на кинокамеру поездки в Англию, в Финляндию, в Париж. На уровне вполне себе документального кино. Мизансцена, приближение — удаление, какие-то архитектурные кусочки. Все это привозилось из поездок, чтобы показать, что видела. Впечатлениями от поездок они всегда делились.

После нашего дома, где всегда проходной двор, из моих знакомых домов самый открытый был у Андрея Петровича».

М. А. Масленников рассказывал: «Я как-то раз с маленьким сыном был у них в Москве, в университете в гостях. А у них игрушка: невероятной красоты птица сидит на жердочке, а в ней всего-то батарейка пальчиковая. Но мы-то не знали! Если включить, попугай на разные лады поет, трепещет крыльями и хвостом. Мальчишка мой в полном восторге! И вдруг слышу, Надя шепчет своему тоже маленькому сыну Ване: „Мальчику очень понравилась твоя птичка. Вань, подари ему ее, пожалуйста. Он у нас в гостях“».

Год 1991-й Капицы встречали, впрочем, как и все предыдущие, полными надежд. Вот только Евгения Александровна немного приболела…

«Плохо себя чувствовала, а потом выяснилось, что это запущенная желудочная онкология. И лечили, и все, что нужно, делали, а оказалось, что уже поздно что-либо делать, несмотря на все принятые меры и знакомства, — с горечью вспоминает Анна Андреевна. — Мама за полгода ушла в 60 лет в 1991 году».

«Она настолько женщиной была! — поражается Т. М. Красовская. — Внешне очень импозантная, я ее видела за неделю до смерти: подтянута, с укладкой волос, подкрашена, то есть она держалась до последнего. И Андрей Петрович, видимо, жил надеждой, что это продлится, а оно внезапно оборвалось. Он тогда мне позвонил, сказал: „Женя умерла“. Я к нему, конечно, сразу приехала. Было очень тяжело. На него было просто страшно смотреть. Евгения Александровна была его ангелом-хранителем».

И не его одного — после смерти в 1984 году Петра Леонидовича Капицы Анна Алексеевна особенно сблизилась с Евгенией Александровной.

«Когда Анна Алексеевна осталась одна, она обязательно раз в неделю приезжала к тете Жене. Обедала у них дома, или они вдвоем ехали в ресторан», — вспоминает Н. Ю. Симонова.

«Папа переживал ужасно. Сначала Надя пыталась с ним жить, но для нее это стало настоящим испытанием. Потому что папа — человек, который подчинял себе все окружающее. А мы уже были взрослыми. Но вот с Младой Алексеевной они потом прожили долго», — рассказывает Анна Андреевна.

Млада Алексеевна Калашникова, соседка по даче, тогда обратила внимание на Андрея Петровича. К тому времени она уже была вдовой Андрея Аракчеева, того самого мальчика, написавшего Анне Алексеевне письмо с фронта насчет того, что «ножик для Андрюши я уже достал». «Аракчеев много помогал папе на Дальнем Востоке, — говорит Анна Андреевна. — Потом на его кафедре работал. Лохматый такой, в очочках. С деревяшками вечно возился. Он был из добровольцев, что из Москвы уходили на фронт».

Т. Ю. Симонова помнила эти самые тяжелые времена Андрея Петровича: «Выглядел он тогда совсем плохо. Стал очень крупным, сильная гипертония у него была. Когда Млада вышла за него замуж, она первым делом перевела его на раздельное питание. Есть мисочка углеводной пищи, есть мисочка белковой. Ешь, сколько хочешь, только выбери: или оттуда, или отсюда. И он за полгода, может месяцев за семь или восемь, сбросил 40 килограммов. Он к нам домой в гости приходил, и мы с Натальей видели: ест шницель в сухарях, а сухари углеводные, ему нельзя, и ему даже не лень было их ножом счищать! После этого ему очевидно стало даже легче двигаться».

Но это было еще не все. «В тот год, что умерла мама, — вспоминает Анна Андреевна, — у нас в Заречье был большой пожар: сгорела наша дача, и вместе с ней все луки, стрелы, шкура зебры, стена, где все оставляли автографы, и пленки, которые снимали родители. То, что удалось спасти, лежало в коробках в бывшей „Избе физических проблем“».

Надо ли добавлять, что в тот год вообще развалилась страна — Союз Советских Социалистических Республик? Ситуация была непростая, государственное финансирование науки резко сократилось, полностью менялась работа кафедр, лабораторий и экспедиций.

«Число госбюджетных тем сокращается с 1259 до 1077, то есть на 15 %, — писал в своей книге Ю. Г. Симонов. — Ликвидируется 22 структурных подразделения университета… только в той экспедиции, в которой я был научным руководителем, уволено свыше 100 человек… В университете практически ликвидированы все хоздоговорные штаты. Сделано это было с большими нарушениями трудового законодательства, и сотни людей, проработавших в университете десятки лет, остались без работы. Это… произошло в университете впервые. Они искали себе работу по специальности и не находили. Десятки государственных учреждений… были закрыты, или в них произошло аналогичное сокращение штатов. Ликвидировались целые направления работ. Это была первая чрезвычайно болезненная ломка годами складывавшейся системы высшего образования в нашей стране»[272].

Т. Ю. Симонова вспоминала: «Мы тогда организовали частное предприятие. Решили спасать Россию и собрали большую команду академиков. И Капицу туда пригласили. Андрей Петрович был склонен к авантюрным решениям. Он считал, что его фигура и фамилия спасут предприятие. Но ничего заработать нам не удалось. Все там были, а денег никаких не было. Через год академики стали спрашивать: „А деньги-то где?“ Мы влипли в очень неприятную историю».

Первый выход Андрея Петровича в свет после всего, что внезапно обрушилось на него, отмечен в 1993 году.

Рассказывает Ю. П. Баденков: «Я как раз новый дом на даче построил, и в 1993-м мы устроили здесь заседание „Каллисто-клуба“. Собрали всех, кто плавал на „Каллисто“. И Андрей приехал, мне это было особенно приятно, потому что этим он выразил свое уважение, несмотря на высокие позиции, которые занимал в Академии наук. Приехал не один, а с журналистом — Олегом Константиновичем Игнатьевым из „Правды“, спецкорреспондентом, очень известным в свое время. Такой журналист-зарубежник. Он, кстати, тоже с нами плавал на „Каллисто“ от Новой Зеландии до Фиджи. И каждый день давал сводки в „Правду“, где печаталась вся история нашего рейса. Такая открытость Андрея Петровича располагала».

Однако в 1993 году Андрей Петрович уволился из Академии наук и перешел в МГУ на полную ставку заведующего кафедрой. Впереди предстояло еще побороться за нее в «новых экономических условиях» разрухи.