Трусиха

У меня начался приступ кашля.

– Ты чего? – выпучил на меня глаза мужик. – Не хочешь ли ты сказать…

– Именно так, – киваю я головой, – я тоже Скворцов Егор Леонидович… из Васильевки.

У мужика раскрылся рот. Он хотел что-то сказать, но никак не мог что-то проглотить.

– Я так понимаю, что ты и есть мой друг детства, Вовка? – наконец справился я с кашлем. – Но ведь я видел твою могилу. И в деревне все говорили, что ты умер. Как так?

– Да не я в могиле, – наконец проглотил ком в горле Вовка.

– А кто тогда, если не ты? – закружились мысли в моей голове.

– Пойдем куда-нибудь, посидим, расскажу. Ноги совсем не держат от таких новостей.

– Ко мне пойдём, – махнул я рукой в сторону своего дома. – Пойдём жену мою удивлять.

Мы сидели с Вовкой на моей кухне, смотрели друг на друга и не верили своим глазам. Жена не стала нам мешать. Нарезала колбаски, согрела котлетки и отправилась в спальню, смотреть свой сериал.

– Кино можно снимать, – прикрывает она дверь на кухню. – Если усну, меня не будить.

– Слушаюсь, товарищ генерал-майор, – козырнул я.

Я пододвинул поближе к Вовке тарелку с котлетами.

– Ешь, не стесняйся. Домашние. Ленка сама делала.

– Спасибо. Давно домашнего не ел. Я ведь так и не женился. Кстати, а как ты живой-то оказался?

– А кто тебе сказал, что я умер?

– Тётка твоя.

– Тётка? – поперхнулся я. – Да ты что! Прямо так и сказала?

– Ну да. Я зашёл как-то к ней, когда освободился, насчёт тебя узнать. А она говорит, что тебя больше нет. Помер ты. И чтобы больше я к ней не приходил. Вот я все эти годы…

– Ничего себе, – удивился я, – вот это тётка, оказывается, была. Ну да Бог с ней. Ты давай рассказывай, как так получилось, что в деревне тебя похоронили…

– Ну а чего рассказывать, – проглотил котлету друг. – Брат мой там лежит.

– Э-э, погоди, – отодвигаю я котлеты от Вовки. – Я прекрасно знаю, что не было у тебя ни братьев, ни сестёр.

– Так ведь и я не знал об этом, – двигает Вовка поближе к себе тарелку с котлетами. – Меня ведь с зоны отпустили на похороны матери. Вот я и нашёл письмо, которое мать мне написала. Что есть у меня брат-близнец, который живёт в посёлке, что в семидесяти километрах от нашей деревни. Что родила она двойню, а так как прокормить двоих детишек ей не под силу, отдала одного в дом малютки. Сама уехала со мной в Васильевку, где её никто не знал. Вроде всё хотела братишку забрать, да зрение ей не давало. Ты же знаешь, что у матери со зрением плохо было. Почти не видела ничего. На ощупь ходила. Ну, а через несколько лет совсем ослепла. Я в школе учился, когда она ослепла… Ну, ты помнишь.

– Помню.

– Ну вот, как освободился я последний раз, сразу брата поехал искать. Домой даже не стал заезжать. Ну, а чего мне там. Нашёл я брата. Тоже жизнь у него не заладилась. Семьи нет. Работы нет. Пьет по-чёрному. В общем, в чём он был, так я его и увёз к себе. Подальше от алкашни. Документы только его прихватил. А больше и не было у него ничего. Всё пропил. Думаю, дома в чувство его приведу, а он возьми и помри той же ночью. Нашёл место, где умирать. Представляешь моё положение?

– Да уж, – вздохнул я.

– Ведь снова посадят, и не выйду я больше. Три ходки уже, поди докажи, что он сам. А как я объясню, что за клон у меня в доме? В общем, той же ночью уехал я обратно в посёлок, уже с документами брата. Ну, а брата нашли, видимо, и похоронили как меня. Несколько дней я прожил вместо брата. Замучался алкашню выгонять. Лезут и лезут. Несколько раз оконфузился со знакомыми. Я ведь не знаю там никого, а меня-то знают. Подозрения даже начались. Ну, думаю, ноги надо делать. Уехал я на Север. Там и жил больше двадцати лет. А тут здоровье стало подводить. Купил квартиру в вашем городе. Ну а дальше ты всё знаешь.

– Да-да, – пропел я, – сериальчик. Захочешь придумать такое, не придумаешь.

– Пойду я, – поднимается Вовка, – поздно уже.

– Да куда ты пойдешь в два часа ночи. Оставайся. Вон на диване ложись.

Вор

Я долго ворочался. Наконец вроде задремал. Проснулся я от щелчка дверного замка. Поднялся, прошёл до главной комнаты, где спал Вовка. Друга не было.

– Ты чего не спишь? – услышал я за спиной голос жены.

– Да Вовка чего-то ушёл. Чего ему не спалось!

– Как ушёл? – отталкивает меня жена и бежит к серванту.

У меня подкосились ноги.

– Егор, а где наши деньги? – начинает рыдать жена. – Ты кого привел? Где деньги? Семь лет откладывали на дачу… Звони в милицию… Звони, говорю, пока он далеко не убежал.

У меня потемнело в глазах.

Я очнулся от того, что кто-то смачивал мой лоб тряпкой. Конечно, это была жена.

– Напугал меня, – вытирает слёзы жена. – Помри ещё мне. Чего я одна-то делать буду. Бог с ними, с деньгами. Не жили богато, как говорится. Жаль, конечно, что у нас своей дачи не будет, а ведь так мечтали, что на пенсии на природе будем отдыхать.

В дверь позвонили.

– Кто это может быть в такую рань? – испугалась жена.

– Сейчас гляну, – поднимаюсь я с дивана.

За дверью стоял Вовка. Я отошёл в сторону, пропуская друга.

– Чего пришёл? – гаркнула супруга. – Мало взял, что ли? У Егора кошелек ещё в кармане.

– Простите, – протягивает друг свёрток с деньгами, – спросонок я… на автомате. Очнулся только на улице. Не хотел я. Простите ещё раз. Пойду я.

– Куда ты пойдёшь? – передаю я свёрток супруге. – Пойдём, чаем тебя напою.

Вовка проходит на кухню, пряча глаза.

– Вор я, Егор, – обжигает губы горячим чаем Вовка. – Я ведь на Севере полгода только пробыл. А так всё по городам разным. Гастролёр я, одиночка. И квартиру я здесь не покупал.

– Так ты что, весь вечер вчера мне врал?

– Ну не всё. Всё правда, кроме Севера. Ещё правда, что уже два года как я завязал. Полностью завязал. Веришь?

– Да верю, чего уж там. Если, конечно, забыть про наш свёрток. А здесь-то ты как оказался?

– К тебе на могилку приехал. А тут вдруг ты… Снял я квартиру на неделю, в том дворе, где мы встретились. Я ведь как хотел… У тебя на могилке побывать и на родину поехать. К матушке на могилку сходить, а там будь что будет.

– Так тебя же на родине сразу узнают. Там ведь наверняка остались те, кто тебя помнит.

– Да пусть узнают. Устал я, Егор.

– Хочешь на зоне умереть?

– Да кто там хочет умирать, скажешь тоже. Нет, конечно. Но выбора у меня нет…

– Пожил бы пока на съёмной. У тебя же документы в порядке.

– В порядке, – вытирает слёзы Вовка, – но к матери всё равно поеду. Сегодня и поеду. Ночами она мне снится. Да и завязал я… На что жить-то мне? Я ведь пенсию не получаю.

– Значит, только тюрьма?

– Да. Поговорю с матушкой, пройдусь по деревне и пойду сдаваться.

– Да уж, перспективка, – вздохнул я.

На кухню тихо вошла жена и положила свёрток на стол.

– Вот, – тихо говорит она.

– Что вот? – не понял я.

– У меня знакомая однушку продаёт, денег как раз хватит. Пусть покупает и живёт. Поживёшь, пропишешься, а там и работу тебе подыщем.

– Да вы что, ребята, не надо, – прерывисто задышал Вовка. – Не надо мне. Я уже всё решил… Ну зачем вы…

– Надо, Вовка, – смотрю я на жену влюблёнными глазами.

– Бери-бери, – вздыхает жена, – тебе нужнее.

– Бери, – двигаю я к Вовке свёрток. – А к матери твоей на нашей машине поедем. Вдвоем-то безопаснее будет.

– Ребята, – захлёбывается слезами Вовка, – какие же вы… Какие вы…

Встреча с прошлым

Наутро я застал Вовку на балконе, с полной пепельницей окурков.

– Ты чего, – спрашиваю, – ночью не спал, что ли?

– Не спалось, – отвечает. – О жизни прожитой думал. Детство наше вспоминал.

– Ну а чего вспоминать-то, – говорю. – Надо дальше жить. Давай-ка собираться потихоньку, и поедем, навестим твою матушку. За могилкой-то некому там приглядывать. Да и к брату твоему зайдём. Тоже, наверное, подправить там надо.

– Давай собираться. Думаю всё, куда деньги положить, чтобы не потерять.

– А ты чего, с собой, что ли, их надумал брать? Ну ты даёшь! Оставь пока Ленке на хранение, вечером вернёмся – заберёшь.

– А вдруг украдут? – хитро щурится Вовка.

– Я вам там бутерброды приготовила, – открывается дверь балкона. – Вы же не долго?

– Вечером вернёмся, – говорю. – В деревню ведь не будем заезжать. На кладбище заедем и назад.

– Вот и хорошо, – говорит Ленка, – а я пельмешек пока налеплю.

Всю дорогу, пока мы преодолевали пятьсот километров, Вовка молчал. Я не мешал ему, пусть подумает о прожитой жизни. Когда стали проезжать кладбище, друг очнулся:

– Не проскочи.

– Да помню я, – говорю, – сейчас заезд будет. А ты хоть помнишь, где могила-то находится у матери?

– Да вот думаю, найду ли, – вздыхает Вовка, – столько лет прошло. Всё изменилось.

– А вот я помню, где тебя похоронили.

Вовка криво улыбнулся.

– Вот заезд. Главное, чтобы не было никого. Постоим немного, не будем спешить.

– Хорошо, – останавливаю я машину за несколько метров до входа на кладбище. – Это тебе не город. Вряд ли здесь кто-то есть из живых.

Минут через десять мы вышли из машины и направились в сторону кладбища, не забывая смотреть по сторонам. Вовка так и не нашёл могилу матери. Бродил туда-сюда, но безрезультатно.

– Вроде вот здесь… Смотри, как кладбище разрослось. И деревьев этих не было. Да в этом лесу разве найдешь… Вроде в той стороне… И спросить не у кого.

– Ладно, – прервал я его бродилку, – пойдём к брату твоему. Он тут недалеко. Вон в той стороне. Я хорошо помню, как на кладбище заходишь, метров через двести бери левее…

Минут через десять мы остановились.

– Где-то здесь должна быть, – кручу я головой. Да вот же она…

Вовка вздрогнул и побледнел, взглянув на ухоженную могилку брата.

– Присматривает кто-то за ней, – вытирает он выступивший пот с лица. – Интересно, кто бы это мог быть?

– Значит, есть кому. Видишь, цветы ещё свежие. И на памятник не поскупились.

– Странно, – подходит ближе к могилке Вовка.

– Ничего странного, – положил я руку на плечо друга, – в деревнях люди совсем другие, не сравнить с городом. И за чужой могилкой могут присматривать, если видят, что некому.

– А вы кто? – раздался женский голос.

Мы одновременно вздрогнули и обернулись.

Удар

Недалеко от нас стояла красивая девушка лет двадцати и внимательно нас разглядывала.

– Я Скворцов Егор, – взглянул я на перепуганного Вовку, – родом я из этой деревни. А это мой друг… Родных мы приехали навестить. Давно не были.

– А вы что, отца моего знали? – хмурит брови девушка. – Почему вы здесь стоите?

– Другом он моим был, – начинаю я заикаться, глядя, как у Вовки лицо становится белее мела. – Неужели ты его дочка? А я и не знал, что у Вовки дочка есть. Мы дружили с твоим отцом. С садика дружили, потом я уехал.

– Мама мне рассказывала, что у папы был друг Егор. Значит, это вы и есть?

– Я и есть. Невероятно. Неужели у Вовки дочка есть? Когда он успел?