Том 2. Эфирный тракт
- Автор: Андрей Платонов
- Жанр: Русская классическая проза
- Дата выхода: 2011
Читать книгу "Том 2. Эфирный тракт"
Пролетарский Илья пророк
Ленинградский советский ученый профессор Мартенсен изобрел аэропланы, самопроизвольно льющие дождь на землю и делающие над пашней облака. Будущим летом предположено испытать эти аэропланы в крестьянских условиях. Аэропланы действуют посредством наэлектризованного песка.
Изучив все тексты сего дела, Шмаков положил свое заключение:
Ввиду сыпящегося из аэроплана песка, чем уменьшается добротность пахотных почв, признать отпуск аэроплана хутору Девьи Дубравы пока преждевременным, о чем и уведомить просителей.
Остаток трудового дня Шмаков истратил целиком и полностью на заполнение форм учета учетной работы, наслаждаясь графами и терминами государственного точного языка.
На пятый день службы Шмаков познакомился с заведующим административно-финансовым отделом земельного управления Степаном Ермиловичем Бормотовым.
Бормотов принял Шмакова спокойно, как чуждое интересам дела явление.
– Товарищ Бормотов, – обратился Шмаков, – у нас дело стоит: вы почту приказали отправлять два раза в месяц оказиями.
Бормотов молчал и подписывал ассигновки.
– Товарищ Бормотов, – повторил Иван Федотович, – у меня тут срочные бумажки, а отправлять почту будут через неделю чохом…
Бормотов нажал кнопку звонка, не глядя на Шмакова. Вошел испуганный пожилой человек и прищурился на Бормотова с почтительным и усиленным вниманием.
– Отнеси это в Ремесленную управу, – сказал Бормотов человеку. – Да позови мне какую-нибудь балерину из переписчиц.
Человек не осмелился ничего сказать и ушел. Вошла машинистка.
– Соня, – сказал ей Бормотов, не взирая на нее, а узнав по запаху и иным косвенным признакам. – Соня! Ты оперплан не переписала еще?
– Переписала, Степан Ермилыч! – ответила Соня. – Это операционный план? Ах, нет, не переписала!
– Ну вот, ты спроси сначала, а потом отвечай, а то – переписала!
– Вы про операционный спрашиваете, Степан Ермилыч?
– Ну да, не про опереточный! Оперплан и есть оперплан!
– Ах, я его сейчас только вдела в машинку!
– Вдела и держи там! – ответил Степан Ермилыч.
Туг Бормотов кончил подписывать ассигновки и заметил Шмакова.
Шмаков вновь рассказал ему про почту. Бормотов прослушал и ответил:
– А как же в Вавилоне акведуки строили? Хорошо ведь строили? – Хорошо! Прочно? – Прочно! А почта ведь там раз в полгода отправлялась, и не чаще! Что теперь мне скажешь? – Бормотов знающе улыбнулся и принялся подписывать подтверждения и напоминания.
Шмаков сразу утих от такого резона Бормотова и недоуменно вышел. По дороге он дышал сухим воздухом старой деловой бумаги и думал о том, что значит Ремесленная управа, которую упомянул Бормотов. Думал Шмаков и еще кое о чем, но о чем – неизвестно.
В дверях административно-финансового отдела спорили два человека. Каждый из них был особенный: один утлый, истощенный и несчастный, пьющий водку после получки, другой – полный благотворности жизни от сытой пищи и внутреннего порядка. Первый, тощий, свирепо убеждал второго, что это глина, держа в руке какой-то комочек. Другой, напротив, стоял за то, что это песчаный грунт и удовлетворялся этим.
– А почему? Ну почему песок? – пытал его тощий.
– А потому что сыпется, – резонно говорил тот, что поспокойнее. – Потому, что мукой пылит: ты дунь!
Тощий дунул – и что-то вышло.
– Ну? – спросил утлый человек.
– Что – ну? – сказал плотный. – Сыпется, значит песок!
– А ты плюнь, – догадался тощий.
Его недруг взял в свои руки комок неведомого грунта и смачно харкнул, уверенный в неразмочимой природе песка.
– Ну? – торжественно возгласил тощий. – Помни теперь! Тот помял и сразу согласился, чтобы не рушить равновесия чувств.
– Глина! Мажется, дребедень!..
Шмаков прослушал беседу друзей и, достигнув своего стола, сейчас же сел писать доклад начальнику управления – «О необходимости усиления внутренней дисциплины во вверенном Вам управлении», дабы пресечь неявный саботаж.
Но вскоре саботаж явился пред Шмаковым как узаконенное явление. Во вверенном Шмакову подотделе сидело сорок два человека, а работы было на пятерых; тогда Шмаков, испугавшись, донес рапортом, кому следовало, о необходимости сократить штат на тридцать семь единиц.
Но его вызвали сейчас же в местком и там заявили, что это недопустимо – профсоюз не позволит самодурствовать.
– А чего ж они будут делать? – спросил Шмаков, – им дела у нас нет!
– А пускай копаются, – сказал профсоюзник, – дай им старые архивы листовать, тебе-то што?
– А зачем их листовать? – допытывался Шмаков.
– А чтоб для истории материал в систематическом порядке лежал! – пояснил профработник.
– Верно ведь! – согласился Шмаков и успокоился, но все же донес по начальству, чтобы на душе покойней было.
– Эх ты, жамка! – сказал впоследствии Шмакову его начальник, – профтрепача послушал – ты работай, как гепеус, вот где умные люди!
Раз подходит к Шмакову секретарь управления и угощает его рассыпными папиросами.
– Покушайте, Иван Федотович! Новые: пять копеек сорок штук – градовского производства. Под названием «Красный Инок» – вот на мундштучке значится, – инвалиды делают!
Шмаков взял папиросу, хотя почти не курил из экономии, – только дарственным табаком баловался. Секретарь приник к Шмакову и пошептал вопрос:
– Вот вы из Москвы, Иван Федотович! Правда, что туда сорок вагонов в день мацы приходит, и то будто не хватает! Нюжли верно?
– Нет, Гаврил Гаврилович, – успокоил его Шмаков, – должно быть меньше. Маца не питательна – еврей любит жирную пищу, а мацу он в наказанье ест.
– Вот именно, я ж и говорю, Иван Федотович, а они не верят!
– Кто не верит?
– Да никто: ни Степан Ермилович, ни Петр Петрович, ни Алексей Палыч – никто не верит!