Живые люди

Лукьяновы

Девочка была забавная – сама маленькая, годика три наверное, а глазки узенькие и хитренькие-хитренькие. Без страдания и взрослости, как обычно у детдомовских. А уж Лукьянова повидала детдомовских – сколько домов объездила, сколько историй выслушала, сколько подарков надарила – непонятно только зачем: подарки сразу куда-то уносили, объясняя, что для дезинфекции, и больше их никто никогда не видел.

Чего искала Лукьянова? Искала своего ребенка? Смысл собственной жизни? Пятьдесят лет прожила, и сама как детдомовка: ни родни, ни друзей, ни профессии. Она гордо называла себя «сотрудник банка». Уборщицей работала. Работа, кстати, опасная, до нее двух уборщиц посадили – ну не могли они спокойно смотреть на денежные потоки.

Мать умерла давно, отца и не было никогда, одно отчество Вячеславовна – язык сломаешь: Антонина Вячеславовна. Короче – Лукьянова.

И вдруг захотела ребенка – вот так блажь какая: ребенка. Родить уже поздно да и не от кого, и денег нет: не Пугачева. Квартира, правда, есть. Однушка на выселках. Но своя. С небольшой кухней.

И стала искать, приглядываться, вспоминать – какую же она всегда хотела – ну конечно, девочку. Мужской пол на дух не выносила. И обязательно беленькую-беленькую, русоголовую и голубоглазую. И нате вам – черноволосая, смуглая и глазки-щелочки.

– Как тебя зовут? – спросила она хитрюгу.

– А тебя?

– Лукьянова. А тебя?

– Лукьянова.

– Ты тоже Лукьянова?

– Тоже Лукьянова.

– А имя?

– А твое?

Лукьянова запнулась – как это все произнести.

– Лукьянова, – сказала она беспомощно.

Хитрюга обрадовалась:

– Давай играть.

– Давай. Во что?

– Во что? – переспросила девочка.

Лукьянова вспотела. Не помнила ни одной игры.

– В прятки, – вспомнила она.

Девочка тут же исчезла. Спряталась. Еле нашли. Под тюками грязного белья.